Увлеченный своими неожиданными рассуждениями, – казалось, он чертил их на небе – Михов не заметил, как Станчев безуспешно пытался вытащить попавшуюся на крючок, но застрявшую в прибрежных камнях крупную рыбину.
– Первая, Миха, а ты небось задремал!
Михов огляделся – его удочка свалилась на сторону, леска трепетала на мелководье… Паршивый из меня рыбак, вздохнул он, спустился вниз и смело нырнул в водоворот… Ну дает, с восхищением подумал Станчев, шестьдесят пять стукнуло, а ныряет, как морж…
Грязные, утопающие в пене камни у берега оказались увитыми в воде корнями водорослей, и леска так запуталась, что немыслимо было сообразить, с какого конца к ней подступиться. Михов приплясывал, держась одной рукой за склонившуюся ветку, а над головой его трепетала белая рыбина, попавшаяся на крючок.
– Хватай ее, хватай, – командовал сверху Станчев, – леску потом распутывать будем…
Михов не слышал и продолжал сопротивляться, пока не выпустил из рук ветку и моментально не исчез в воронке водоворота. Через пару мгновений он вынырнул у противоположного берега и ухватился за камни.
– Не могу вытащить! – крикнул он неподвижно сидящему, как Будда, Станчеву, отчаянно жестикулируя.
– Зацепилась…
Станчев пальцем указывал на рыбу.
– Да не она, а леска зацепилась!
– Отцепи рыбу, – орал Станчев. – Рыбу!
Михов пожал плечами и снова нырнул… Лишь бы не захлебнулся, подумал Станчев, но свою буддистскую позу не переменил. Михов вынырнул и вновь попытался ухватиться за склонившуюся к воде ветку. Наконец это ему удалось, и операция по освобождению рыбы началась. Однако это оказалось непростым делом – приходилось действовать одной рукой, а рыбина вертелась и все время выскальзывала из его пальцев. Станчев понял, что одному Михову не справиться, спустился по крутому склону и вошел в воду со стороны скалы. Дно оказалось коварным, он неожиданно поскользнулся и, не найдя опоры, шлепнулся в воду. Течение быстро выбросило его на мелкое место, он встряхнул головой и кинулся на подмогу своему другу. Однако водоворот в центре водоема снова завертел его, и он почувствовал удар обо что-то мягкое. Это были ноги Михова.
И тут произошло нечто неожиданное. Вместо того, чтобы помочь друг другу, они принялись пихаться, толкаться, то выскакивая над поверхностью, то погружаясь, барахтаясь в упругой и властной воде омута. Сначала они не принимали всерьез свое шаловливое толковище, глотая воздух и выплескивая на голову другого упреки: эй, Коля, погоди… Миха, не мешай… даты сам мне мешаешь…
Тем не менее водоворот все настойчивее затягивал их, запутывал, заталкивал в самую пучину. Ко всему прочему их тела часто цеплялись друг за друга, сталкивались с неподозреваемой силой инерции… Утонем… – пронеслось почти одновременно в головах обоих, не вырвемся из этого трепещущего водного конуса.
Первым выкарабкался Михов, он вцепился старческими пальцами в каменистый берег. Глотнул воздуху и принялся следить за выныривавшей из воды головой Станчева, начальственно командуя: вправо… влево… цепляйся за скалу!
Еще мгновение и он бы ринулся на помощь, но Станчеву удалось ухватиться за выступ скалы, он принялся отплевываться и громко чихать. Они ошеломленно глядели друг на друга – их разделял водоворот, продолжавший рьяно всасывать воду, открывая свой алчный пуп. Вот тебе на – какой-то несчастный ручеек, а сколько шуму и треску…
– Ну как ты? – спросил Михов у повисшего на скале Станчева.
– Дай перевести дух…
– Бросить тебе что-нибудь?
– Что бросить?
– Какую-нибудь хворостину или ветку.
– Где ты возьмешь ветку?
– Где возьму ветку… – Михов огляделся, и в этот момент камень, за который он держался, сорвался, и пожилой человек снова плюхнулся в воду. Теперь они поменялись ролями – Станчев, вытаращившись, следил за Миховым и в свою очередь пытался направлять его действия: давай влево… наоборот, поддай вправо!.. к берегу греби, к берегу!..
Обессиленный Михов совсем сдал, движения стали вялыми, не хватало дыхания.
– Идиотская исто… – не успел произнести он, как глотнул воды, но тут же вынырнул и выплюнул воду. Ступней он нащупал что-то скользкое и холодное и подумал, что это уж, да с такой силой оттолкнулся ногой, что в несколько гребков оказался на мелком месте.
Как мальчик, вскочил на каменистый берег и бросился бежать к старому руслу реки.
Миха рехнулся, подумал висящий Станчев, сменив руку.
– Миха, эй, Миха!
Михов его не слышал. Бежал босиком по острым мелким камням, и только когда он закружил на месте, Станчев сообразил, что тот ищет ветку или сук.
В окрестностях ничего подобного не было и в помине. Валялся лишь мелкий сушняк, рос редкий камыш, да сухим блеском отливал на солнце чертополох… Ни деревца вокруг, так его… – пропыхтел Михов и в тот же момент наткнулся на канадский тополек, вздымавшийся ввысь посреди старого русла. Он потер ушибленное место и вцепился в молодой ствол. Однако тот не поддался ни на миллиметр.
Миха рехнулся, снова повторил про себя наблюдавший за ним Станчев и заорал, как пастух:
– Миха-а!
Михов услышал крик и подумал о худшем. Ринулся обратно и, только выбежав на берег, увидел, что Станчев продолжает висеть, зацепившись за скалу.
– Ничего нет! – прокричал он.
– Вижу.
– Что ты видишь?
– Что ничего нет.
Михов обежал водоем и приблизился к Станчеву.
– Отсюда будет удобнее.
Станчев уже здорово устал от своего пребывания в подвешенном состоянии.
– Отломай какую-нибудь ветку, человече!
– Верно, а где нож?
Он бросился к машине на поиски ножа, но не обнаружил его и неожиданно затрусил по склону холма над скалой. Станчев в недоумении вращал глазами. И пока он соображал, что задумал сотрудник Верховного суда, тот уже спускался вниз с удочкой в руках.
– Эврика, Коля… Держи!
– Ты закрепил стыки? – резонно спросил следователь. Он ухватился за удочку, однако продолжал держаться за скалу.
– Давай сюда, влево, – командовал пришедший в себя Михов. Они принялись считать вслух, и на счет «три» Станчев был извлечен на ровное место.
– Да-а-а, – протянул Михов, – даже и предположить не мог такого…
– Старики мы уже, Миха-а, – закончил какую-то ранее прерванную мысль Станчев.
– Из-за одной несчастной poisson[2] чуть не утопли, как котята…
– Из-за чего?
К Михову возвращалось чувство юмора, утерянное во время барахтанья в воде.
– Пуассон, говорю, – произнес он в нос, – франкоговорящая рыба.
– Пуассон, муассон – измочалила нас, как последних сосунков.
Станчев оглядел свои мокрые штаны, вытащил помятую пачку сигарет и разложил их просушиваться на солнце.
Вздремнув после обеда, они двинули вниз по течению на ловлю раков, оставив подвешенную белую
