— А еще была когда-то лично знакома со шпионом, — не упустил возможности поддеть меня Андрей. — Крыша — это… крыша. Лучше скажи, как там с едой? Может, помочь надо?
— Намек поняла, — отозвалась я. — Через полчаса все будет готово. Да и Мила, наверное, там, на кухне, уже одна соскучилась. Пойду включусь в процесс. А вы тут разберитесь со столом…
На самом деле это было самой трудной частью работы. Теоретически стол в комнате раскладывался, но на практике делать это категорически отказывался. Задумано все было чрезвычайно элегантно: небольшой круглый стол типа журнального, но чуть-чуть повыше, который легким движением руки превращался в овальный обеденный. Беда заключалась в том, что сработан этот уникум был в начале века и за свою долгую жизнь испытал множество всяких злоключений. Дерево то рассыхалось, то разбухало, то трескалось, то покрывалось пятнами неизвестного происхождения. Чтобы укротить стол, требовалось немало терпения и изобретательности. Но расстаться с ним было выше моих сил: он входил в коллекцию детских воспоминаний, да и приятно было эдак небрежно обронить в разговоре:
— Что вы хотите — карельская береза. Почти антиквариат.
Так что я оставила мужчин сражаться с «почти антиквариатом», а сама отправилась на кухню, где Мила, по моим представлениям, должна была закончить приготовление салата. Но меня ожидал сюрприз: нетронутые овощи лежали на кухонном столе, а Мила сидела над ними в позе скорбящей Мадонны и крайне неумело пыталась курить где-то добытую сигарету.
— Прекрати, — материнским тоном сказала я, отбирая у нее табачную палочку. — Курящая женщина, да будет тебе известно, все равно что падшая. Мужчины не любят, когда от дамы несет табаком, как от унтер-офицера.
— Но ты же куришь, — рассеянно отозвалась Мила.
Скрупулезно подмечено. Курю. Но другим тем не менее не советую, потому что привыкнуть к этой гадости — легче легкого, а вот избавиться от вредной привычки — мягко говоря, затруднительно.
— А ты не бери с меня дурных примеров, — посоветовала я. — Бери хорошие. И вообще с чего ты вдруг схватилась за сигарету?
— Да так… — неопределенно протянула Мила. — Я, кажется, закончила книгу.
— Так это же здорово! — восхитилась я. — Я бы колесом от радости ходила. Десять лет труда, это ведь не жук начихал на скатерть.
Мила смяла в пепельнице почти целую сигарету и снова вздохнула:
— А я думаю, что многое можно было бы написать по-другому. Добавить поэзии, ведь об екатерининском веке столько всего написано. А у меня документы и диалоги. Наверное, нормальным людям это будет скучно…
Я воззрилась на нее с неподдельным изумлением. Интересно, что она имеет в виду, когда говорит о «нормальных людях»? Если то же, что и я, например, то поэзия тут ни с какого боку не проходит.
— Не уверена, — сказала я. — Нормальные люди как раз поэзию не жалуют. Возьми Андрея. Или Павла.
Ответом мне послужил глубокий вздох и затянувшаяся пауза. После чего Мила так же невесело произнесла:
— И вообще я не думаю, что взялась за свое дело. Женщина-писательница…
Я подскочила как ужаленная. Мила случайно наступила мне на больную мозоль. Скептическое отношение мужчин к женскому творчеству вообще и интеллекту в частности я еще как-то могу стерпеть. Привыкла. Но когда такую же ахинею несет женщина, причем женщина безусловно талантливая… Воля ваша, тут никакой выдержки не хватит.
— Ты еще Ахматову вспомни, — ехидно посоветовала я. — Та тоже любила такие пассажи. Насчет женщин.
— То есть? — заинтересовалась Мила.
— А то и есть. Вспомни ее замечательное четверостишие: «Могла ли Биче, словно Дант, творить или Лаура жар любви восславить? Я научила женщин говорить, но, Боже, как их замолчать заставить?»
Мила улыбнулась:
— Оказывается, ты интересуешься поэзией?
— А ты думала — только детективами? — разозлилась я. — Представь себе, даже сама когда-то стихи писала. Если бы за это деньги платили, по сей день бы рифмовала с утра до вечера.
