шею и плечо. Он зажимал рану ладонью, но кровь пробивалась между пальцев, капала на одежду и пол.
– Перевязать нужно! – воскликнула Лилька. Она бросилась на кухню и вскоре примчалась с бинтом, рулоном ваты и банкой с йодом. Некоторое время девушка неумело пыталась наложить повязку, пока ее не отстранил Никифор.
– Позвольте мне. – Он быстро и сноровисто обработал рану и перевязал ее.
Все это время Павел, словно кукла, сидел на полу и механически жевал свою добычу.
После того как повязка была наложена, таксист немного пришел в себя. Не переставая материться, он взглянул на своего обидчика.
– Я тебя убью! – визгливо произнес он. – Прикончу, гад!
Таксист стал осматриваться по сторонам в поисках оружия. На глаза ему попалась сабля, которой не так давно Бурышкин отбивался от Цараша. Он схватил ее и замахнулся на Павла. Тот как сидел на полу, так и продолжал сидеть, только повернулся в сторону раненого и злобно лязгнул зубами. Таксист в страхе отскочил в сторону.
– Погодите! Нельзя же так! Он не в себе! – закричал Бурышкин.
– А я в себе?! Он мне ухо откусил, падла! Кто мне ухо назад вернет?! Я этого так не оставлю!
Павел механически, словно замороженный, поднялся с пола и сделал шаг к таксисту, все еще сжимавшему в руке саблю.
– Есть хочу, – все так же тупо сказал он и посмотрел на свою жертву.
– Не подходи, гад! – завопил таксист, выставив перед собой оружие.
– Послушайте, Павел, – взмолился Никифор, – прекратите, прошу вас. Связать его нужно, – предложил он.
– Не связать, а убить, – заявил покусанный. – Прикончу гада, и в больницу. Может, ухо пришьют?
– Как же, пришьют, – захохотал Цараш. – Он же его сжевал.
– Ну, искусственное… Ой как болит. А может, он – того… Бешеный. Слюна вон так и капает… На человека даже не похож…
– Это не он! – закричала Лилька. – Вы посмотрите внимательно, это не он! Вглядитесь, я прошу, вглядитесь! Этот выше и худее. И лицо… Разве у Павлика такое лицо?! Это какое-то чудовище!
– Да он это, он! – хохотал Цараш. – Просто показал свое подлинное нутро. Нутро показал. Личину свою. Мерзкую харю. Людоед он. Лю-до-ед. Я же говорю: кровью заклятый. Забирайте его отсюда. Вы же за ним приехали. Или передумали? Не нравится. Чего молчишь, ведьма?
– Да он, бурундучок, – неожиданно произнесла шаманка. – Это правда. Но он не такой. Это вы его таким сделали. Теперь я все поняла.
– Чего ты, старая кляча, поняла? – насмешливо спросил Цараш.
– Поняла, что вы с ним сделали и зачем он вам нужен.
– Ну, так расскажи?
– Вы у него душу украли! Разве не так? Заманили сюда и украли. Высосали, пока он спал.
Карлик вроде бы чуть смутился. Свидетельством тому было красноречивое молчание. Он заходил по кругу, потом искоса взглянул на Катю:
– Может, и так. Но ты не сказала, зачем он нам.
– Тоже знаю. Пока он еще не живой и не мертвый. Никакой. Души нет, значит, пустой. Сам не знает, что делает, куда идет. Вы хотите заменить его собственную душу на другую, плохую. Которая будет заставлять его делать плохие дела. Те дела, что вам нужны. Вы его давно искали. Не его самого, а такого, как он. Ты правильно говоришь: кровью заклятый. Он знал, где кровь пролилась. Не он знал, душа его знала. А он думал – работа такая. Искать кровь. Кровь пролилась – он там. И не случайная кровь, а вами заказанная. Он уже был наполовину ваш. А теперь вы хотите, чтобы весь стал. И он будет ходить по земле и сеять зло. Для вашей пользы. Таких, как он, немало. Вы делаете. Нарочно. Время плохое, говорят, вредит кто-то. Вот такие, как вы, и вредят. Но я могу ему душу вернуть.
Цараш ехидно усмехнулся.
– Попробуй, ведьма. Попробуй… Ты, наверное, знаешь: на замену другую попросят.
