Английская дипломатия с самого начала отнеслась подозрительно к неожиданной готовности Японии выполнить свои союзнические обязательства. Английской дипломатии было ясно, что Япония использует войну в Европе лишь для того, чтобы укрепить свои империалистические позиции на Дальнем Востоке.
Англичане не ошиблись. Главной задачей Японии после захвата германских колоний стало использование европейской войны для экспансии в Китае. После захвата Киао-Чао и островов Япония фактически не принимала дальнейшего участия в войне против Германии, если не считать поставки России боеприпасов и военного снаряжения. При этом к современному вооружению в качестве принудительного ассортимента России навязывался всякий устарелый хлам.
Тем не менее русская дипломатия приветствовала присоединение Японии к Антанте: это давало некоторые дополнительные гарантии против японского нападения на дальневосточные владения России.
Выступление Турции. В первые же дни войны противные стороны Выступление начали борьбу за вовлечение в неё Турции. Из-за влияния на эту страну, как известно, уже давно шло ожесточённое состязание между Антантой и австро-германским блоком. Младотурецкое правительство склонялось к германской ориентации. Однако финансово-экономическая зависимость Турции от Антанты была всё-таки весьма велика. К тому же нетрудно было убедиться, что германская дипломатия лишь в целях маскировки заверяла, будто стремится к сохранению территориальной целостности Турции. По признанию германского министра иностранных дел Ягова, это должно было продолжаться лишь до тех пор, «пока мы не укрепимся в наших зонах и не будем готовы к аннексиям».
Турция в 1914 г. не могла ждать ничего доброго от победы ни той, ни другой из воюющих сторон. Антанта грозила её расчленить, Германия — превратить в своего вассала. Собственные же захватнические пантюркистские вожделения младотурок распространялись на русские и английские территории. Младотурки решили пойти на союз с Германией. Впрочем, решение принято было не без колебаний и не без борьбы. В младотурецком триумвирате Энвер и Талаат были германофилами, но Джема ль считался приверженцем Антанты. В конце концов 22 июля 1914 г. военный министр Энвер-паша без ведома большей части членов правительства заявил германскому послу о намерении Турции вступить с Германией в союз.
У посла Вангенгейма имелись сомнения насчёт целесообразности такого союза. Об этом он сообщил по телеграфу в Берлин. Но кайзер решил иначе. На полях телеграммы своего посла он написал: «Теоретически верно, но в настоящий момент неуместно. Теперь дело идёт о том, чтобы добыть каждую винтовку, которая может стрелять по славянам на Балканах на стороне Австро-Венгрии. Поэтому надо согласиться на турецко-болгарский союз с присоединением к нему Австро-Венгрии… Это всё же лучше, чем по теоретическим соображениям толкать Турцию на сторону Антанты».
2 августа 1914 г. был подписан германо-турецкий союзный договор. Суть его сводилась к следующему. Если Россия вмешается в австро-сербский конфликт и Германия выступит на стороне Австрии, Турция также обязана объявить войну России. Договор отдавал турецкую армию в полнейшее распоряжение Германии. Это предусматривалось статьёй 3 договора: «В случае войны германская военная миссия останется в распоряжении оттоманского правительства. Оттоманское правительство обеспечит осуществление действительного влияния и действительной власти этой миссии в операциях турецкой армии».
2 августа в Турции была объявлена мобилизация.
Тем не менее на другой день после подписания договора с Германией турецкое правительство опубликовало декларацию о своём нейтралитете. Этот акт объяснялся тем, что Турция в военном отношении была не подготовлена. «Мы объявили себя нейтральными только для того, чтобы выиграть время: мы ждали момента, когда наша мобилизация закончится, и мы сможем принять участие в войне», — писал впоследствии Джемаль-паша об истинных намерениях младотурецких вождей.
