Креста не носишь…
Некрещеный, – подтвердил Сережа. – Родители не хотели, особенно отец. Он коммунистом был…
А батька твой, наверное, на войне погиб?
Откуда вы знаете? – удивился Сережа.
Если б знал, не спрашивал. А вообще догадаться нетрудно. Сколь много народу пало.
Лес неожиданно расступился, и впереди показались дощатые крыши деревеньки.
Вон твое Ширяево, – указал рукой возница. – Слезай и шагай туда, а мне в иную сторону нужно.
Сережа, наученный опытом, денег предлагать не стал, однако сказал «спасибо». Старец почему-то поморщился.
Ты по болотам осторожно ходи, – напоследок произнес он. – Да попусту зверье не губи. Ладно, прощевай. Возможно, еще увидимся.
Сережа слез с телеги, подхватил рюкзак и пошел в деревню.
Селение, в которое он попал, выглядело как десятки тысяч подобных ему: покосившиеся плетни, стародавние избы с маленькими подслеповатыми оконцами, крытые дранкой, а у тех, кто побогаче, толем. Торчали в небо колодезные журавли, плескались в луже утки, а на краю этой же лужи блаженно развалилась в грязи здоровенная свинья. Деревня прямо-таки утопала в буйно разросшихся травах. Лопухи достигали тропических размеров, полынь и лебеда стояли стеной, а заросли крапивы казались непроходимыми джунглями.
На единственной улице было пустынно, только вдали у колодца копошилась женская фигура. Вот она подняла ведра на коромысло и зашагала в сторону Сережи. Это была поселянка средних лет с загорелым лицом и выгоревшими добела волосами и бровями.
Не знаете ли, где мне можно увидеть Марию Воронкову? – поздоровавшись, поинтересовался юный путешественник.
А зачем она вам? – в свою очередь спросила поселянка.
Привет ей передать хотел от Григория Степановича Урыванцева.
Так это ж я и есть! – обрадовалась женщина. – Пошли ко мне в дом.
Она с видимой радостью приняла гостинцы от родича: полкило простеньких конфет-подушечек, столько же пиленого сахара и несколько катушек ниток. Особенно обрадовалась ниткам.
Не забывает братец, – с каким-то простодушным изумлением то и дело повторяла тетя Маруся. – Большой человек, а помнит. Дай ему бог здоровья!
Пока женщина перекладывала сверточки, Сережа осмотрелся. Обычная деревенская изба, очень чисто, пол застелен домоткаными половиками, на окнах горшки с геранью, в красном углу – иконы, на стенах застекленные рамки с пожелтевшими фотографиями многочисленной родни.
Одна живу, – пояснила тетя Маруся, перехватив изучающие взгляды Сережи. – Сам на фронте погиб, ребята выросли и разъехались. Старший, Колька, в Рязани на заводе работает, Василий – младшенький – в армии. Так, видать, век бобылкой и доскриплю.
Да вы же еще не старая, – заметил Сережа, – чего раньше времени себя хороните?
Пятидесяти нет, – отозвалась тетя Маруся. – Замуж рано вышла, в семнадцать первого родила… – Она вздохнула. – Война эта проклятая… А вы, значит, учительствуете под началом Гриши… Григория Степановича то есть, – поправилась она. – А сюда зачем пожаловали?
Сережа показал на ружье.
На охоту, значит… – Тетя Маруся внимательно посмотрела на Сережу. Взгляд ее построжал, и если не явное осуждение читалось в нем, то, во всяком случае, неодобрение. Однако тетя Маруся вслух своего отношения к охоте выражать не стала, только сообщила, что «сам», то есть муж, тоже одно время с ружьишком похаживал. То тетерку принесет, то утей, но после одного случая как отрезало.
После какого случая? – полюбопытствовал Сережа. Но женщина не стала вдаваться в подробности, а вместо этого спросила:
Когда дальше двинетесь?
Да прямо сейчас, – сказал Сережа. – Вы только расскажите, куда идти?
