Молитвы исцеляли или просто знание народной медицины, но монахи преуспели. Богатые вклады, далеко идущая слава – все это приумножало известность не только монастыря, но и города. Перед самой революцией побывал здесь знаменитый Бадмаев; хотя был он буддистом, но принят был настоятелем не просто как равный, а как первый среди них.
Монастырь процветал, богател, но помешал все тот же 1917 год. Монахов частью расстреляли, частью прогнали, обвинив в контрреволюции. Монастырь долгое время стоял пустым, ветшая и разрушаясь. Однако в середине двадцатых годов тут решено было организовать детскую колонию для беспризорных.
Своего Макаренко здесь не нашлось, заведующий и персонал прославились только воровством и диким обращением с воспитанниками. Среди наказаний было такое: воспитанники должны были сообща мочиться на провинившегося. Естественно, подобный способ перевоспитания не находил благодарного отклика в сердцах вчерашних беспризорников.
Посему в один прекрасный день директора зарезали, а колонию сожгли.
После этого закопченные стены на время обезлюдели. Но ненадолго. Вскорости здесь была организована тюрьма.
«Церкви и тюрьмы сровняем с землей мы», – пелось в революционной песне. Здесь то и другое было совмещено. В бывшем монастыре были крепкие стены, глубокие подвалы, и скоро по городу поползли слухи, что за этими стенами пребывают весьма известные личности. Шепотом называли фамилии.
Тюрьма довлела над городом. Попасть сюда работать считалось очень престижным. Хороший паек, в годы войны бронь, да и вообще привилегированное положение надзирателей и охранников делали службу в тюрьме желанной, но почти недоступной. Редкий горожанин (да и то благодаря протекции) мог получить тут место.
Однако в 56-м году тюрьму закрыли, и опять бывший монастырь остался без хозяина.
Но, как говорится, свято место пусто не бывает. И в начале шестидесятых годов здесь была организована вышеупомянутая лечебница.
Жители Тихореченска первое время недоумевали, для какой цели в маленьком городке учредили столь экстравагантное лечебное заведение. На кого рассчитано? Население здесь не страдало психическими расстройствами. Единственный городской дурачок Ионька был любим и почитаем именно потому, что считался уникумом. Маломерок, почти карлик, неопределенного возраста, совершенно лысый, но с густой, черной бородой и невероятно кривыми ногами, развлекался обычно тем, что подкрадывался сзади к какой- нибудь ядреной девке или молодухе и с воплем: «Я на тебе женюсь!» – пытался задрать ей юбку. Но так как, выслеживая очередную жертву, он страшно сопел, то бабоньки обычно успевали принять превентивные меры: одной рукой крепко держали юбку, а другой несильно били Ионьку по лысине.
– Ой-ой, невеста дерется! – кричал дурачок и с плачем убегал.
Подобным нападениям подверглась добрая половина взрослого женского населения. На него никто не обижался – ни жертвы, ни их мужья и кавалеры. Наоборот, для дамы или девицы считалось даже лестным подобное обхождение.
Про некрасивую женщину, случалось, говорили: «На нее даже Ионька не смотрит».
Однажды, правда, получился конфуз. Секретаря горкома партии Аркадия Борисовича Караваева только-только перевели в Тихореченск. До этого назначения он был директором крупного совхоза. Вместе с ним в город прибыла его жена – дородная вальяжная дама с замысловатой прической на голове. Прическа эта особенно поражала горожан. Она отдаленно напоминала потрясающие композиции в стиле рококо у кокетливых красавиц восемнадцатого века.
К Капитолине Александровне сразу же приклеилась кличка Первая Леди Ямайки. Кто придумал жене первого это нелепое, хотя и экзотическое прозвище, так и осталось неизвестным. Скорее всего какая-нибудь языкастая студентка ветеринарного техникума, но прилипла кличка накрепко.
Прошло несколько дней. К Первой Леди Ямайки стали уже привыкать, и тут она попалась на глаза Ионьке.
Дело было в июле, стояла страшная жара, на улицах было пустынно, и только у центрального универмага, который располагался в бывших торговых рядах братьев Кукушкиных, толпился народ. Универмаг был закрыт на обед, и публика ждала открытия.
