теми свойствами, которые ей приписываются? И еще. Неплохо бы выяснить: как она попала в Соцгород?
16
«Вот я и разбогател», – мысленно в который уж раз повторял Скок. Он до сих пор пребывал в чрезвычайном возбуждении. Перед глазами стояла картина недавнего налета: пустынная улица, залитая ярчайшим солнцем, белое лицо и выкаченные глаза пожилого мужчины, кассирша, застывшая как соляной столб. Выстрел…
Скок стоял поодаль от печи и созерцал огненные языки, вырывавшиеся из ее жерла. Мысли его были далеко.
«Сколько денег я хапнул? – размышлял он. – Тысяч сто, сто пятьдесят… А может, двести? Нужно обязательно пересчитать». Ну ладно, пересчитает… И что потом? В этом-то и есть главная закавыка. Прогулять? Так поступило бы большинство его знакомых. В кабаках порезвиться… Поехать в Сочи… «У моря Черного, где ночи томные, вас ждет любовь», – возникли в голове строчки полузабытой песенки. Скок представил огромный зал, полный жующих и выпивающих людей. Пахнет вкусной едой, хорошим табаком и дорогими духами. Столик, за которым он сидит, уставлен бутылками с пестрыми этикетками. Тут же – икра, осетрина… Еще чего? Фантазии явно не хватало. Он был в классном ресторане всего два раза в жизни: один раз – в Москве, а другой – на юге, и воспоминаний явно не хватало. Тем более что оба раза он почти сразу напился, и все вокруг было вроде как в тумане. Музыка, конечно же… Цыгане или джаз. Сунул лабухам червонец, а в ответ: «Эту песню мы посвящаем нашему гостю Юрию Скокову, прибывшему к нам с далекого Урала». И вот уже несется над гомонящим залом, над головами жрущей, пьющей и ничего иного, кроме собственного бормотания, не слышащей публики: «Здесь под небом чужим я как гость нежеланный, слышу крик журавлей, улетающих вдаль…» И никому нет дела. Только вор выронит из глаз одинокую слезу, вздохнет угрюмо и опрокинет в себя разом фужер водки. Эх, забыть бы, забыть!..
Нет! Кабаки, конечно, вещь хорошая, но там быстро все промотаешь, будь у тебя хоть миллион. Домик купить? Чтоб абрикосы, персики и разная там хурма под окнами цвели. Вышел на крыльцо, потянулся… Напротив морская волна плещет, пляж сверкает, курортницы в купальниках гуляют. И чего дальше? Пройдет месяц, другой, а потом пойдут дожди… тоска нахлынет. Как можно без дела? Значит, опять по карманам тырить? Нет, с этим придется завязать. На кой черт карманы, когда денег и так выше крыши. Но чем заняться? Урюком на базаре торговать? Это не по нему. Как же их, бабки то есть, потратить? Эх, махнуть бы на Гаити. Да как туда попасть? Граница в нашем государстве на замке.
– Эй, Юрка?! – услышал Скок словно с другой планеты голос сталевара Степана Тимофеевича Галушко. – Хрена спишь?! Кончай мечтать, хватай лопату!
«Эх, чтоб тебя! – разозлился Скок. – Помечтать, гад, не даст! Лопата, лопата!.. Завтра же моей ноги здесь не будет!»
«Нет, погоди, – одернул внутренний голос. – Не торопись, пацан. Куда спешить. Прокатит шухер, тогда можно и линять».
После смены Скок некоторое время толкался на трамвайной остановке, не зная, в какую сторону ехать. Правильнее всего, конечно же, отправиться в общагу, но ему очень хотелось быть поближе к деньгам. И он решил двинуть на Карадырку, до которой – всего две остановки.
Когда Скок вышел из трамвая и направился в гору, стояла густая летняя ночь. Пахло скошенной травой и какой-то заводской химической вонью. Дорогу пересекли два ярких огонька.
«Кошка, – понял Скок. – Вот ведь не спится им. Бродят по ночам, прямо как я». Он усмехнулся своим мыслям.
Вот и знакомая перекошенная калитка. Надо бы поправить.
Скок прошел во двор, дернул дверь. Конечно же, не заперта. А если кто залезет? Брать тут, конечно, нечего, об этом все здешние знают, но если непрошеный гость пошарит в погребе, то внакладе, безусловно, не останется.
Воздух в комнатушке был наполнен густыми ароматами водочного перегара и кислой капусты. В темноте раздавался могучий храп матери. Скок запалил керосиновую лампу. Так и есть! Гуляла! На столе сохранились остатки пиршества. Пустая на три четверти бутылка водки и алюминиевая миска, на дне которой, среди водянистых волокон капусты, валялась хлебная корка. При виде хлеба Скок испытал приступ голода. Он пошарил на плите. Пусто. Даже картошки нема. На полке стояла кастрюля.
– О! – воскликнул Скок. В кастрюле лежал круг краковской колбасы и кусок жирного окорока. Видать, часть оставленных денег пошла на закупку продуктов.
Скок отломил кусок колбасы, отрезал краюху хлеба и стал с хрустом жевать. Чесночный дух пополз по комнатушке. Мать перестала храпеть и со свистом потянула носом.
– Кто тут? – хрипло спросила она.
– Я, мамаша, – откликнулся Скок.
– А, ты… Чего среди ночи болтаешься?
– Смену отработал.
– Есть, наверное, хочешь?
– Да я уже… Колбасу нашел… Ты не против?
– Жри на здоровье. На твои деньги куплена. Спасибо, что мать не забываешь. Кстати, откуда столько?
– Я, мамаша, сталеваром заделался.
– А-а, понятно. А поросят зачем притащил? Спер, что ли?
– Купил. Думал: может, зажаришь.
– С какой радости я с ними возиться должна?
– А где они?
– В сараюшке спят. Весь вечер тут визжали. Не знала, что с ними делать.
Мать поднялась с кровати и подошла к столу. На ней была необъятная ночная рубашка, под которой колыхались громадные груди. Она вылила в стакан остатки водки, залпом выпила ее, потом отломила колбасы и, чавкая, стала жевать ее.
– Еще водка есть? – спросил Скок.
– А то! – Она извлекла из угла бутылку и потрясла ею в воздухе. – Хочешь?
– Можно с устатку, – согласился Скок и налил себе полстакана.
– Значит, говоришь: сталь нынче варишь? – с затаенной насмешкой, как показалось Скоку, спросила мать.
– Точно, мамаша. А ты, похоже, сомневаешься?
– Да нет. Почему? Сталевары, я слышала, неплохо заколачивают.
Скок не ответил, чувствуя какой-то подвох.
– А сегодня, между прочим, кассиршу на «швейке» грабанули, – как ни в чем не бывало сообщила мать.
– Ты это к чему?
– Да так… Информирую.
– Когда это было?
– В первой половине дня, говорят.
– Интересно. И много хапнули?
– Говорят, много. И человека при этом убили.
– Да ну!
– Вот тебе и ну! Пристрелили, как собаку.
– И много их было?
– Кого?
– Да тех, кто грабил?
– Один как будто. А может, двое… Кто чего толкует.
– Ну расскажи, расскажи…
– Говорят: бухгалтерша утром поехала в банк за деньгами, на машине поехала… Ну так вот. Возвращается, а навстречу мужик. Страшный такой! И с пистолетом. Кричит… – тут мать задумалась. – Кричит что-то не по-русски. Но понятно. Деньги, мол, отдай. А деньги у шофера в руках. Он хлоп шофера.