Характерно для нравов младотурецкой дипломатии, что, подписав союз с Германией, тот же Энвер повёл переговоры с русским послом и с военным агентом генералом Леонтьевым, предлагая им заключить союз против Германии. Энвер заявил Леонтьеву, что Турция питает к России самые дружественные чувства. Она-де не связана с Германией каким-либо союзным договором и, более того, готова предоставить свою армию в полное распоряжение России и направить её против любого врага по указанию из Петербурга. За это Энвер требовал возвращения Турции Эгейских островов и части болгарской Фракии. Сазонов с большим подозрением отнёсся к предложению Энвера. Он не доверял искренности младотурок и опасался толкнуть болгар в объятия Германии. В дальнейшем выяснилось, что, предлагая России союз, Энвер прибег к самому примитивному обману. На самом деле он лишь ждал прихода германских военных кораблей, прорвавшихся к проливам. По замыслу немцев и турок, эти корабли должны были изменить соотношение сил на Чёрном море и угрожать южнорусскому побережью. 10 августа «Гебен» и «Бреслау» вошли в Дарданеллы.
Турецкое правительство произвело фиктивную покупку этих кораблей. Антанта протестовала, но не слишком энергично, ибо боялась ускорить разрыв с Турцией. Военные приготовления России на кавказской границе требовали известного времени. На позицию английской дипломатии влияла также необходимость считаться с индийскими мусульманами, чтившими в лице султана своего халифа. Поэтому для английской дипломатии было важно, чтобы инициатива разрыва с Турцией исходила не от Англии. Турция не обратила внимания на протесты Антанты. На требование выслать германских офицеров великий визирь глубокомысленно ответил, что надо ещё «обдумать способ их высылки — сузим ли путём или на нейтральном судне». Германские офицеры остались в Турции. С появлением «Гебена» и «Бреслау» не только турецкая армия, но и флот оказались под командованием немцев.
Чтобы отсрочить, а быть может, и предотвратить выступление Турции, Сазонов предложил союзным державам гарантировать ей территориальную неприкосновенность. Кроме того, он проектировал вернуть Турции остров Лемнос. Он учитывал, что без существенных территориальных приобретений Турция не пойдёт на соглашение с Антантой. Это предложение натолкнулось на сопротивление английской дипломатии. Дорожа отношениями с Грецией, Грей отказался передать туркам Лемнос. Но гарантия территориальной неприкосновенности была Турции предложена, правда, только на случай покушений во время текущей войны. Однако этого оказалось недостаточно для того, чтобы Антанте удалось добиться соглашения с константинопольским правительством.
В начале сентября 1914 г. российское Министерство иностранных дел получило от разведки достоверные сведения об истинной позиции Турции. Из этих данных Антанте окончательно стал ясен действительный характер турецко-германских отношений.
8 сентября турецкое правительство сообщило всем державам, что оно приняло решение с 1 октября 1914 г. отменить режим капитуляций. Попытка Турции освободиться от империалистической кабалы привела к своеобразному дипломатическому результату. Послы всех держав немедленно вручили турецкому правительству тождественные ноты с протестом против «произвольной отмены капитуляций». Опасение лишиться без соответствующих компенсаций империалистических привилегий в Турции объединило против неё даже жесточайших врагов.
После вручения этих нот германская, дипломатия принялась убеждать турок, что для; них самое лучшее — скорее выполнить союзные обязательства и. начать войну. Тогда в отношении: стран Антанты вопрос, о капитуляциях отпадёт сам собой; с державами же Тройственного союза Турция всегда сможем договориться. Со своей стороны и дипломатия Антанты не отказывалась обсуждать вопрос о капитуляциях: лишь бы Турция обещала соблюдать нейтралитет. Переговоры о капитуляциях продолжались в течение всего сентября.
После поражения немцев, на Марне стало очевидно, что война затянется. Это привело к тому, что работа по вербовке союзников стала ещё более напряжённой. В октябре Германия предоставила Турции заём. При этом было условлено, что Турция вступит в войну тотчас же по получении части этих денег. Антанта всё это узнавала через русское правительство, разведка которого сумела добыть соответствующие достоверные данные.
Но многие члены турецкого правительства всё ещё не освободились от страха перед войной. В их числе был сам великий визирь. Поражение Германии на Марне и успехи русских войск в Галиции ещё более усиливали их опасения. Ввиду этого Энвер, в согласии с немецким командованием', решил поставить свою страну перед свершившимся фактом. 29 и 30 октября 1914 г. турецкий флот под командой, немецкого адмирала Сушона обстрелял Севастополь, Одессу, Феодосию и Новороссийск. В тот же день, 29 октября, русский посол в Константинополе получил предписание затребовать свои паспорта.
