некоторое время Татьяна успокоилась, но воспоминания о странном сне не давали ей сосредоточиться, все валилось из рук. Костер и в нем Стас стояли перед глазами.
17
В ту самую ночь, когда его матери приснился этот нелепый сон, Стас внезапно проснулся. Чем-то мохнатым и мягким провели по его лицу. Мальчик открыл глаза и увидел два зеленых огня прямо перед своим лицом. Это, конечно, был Мирон.
– Пойдем, – почтительно прошептал он, – хозяин зовет.
Стас бесшумно собрался, и они спустились в подземелье под домом. Мальчика всегда удивляло, что если по поверхности идти до Лиходеевки довольно долго, то подземными ходами до дома Асмодея совсем близко.
Мирон торопился, почти бежал по старинным кирпичам хода. Мальчик хорошо различал его в темноте. Кстати, умение видеть в темноте было одним из тайных знаний, которым обучил его старик.
В другое время Стас бы обязательно рассмеялся, глядя, как неуклюже ковыляет малютка домовой, но сейчас тревога Мирона передалась и ему.
Подземный ход вел прямо в дом старика. Их уже ждали. Старуха, не говоря ни слова, взяла мальчика за руку и провела к постели старика.
Асмодею явно было не по себе. Он тяжело дышал и был вроде бы в забытье.
Движение разбудило его, заставило очнуться. Он открыл глаза и посмотрел на мальчика. Старуха и домовой куда-то исчезли.
– А, Стас, – слабо сказал он, – пришел…
– Вы болеете? – спросил мальчик.
– Помираю я, – равнодушно сообщил старик.
Стас вздрогнул, ему вдруг стало неприятно и даже страшно. Никогда еще в его присутствии не умирал человек.
Довольно часто мать сообщала, что умер тот или иной больной у нее в отделении, но слова эти не производили на мальчика впечатление. Размышляя о смерти, Стас чувствовал, что не может представить, что когда-нибудь умрет сам. Это было настолько нелепо, что сознание отказывалось допустить такую возможность. Кроме того, в последнее время он наяву увидел, что в некоторых случаях смерть – это еще не конец существования. Живые мертвецы в подземельях не вызывали страха, только брезгливость. Не хотел бы он так кончить свои дни…
– А они могут думать? – как-то спросил мальчик у Асмодея.
– Какой там думать, – засмеялся старик, – бревно деревянное и то больше думает…
Мысли Стаса вернулись к старику.
– А что же с вами будет? – нерешительно промямлил он.
– Что будет? То же, что и со всеми, – так же равнодушно ответил старик. – Думаешь, что стану тухлым истуканом, как те, под землей? Ну уж нет!
– Но разве колдун может умереть?
– Все когда-нибудь кончается, – спокойно сказал старик. – Однако хватит о пустом. Времени у меня мало. Теперь ты будешь всему хозяин. Я тебе уже как-то говорил, что ты по происхождению – один из нас. Ты думаешь, случайно Мирон наткнулся на тебя? Нет и нет. Все шло своим чередом. Еще до твоего рождения мы знали о существовании твоей матери, сделали все, чтобы она поселилась здесь, и не просто в этом проклятом городишке, а именно на месте старого кладбища. Даже твоя болезнь, падучая, – знак, что ты отмечен. Раньше ее называли «святая болезнь», так-то вот!
Стас пораженно молчал.
– У этих мест должен быть хозяин. Пусть все порушено, но это только снаружи. Леса вокруг заповедные, глухие. Много в них разной нечисти гнездится. Кладбище хоть и снесено, но мертвецы все остались, а сила моя и знания мои все перейдут к тебе. Тайные книги опять же… Все твое. Конечно, ты еще мал. Но уверен я – станешь настоящим хозяином. Бабки эти советом и делом помогут, если что. Теперь они слушаться тебя будут беспрекословно. Ты для них царь и… – Старик замолчал, перевел дух: – Завтра в полночный час меня сожгут в лесу. Последняя церемония… – усмехнулся он.
Стас в страхе отпрянул.
– Не бойся, не бойся – так надо. А вместо поминок по мне нужно сделать так, чтобы дом этот чертов содрогнулся. И не так, как в первый раз, а по-настоящему, и ученых пугни, да покрепче!
Голос старика возвысился, он почти кричал:
– Дураков своих, физкультурника этого и остальных, тоже к делу привлеки, чтобы служили тебе верой- правдой, страшную клятву с них возьми.
Стас молча кивнул. Он плохо соображал, что происходит. Голова шла кругом.
– А теперь, – снова тихо сказал старик, – дай руку, отхожу я…
Стас машинально протянул ему потную ладошку. Старик схватил ее, и мальчик почувствовал, как страх пропал. И еще он ощутил, как из тела старика в его тело входит неведомая энергия, знание, которого он страшился и жаждал одновременно. Вокруг кровати замелькали какие-то тени, появились старухи и женщины средних лет, еще разные неизвестные странные существа – не то люди, не то призраки. Тут же в углу жались Володя Сыроватых, Олег и Кочубей.
– Он теперь ваш хозяин, – громко и отчетливо произнес старик. – Слушайтесь его во всем. Смотри мне в глаза, Стас!
Стас уставился в меркнущие глаза старика. Присутствующие затянули странную песню, в другое время Стас бы не понял ее слов, но теперь он впитывал ее древний смысл и вторил женщинам, произнося чудные ее слова.
Он чувствовал в себе непонятную, но чудовищную силу, мозг его стал на тысячу лет старше, странные и страшные знания отягощали его сознание, делали мудрым и вместе с тем старым. Стас ощущал, как слабеет старик. Глаза его мутнели, рука холодела, но он, не отрываясь, смотрел на мальчика. Зеленые свечи, которых в просторной комнате горели, видимо, сотни, освещали все кругом мертвенным, жутким светом. Женщины вдруг завыли. Завыли дико, как воют в лесу волки. Глаза старика блеснули в последний раз и погасли. Он был мертв.
Стас выпустил руку старика и выпрямился. Ему показалось, что он внезапно вырос. Присутствующие почтительно склонили головы перед ним.
– Король умер, да здравствует король, – сказал журналист Олег Горбатов. В словах его не было иронии, только безграничная преданность.
Не помнил Стас, как пришел домой, ведомый почтительным Мироном, как добрался до своей постели.
Сон, тяжелый, без сновидений, навалился на него.
18
В субботу утром Тарасов проснулся с одной мыслью – наконец-то выходной! «Отдохну, – думал он, – от всей этой фантасмагории. Выходной – святое дело. Никому не позволено осквернить его». Ночевал он по-прежнему в милицейском общежитии.
Размышляя о том, как проведет субботу и воскресенье, он нежился в постели.
Оказывается, и на казенных простынях можно неплохо выспаться.
Но тут раздался требовательный стук в дверь.
«Начинается», – досадливо поморщился майор, однако дверь открыл.
– Вас срочно к телефону, – сообщил дежурный.
Чертыхаясь, в спешке не попадая ногой в штанину брюк, путаясь в рукавах рубашки, Тарасов поспешно оделся.
Звонил Кулик.
– Я, конечно, извиняюсь… – начал он издалека.
– Не тяни, – хмуро бросил в трубку Тарасов.
– Этот попок, отец Авенир, пришел в себя и срочно хочет дать показания. Требует милицию. Так что приезжай в больницу.
– И на том спасибо. – Майор повесил трубку и отправился приводить себя в порядок.
Внизу его уже ждала служебная машина.