А чего спешить? Время уже обеденное, а на болота нужно идти спозаранку. Солнышко завтра встанет, и пойдете. Переночуете у меня…
Сережа засомневался. Ему немедленно хотелось отправиться в дальнейшие странствия, но тетя Маруся тоже проявила недюжинный напор.
И не думайте! – принялась убеждать она. – Пока соберетесь, выйдете да пехом, толком не зная дороги, потопаете, начнет темнеть. А по темени там ходить и вовсе никуда не годится. А завтра, с утречка, и отправитесь.
Сережа нехотя согласился с доводами тети Маруси. Он действительно несколько подустал.
Сейчас покормлю вас, а потом соснете часок-другой.
Да у меня есть чего покушать, – стеснительно произнес Сережа.
И не думайте про свое. Пришли в гости, пожалуйте к столу. Конечно, у нас разносолов не водится, но уж что бог послал, откушайте.
Сережа понял, что сопротивляться тете Марусе бесполезно, и уселся в углу горницы в ожидании обеда. Ему действительно очень захотелось есть. Скоро старинный круглый стол был застелен льняной скатертью, и на нее было выставлено угощение: дымящаяся вареная картошка, соленые огурцы, сметана, кринка с холодным молоком.
Может?.. – хозяйка большим и указательным пальцем изобразила рюмку, но Сережа сообщил, что вовсе не пьет, и заслужил одобрительный кивок. Нужно ли говорить, как все было вкусно! Молодец ел да похваливал. Потом он лениво побродил по просторному двору, по которому суетливо бегали куры под присмотром важного петуха ярчайшей расцветки. Петух неодобрительно смотрел на непрошеного гостя, и в его взгляде читалась явная агрессия.
Глаза слипались.
Вам в доме постелить или на сеновале? – спросила хозяйка, уловив его состояние.
Сережа предпочел сеновал, и как только его голова коснулась пухлой, как огромная котлета, подушки, он тут же погрузился в сладчайший сон. Рядом с ним устроился Валет.
Когда он вновь открыл глаза, уже наступил вечер. На сеновале было душно и так сильно пахло свежескошенными, сохнущими травами, что кружилась голова. Во рту было сухо, хотелось пить. Сережа вновь вышел на двор, умылся из позеленевшего медного рукомойника, а тут и хозяйка появилась.
Пожалуйте в горницу, – пригласила она. На столе стояла глиняная кружка с молочным киселем и лежал громадный ломоть хлеба домашней выпечки. Сережа даже не стал отнекиваться, рот наполнился слюной. Он откусил краюху. Хлеб был свежий, с легкой, приятной кислинкой.
Соседка сегодня хлебы пекла, дак я у нее каравай попросила взаймы.
Объедаю я вас…
Еще чего! – деланно возмутилась тетя Маруся. – Все свое, не покупное.
Нет, я тоже хочу угостить вас. – Сережа достал из рюкзака банку тушенки. – Вот, возьмите.
И не подумаю. Нет и нет! Вам самому пригодится. Там, на этих проклятых болотах, мало ли что может случиться. А если заплутаете? Местные, бывает, днями выбраться не могут. Нечистый водит. Поэтому мы туда ни ногой. Разве что зимой по клюкву. Да и делать там особо нечего. Вообще удивляюсь я на вас. Как человек не боится?
Да чего уж там страшного?
Мало того, что топи, так и эти… – Тетя Маруся осеклась и потупилась.
Кто такие «эти»? – спросил Сережа.
Ну… – после некоторого молчания отозвалась хозяйка. – Не знаю, как и сказать. Вы человек городской, грамотный… Смеяться будете.
Продолжайте, продолжайте…
Там, на болотах, живут разные… Как бы сказать… Нечисть, короче. Лесная и болотная.
Вы имеете в виду нечистую силу? – чуть заметно улыбнувшись, спросил Сережа.
Вот видите, уже смеетесь! – мгновенно среагировала тетя Маруся. В голосе ее прозвучала обида. – А смеяться, правду говорю, тут нечему. Издревле тут живем, деды, прадеды наши жили… И всегда строго наказывали: без надобности на болота не соваться. Я понимаю: времена не те. Вон электричество в избе.
