Лена брела к дому в полной прострации. В троллейбус она сесть не решилась. Единственный вопрос сверлил мозг, долбил его острым клювом: как объяснить происходящее?! Лене вдруг показалось – она сходит с ума. Кровь прилила к голове, стало трудно дышать, окружающий мир заколебался, поплыл, ноги подкосились… Чувствуя, что вот-вот рухнет на пыльный асфальт, она присела на приступок перед витриной какого-то магазина. Все плыло перед глазами. «Наверное, я умираю», – безразлично подумала Лена и лишилась чувств.
Очнулась она от толчков. Открыла глаза. Кто-то тряс ее за плечо.
– Ай, сестра, зачем разлеглась? Перебрала маленько? Вставай, не то беда… Заметут!
Сознание медленно возвращалось к Лене. Она сонно открыла глаза. Рядом с ней на приступке сидел неопределенных лет гражданин довольно запущенного обличья, явный бомж. От гражданина исходил резкий, сложный запах, многокомпонентная смесь, которая включала в себя терпкий дух весьма несвежей одежды, аромат переработанного алкоголя, крепкие флюиды чеснока и селедки…
«Неужели и от меня так же пахнет?! – ужаснулась Лена. – Но почему, почему я ничего не ощущаю?! Вот его вонь чувствую очень даже прекрасно. И чего он здесь уселся?»
«Понятно чего, – прозвучал в сознании ехидный голосок, – на запах прилетел».
Заметив некоторый интерес к своей персоне, бомжик встрепенулся, ощерил рот, полный гнилых зубов:
– Оклемалась, сестра? – Он поднялся и оценивающе оглядел Лену, продолжавшую сидеть на приступке. – А ты откуда? Из дома, что ли, сбежала или, может, откинулась недавно? Жить, что ли, негде? На улице кемарить – последнее дело. Одета вроде чисто, и мордочка приятная. Тем хуже. Затащит малолетняя шпана в подворотню и начнет измываться. А скажи, сестра, может, у тебя какая-никакая купюрка завалялась? – В тоне бомжика появились заискивающие ноты.
Вначале Лена даже не поняла, о чем речь. Однако тут же сообразила: бомжик интересуется, есть ли у нее деньги?
– Зачем вам? – машинально спросила она.
– А бутылочку красненькой возьмем, – дружелюбно пояснил бомжик.
«Напиться, что ли? – мелькнула совершенно нелепая в другое время мысль. Лена даже оторопела от собственной смелости. – А что, это выход. Сначала напиться, а потом утопиться. Если уж клеятся такие вонючки, как этот урод, дальше, как говорится, идти некуда. И не в переносном, а в прямом смысле!»
Лена достала из сумочки, которую бомж, видимо, раньше не заметил, портмоне, извлекла купюру и протянула своему новому знакомому. Тот был явно изумлен.
– Так ты… э-э… вы?.. А может, две возьмем? – неожиданно сменил он тему.
Лена молча кивнула.
– Я мигом, – проникновенно произнес бомжик и исчез, словно унесенный волшебной силой.
И не успела наша героиня озаботиться судьбой опрометчиво отданной купюры (впрочем, подобные мелочи в столь роковой момент ее не занимали), как бомжик так же внезапно возник вновь, явившись, словно чертик из табакерки.
– Вот, – радостно сообщил он, потрясая в воздухе двумя объемистыми сосудами, украшенными блеклыми этикетками с неразборчивой надписью то ли «Агдам», то ли «Арарат», а может, и вовсе «Алазанская долина». – Пойдемте ко мне, сест… э-э… девушка. – И, засунув бутыли в холщовый мешок, бомжик уверенно зашагал вперед и быстро свернул в узкий проход между домами.
Лена покорно двинулась следом. В настоящий момент она находилась в таком состоянии, что, явись перед ней сатана и пригласи в преисподнюю, она, ни минуты не колеблясь, направилась бы за ним. Куда влечет ее новый знакомый и каковы будут последствия этого мероприятия, ей теперь было все равно.
Бомжик довольно быстро продвигался какими-то закоулками. Минут через десять они вышли к подъезду обычной пятиэтажной «хрущевки», возле которого на скамейке сидело несколько старушек. Бабки неодобрительно посмотрели на странную парочку и осуждающе закачали головами. Лена услышала вслед: «Такая молодая, а туда же!..» Однако в настоящий момент ей было наплевать на общественное мнение.