Капитолина совершала обход торгового дома, когда он был пуст, чтобы никто не мешал выбрать нужный товар. Царственная дама вышла через служебный вход, сопровождаемая семенящей за ней директрисой универмага. Поискала глазами горкомовскую «Волгу», но машина стояла на противоположной стороне площади, шофер отогнал ее в тень. Пришлось «идти в народ». Недовольно поджав губы, Первая Леди Ямайки шествовала сквозь расступившуюся толпу.
В этот момент ее и узрел Ионька.
Сначала он замер, как кот, увидевший беспечно чирикающую птичку. Видно было, что он потрясен. И не столько прической и цветастым платьем Капитолины, сколько ее задом. Эта часть тела вызывала восхищение не только у малахольного Ионьки. Но дурачка она, по-видимому, ошеломила. Он доверчиво раскрыл мутные глаза и крадучись двинулся за дамой, не спуская взгляда с ее зада. При этом облизывался, а изо рта у него бежала струйка слюны.
Народ замер, предчувствуя недоброе. Все прекрасно знали, что последует дальше.
Дама походкой Клеопатры шла через площадь. Ионька подкрался вплотную, нагнулся и резким движением задрал подол платья Первой Леди.
Все ахнули. У присутствующих в толпе мужчин засверкали глаза. Женщины, которых у универмага было большинство, сначала стыдливо захихикали, потом захохотали во все горло. На жене Первого по случаю жары не было нижнего белья.
Ионька остолбенел, забыв даже произнести свою обычную фразу: «Я на тебе женюсь».
Первая Леди Ямайки резко повернулась, глаза ее готовы были вылезти из орбит. Рот беззвучно открывался и закрывался.
В следующий момент дама завизжала. Потом утверждали, что крик был слышен даже в самых отдаленных уголках города. Она бессмысленно всплескивала руками и голосила не переставая.
На крики прибежал перепуганный шофер. Он грубо оттолкнул обслюнявленного Ионьку, умело поправил на даме подол и потащил ее к машине.
Дурак сидел в пыли, рыдал и размазывал слюни и слезы по грязному лицу.
Народ оживленно начал обсуждать увиденное. Все веселились. Примерно спустя час на площадь въехала «скорая помощь». Оттуда вышли два молодца, подхватили бедного Ионьку, который давно забыл о содеянном, и поволокли в машину.
Рассказы о происшедшем мгновенно облетели весь город. Они обросли весьма живописными подробностями. Говорили, например, что Ионька пытался изнасиловать Капитолину прямо посреди площади, полностью раздел ее, но был остановлен самим первым секретарем, пришедшим на помощь супруге.
Дурачка все жалели, считая, что больше его не увидят. Однако примерно через неделю он снова бродил по городским улицам и приставал к женщинам.
Первая Леди Ямайки несколько дней не показывалась, но вскоре появилась как ни в чем не бывало. Лицо ее стало еще более неприступно. Теперь даму повсюду сопровождал горкомовский шофер. Однако, несмотря на происшедшее, а может быть, благодаря ему популярность Капитолины, особенно у мужской половины населения, значительно выросла.
Зачем такое многословное отступление от основной нити сюжета, скажет читатель. Возможно, он отчасти будет прав, однако эта сценка как нельзя лучше рисует нравы Тихореченска.
Вернемся все-таки к психиатрической лечебнице.
Психушка, как мы уже упоминали, возникла в бывшем монастыре в 1956 году. Вначале в старые стены приехали строители, причем не городские, и навели капитальный порядок.
Горожане первое время считали, что здесь снова будет тюрьма. Этим объяснялась некоторая таинственность, окружавшая реставрационные работы. Попытки городских мальчишек проникнуть туда строго пресекались. Вообще стройка тщательно охранялась. Но вскоре на загадочном объекте появились люди в белых халатах, и было объявлено, что в монастыре расположится больница. Долго не сообщали какая. И вдруг огорошили: дурдом!
Почти любое лечебное заведение пользуется в народе почтением. К этому же отношение двойственное. Страх и юмор переплелись в нем. Анекдоты о психах в достатке представлены в народном фольклоре, но