— Вот и для тебя все сводится к деньгам, — печально заметила Мила. — А я бы так хотела иногда посидеть до утра, почитать стихи, послушать, как их читают мне… Просто так. Поговорить…
У меня в голове смутно забрезжила догадка, но Мила не дала мне додумать до конца и поднесла пальцы к вискам:
— Извини, у меня так разболелась голова… — Я молча сняла часы и кольцо и встала у Милочки за спиной. К числу моих немногочисленных достоинств относится способность снимать боль: в голове, в шее, в спине. Когда-то знакомый экстрасенс научил меня делать пассы над головой страждущих и тем самым избавлять их от страданий. Пару раз мне действительно удалось снять приступ радикулита и высокое давление. Откуда-то у меня появились навыки мануальной терапии. Единственный человек, которому я не могу помочь, — это Галка. Она же, кстати, утверждает, что никакой я не мануальный терапевт, а обыкновенная шарлатанка. Но ведь другим помогает!
Помогло и Милочке: через несколько минут моих пассов она перестала держаться за виски и немного расслабилась. В этот момент на кухню заглянул Андрей — поинтересоваться, не собираемся ли мы уморить их голодом. Я отрапортовала, что ровно через десять минут кушать будет подано, и мысленно перекрестилась: если бы вместо Андрея сюда явился Павел, не миновать объяснений. А это Миле сейчас, похоже, меньше всего нужно.
— Поговорим попозже, если захочешь, — сказала я ей. — О стихах, о прозе, о странностях любви. А сейчас попудрись и вообще возьми себя в руки. Все образуется, вот увидишь. Ладно, пойдем ужинать. Иначе съедят нас с тобой сырыми — и будут правы. Пойдем.
Неудивительно, что ужин у нас получился не слишком веселым. Милочка сослалась на жуткую головную боль — это оправдывало плохое настроение, но не способствовало оживлению обстановки за столом. Павел, разумеется, глядел только на Милочку и, похоже, жалел, что не может волевым усилием забрать себе головную боль любимой женщины. Я то и дело вспоминала об утренней поездке и ломала голову, что же могло произойти с тетей Таней. Только Андрей, верный своему принципу переживать неприятности по мере их поступления, отдавал должное и еде, и питью, и даже рассказывал какие-то забавные истории из жизни шпионов. Забавные-то забавные, но не без страшилок, поэтому, когда вдруг зазвонил телефон, я невольно вздрогнула от неожиданности. А в следующую секунду меня буквально пронзила мысль о том, что звонит Масик — как и обещал утром. Сейчас мне только этого не хватало!
К счастью, я ошиблась: звонила моя подруга Галка, которая вроде бы не собиралась в ближайшее время появляться в Москве. Но это был приятный сюрприз.
— Ты надолго? — спросила я ее после первых радостных приветствий.
— На пару дней. Завтра все равно воскресенье, так мы решили хоть помыться по-человечески, в тепле. А в понедельник Тарасову нужно получить кое-какие документы. Давай повидаемся? Вы уже ездили за яблоками? А то можно завтра всем вместе…
— Ездить-то ездили, — пробурчала я. Настроение у меня сразу испортилось.
— Ты что скисла? — мгновенно врубилась в ситуацию Галка.
В чем, в чем, а в интуиции ей отказать невозможно.
— Тетя Таня куда-то подевалась, — без энтузиазма отозвалась я. — Ни ее, ни записки, ни ключа. А калитка не заперта и весь инвентарь по участку разбросан.
— Значит, с ней что-то случилось, — без колебаний заявила Галка. — Ты Ленке звонила?
— Звонила. Она сидит одна дома — сыночек с молодой женой в гостях, супруг, естественно, на работе. Сегодня я, кажется, уговорила ее не дергаться, но если до завтрашнего утра тетя Таня не объявится, Елена поедет на дачу.
— На чем? — тут же спросила Галка. Н-да, это мне вообще в голову не пришло. Избаловалась я за последнее время с Андреем: на метро езжу только в исключительных случаях, вроде вчерашнего. Елене, по-видимому, придется ехать на электричке. Машины в их семье как не было, так и нет: сын, Максим, на колеса еще не заработал, а муж Елены предпочитает ездить на такси. Мотивирует это тем, что бензин,