Новый знакомый почти бегом одолел несколько лестничных пролетов. Лене даже показалось: бомжик хочет скрыться от нее. Но вот он остановился перед обшарпанной дверью и осторожно постучал, даже скорее поскребся в нее. Дверь тотчас распахнулась, и бомжик обернулся к Лене:
– Заходи, – он вновь перешел на «ты».
Лена шагнула через порог жилища нового знакомого и чуть не сбила с ног крошечную старушонку.
– Кого это ты привел, Витюшка? – спросила карлица, впрочем, без особого интереса.
– Только познакомился, мамаша, – отозвался сопровождающий, – хорошая девушка, на кир денег дала, ну и вообще… Видно, что с бодуна. Подлечим, сей момент.
– В залу не веди, на кухню давайте.
Лена прошла вперед и остановилась перед дверным проемом, как она поняла, в «залу», вход куда был воспрещен. Пол совершенно пустой комнаты покрывал сплошной слой крупных краснобоких яблок. Только теперь Лена ощутила густой яблочный дух, стоящий в квартире. Кроме яблок, в комнате имелась только чудовищных размеров труба – геликон, висевшая на одной из стен. Сей музыкальный инструмент выглядел в данном месте совершенно нелепо, словно пресловутый рояль в кустах.
– Духовик я, – пояснил Витюшка, перехватив взгляд Лены. – В оркестре играл…
– Играл, играл… и доигрался, – заметила карлица с некоторым ехидством. Она семенила следом, подталкивая Лену в спину костлявым кулачком.
– Почему, мамаша, вы как бы насмешку строи-те? – обиженно спросил Витюшка. – Да еще при постороннем человеке…
– А потому, сыночка, что пропил ты свои способности. Никто тебя в приличный оркестр теперь уж не пригласит. Раньше хоть у гробов дудел, как архангел, а теперь православных хоронят без музыки, как, прости господи, жидов каких… Вот вся музыка твоя и вышла. Один «аршин»[2] в жизни и остался… О-хо-хо, горе мое!
– Опять вы, мамаша, завели… – плаксивым голосом произнес бывший музыкант.
– На моей шее сидишь, – резонно ответствовала карлица. – Кормлю, пою тебя, оглоеда… – В доказательство она довольно сильно хлопнула себя по цыплячьей шейке. – А ты водишь в дом кого попало.
В другое время Лена сгорела бы со стыда, а теперь ей было все равно. Равнодушно воспринимала она разгорающийся скандал. После уличного обморока все дальнейшие события происходили словно и не с ней.
Пришли на кухню. Витюшка извлек из ветхого шкафчика три граненых стакана весьма сомнительной чистоты, а карлица нарезала дольками пару яблок. Угощение было разложено на донельзя замызганной клеенке. С цирковой ловкостью Витюшка откупорил бутылку и разлил содержимое по стаканам, глянул искоса на Лену, лихо произнес: «За знакомство!» – и мгновенно опорожнил свой. Лена поступила так же, а карлица отпила лишь на треть. Отставив стакан в сторону, она с любопытством взглянула на Лену:
– Ты, девка, вроде из приличных. Работаешь или так… по миру ходишь.
– В библиотеке работаю.
– Культурная, значит. А чего не на службе?
– Зачем вы, мамаша, к ней пристаете? – вступился Витюшка. – Может, у нее горе какое или что.
Выпитый стакан дешевого вина произвел на Лену благоприятное действие. Ей вдруг стало легко и свободно. Голова наполнилась сладким туманом, напряжение спало, тяжелые мысли отлетели прочь. Лена впервые за весь день улыбнулась.
– С работы меня отпустили, – радостно сообщила она.
– Заболела, что ли? – не отставала карлица.
– Может быть, может быть… – Лена во весь голос рассмеялась.
– Ага, забрало! – развеселился и Витюшка. – Я же говорил: вмиг здоровье поправим.
– Что-то ты для культурной больно вонька, – скептически заметила карлица. – Кошками от тебя прет, будто в подвале ночуешь. Хотя одета чистенько.
При новом упоминании о проклятом запахе настроение у Лены вмиг изменилось. Слезы навернулись на глаза. С минуту она изо всех сил сдерживалась, но в конце концов разрыдалась.