На дворе стояла глубокая ночь. Мрак обступал проклятый дом со всех сторон, мрак царил и внутри его. И хотя просторное помещение было освещено, присутствующим казалось: в углах притаилась ожившая тьма и следит за ними тысячью глаз, выжидая момент, чтобы напасть и поглотить в своих недрах.
Все словно оцепенели. Тягостное молчание повисло в комнате. Никто не произносил ни слова. Связанный Павел лежал на диване и что-то чуть слышно бормотал. Таксист с перевязанной головой сидел в кресле и время от времени постанывал. Лилька, казалось, спала. Глаза ее были закрыты, но губы иногда шевелились, словно она молилась про себя. Цараш, словно собака, растянулся в кругу, положил головку на руки и неотрывно наблюдал за шаманкой, а сама она стояла, уставившись в одну точку, как видно, крепко задумавшись. Бурышкин ходил из угла в угол. Сейчас он хотел только одного – как можно быстрее уехать отсюда, но не знал – как это сделать, как вырваться из паутины, в которой он столь опрометчиво запутался. Что-то словно опутывало, держало, не давало сконцентрироваться. Паутина, истинная паутина…
– Послушай, чертенок, – обратилась Катя к Царашу, – хочешь на свободу?
– Ну, – тотчас вскинулся тот.
– Отведи меня к тем, которые высосали душу из парнишки.
– Как бы не так. Ты меня все равно отпустишь, а те накажут. Да, накажут. Пороть будут… Или еще чего похуже. Я посижу тут. Посмотрю… Посмотрю, как ты выкрутишься.
– Значит, не отведешь?
– Ни в коем разе. Сама ищи дорогу. Ты ведь как будто умеешь… Должна уметь. А, ведьма? Дорогу найдешь?
– Не знаю. Можно попробовать.
– Ну, так давай. А я посмотрю, как у тебя получится. Посмотрю, поучусь…
– Камлать буду, – ни к кому конкретно не обращаясь, сообщила шаманка. – Не знаю, получится ли… Далеко идти нужно, трудно будет…
– Это точно, – подтвердил Цараш. – Может, передумаешь? Езжай к себе домой, отдыхай, внуков, правнуков нянчи. А наше оставь нам. Чего ты лезешь не в свое дело? Кто тебя сюда звал? Этот, что ли? – Цараш ткнул пальчиком в сторону Бурышкина. – Так он сам… – Карлик не договорил, лишь ехидно усмехнулся.
– Камлать буду, – вновь, но на этот раз более твердо повторила Катя.
– Ну, смотри, ведьма. Как бы самой тебе не пропасть, – предостерег Цараш.
Катя стала готовиться к обряду. Она достала из сумки и надела свой кафтан, украшенный железными личинами, натянула на голову колпак, взяла в руки бубен и подошла к выходу из комнаты, потом оглядела присутствующих, слегка ударила в бубен и заговорила на незнакомом языке. Катя то бормотала непонятные слова, то заводила нечто вроде песни, а потом заговорила по-русски:
– Еду по огромной пустыне, – сообщила она. – Ни одного деревца в ней, ни одной травинки, только красный песок. Песок, песок… Кругом песок. А вдали горы.
– На чем ты едешь? – спросил Цараш.
– Не мешай! Еду, еду…
В помещении стало заметно жарче. Откуда-то повеяло сухим, тревожным запахом. Шаманка снова запела на непонятном языке. Раскаленный порыв ветра пронесся по комнате. Катя медленно ходила по помещению и потряхивала бубном.
– Ни еды, ни питья… – бормотала она, – солнце, солнце… Ох, тяжко! Новая пустыня, желтая…
Сколько прошло времени с начала камлания, никто с точностью не мог сказать. Может, час, может, день, может, год… Время вновь сжалось, как и в случае с таксистом. Изредка Катя прерывала свои непонятные причитания и бросала несколько фраз по-русски. Становилось ясно, что она продолжает идти по безводной степи, постепенно поднимаясь в гору.
– …Железная гора, железная гора… – шептали пересохшие губы шаманки. – Кости, кругом кости… Человечьи и лошадиные… А вот и спуск…
Бурышкин, как завороженный, следил за происходящим. Точно так же вел себя и Цараш. Остальные не
