особые характерные черты, которые в своем контексте слагаются в целое мировоззрение, действенную идеологию. Его главным идеологом является в настоящее время А. Розенберг, книга которого «Миф XX века» имеет распространение уже в 900 000 экз. и выражает собой, очевидно, господствующее в настоящее время мировоззрение и самочувствие немцев. Помимо своего литературного блеска и остроты, она заслуживает внимания именно как симптом духовного состояния, определяющего волю германства к гегемонии в мире. Именно в этом качестве она заслуживает самого серьезного внимания.
Розенберговский расизм есть философия истории, но, прежде всего, это есть религиозное мироощущение, которое должно быть понято в отношении к христианству. К существующим христианским исповеданиям – католичеству и протестантству (восточное православие здесь вовсе игнорируется, словно исторически как бы не существующее) – Розенберг относится с резкой критикой, которая, впрочем, применима и вообще к христианству. Прежде всего, в связи с крайним антисемитизмом, свойственным всему современному германизму, здесь утверждается полный разрыв Ветхого и Нового Завета, иудео-христианское происхождение нашей веры. Раз навсегда «должен быть отменен Ветхий Завет как религиозная книга». Чрез это отпадает неудавшаяся «попытка последнего полуторатысячелетия сделать нас евреями». (603). Соответственная расправа производится не только над книгами Ветхого Завета, но и с апостолом Павлом, который объявляется «Verfalscher des Evangeliums». (605). Поэтому «наши павловские (paulinische) церкви суть по существу не христианские, но порождение иудейско-сирийских стремлений апостолов». (605). Вместе с ветхозаветными корнями христианства упраздняется, конечно, и вся новозаветная догматика, «магия» таинств, как и иерархия (благодаря которой «церковь стоит выше Христа» (161) в папизме). «Иисус» есть один из религиозных вождей наряду с предшественниками Его в других религиях, как, очевидно, и последующими. Его учение подвергается критике и исправлению, будучи проверяемо с точки зрения его соответствия германскому духу, как высшему критерию, именно – «любовь в смысле смирения, милосердия, покорности и аскезы». Всем этим учением любви наносится ощутительный удар душе северной Европы. (155). «Не жертвенный агнец иудейских пророчеств, не распятый есть теперь действительный идеал, который светит нам из Евангелий. А если он не может светить, то и Евангелия умерли». (604).
«Старая сирийско-иудейско-восточная церковность сама себя развенчивает» (215); начиная с догматики, она вся должна быть пересмотрена и переменена в смысле германского христианства. «Идеал любви к ближнему должен быть безусловно подчинен идее национальной чести», и «никакое деяние немецкой церкви не может быть одобрено, если оно в первой линии не ведет к обеспечению народности». (608). Отвергается вообще абсолютный масштаб ценностей жизни, в частности отдельных человеческих личностей. (21). Соответственно этой общей переоценке христианства иначе воспринимается в расизме и самая личность Иисуса. 'Можно из Его изображений избирать различные черты. Его личность часто выступает мягкой и сострадательной, а потом снова резкой и суровой, всегда движимая внутренним огнем. В интересах властолюбивой римской церкви было выставлять подчиняющееся смирение как сущность Христа, чтобы получить себе возможно больше слуг, воспитываемых согласно этому «идеалу». Исправить это изображение есть дальнейшее неотложное требование немецкого движения к обновлению. Иисус является нам теперь как самосознающий господин (selbstbewu?ter Herr) в лучшем и высшем смысле слова. Его жизнь имеет значение для германцев, а не Его мучительное умирание… Могучий проповедник и гневающийся в храме, человек, который влек за собой и которому «все они» следовали, не жертвенный агнец еврейских пророчеств, не распятый есть для нас «das bildende Ideal, светящий нам из Евангелий». (604). «Любовь Иисуса Христа была любовью сознающего свое душевное благородство и свою сильную личность человека». Иисус жертвовал Собой «как господин, а не как раб». (622).
Неоднократно и по-разному повторяется утверждение, что «церковный Ягве (Иегова) теперь мертв, как и Вотан 1500 лет тому назад». (134). Происходит победная борьба нового мировоззрения со старым, и знаком нашей эпохи является «отвращение от безграничного абсолютного» (21), трансцендентных ценностей… «Таковой конечной целью является христианизация мира» и его спасение через новое пришествие Христа (подобной же целью является и мечта о «гуманизировании человечества»),
Христианством, исправленным и дополненным, освобожденным от груза всей христианской догматики, тайнодействия и иерархии, Розенберг готов наделить и «германскую» церковь нового типа, создание которой соответствует исканию северной расовой души (614-15) обрести «германскую религию будущего», «eine echte deutsche Kirche und eine einheitliche deutsche Volkskultur». (621). Это будет «новая религия народной чести», с «почитанием борющегося за честь народа солдата», это есть новое чувство жизни нового времени. Его пророком для Розенберга является Майстер Экхарт (наиболее пантеистический из всех немецких мистиков, однако здесь по-своему еще стилизованный) вместе с «закаленным в боях героем в стальном шлеме». Можно спросить себя, что же означает эта «честь», которая становится высшим критерием жизни, даже выше любви, ибо последняя допускается лишь в одной своей разновидности, как любовь к чести. Это трудно определимое понятие, которое почему-то соединяется с идеей свободы (очевидно, лишь для носителей этой чести), может быть понято как сознание своей единственности и превосходства, присущих «северной» расе. «Честь есть духовный центр северного германского запада». (152). «Честь и свобода суть в последнем счете не внешние свойства, но сверх- временные и сверхпространственные сущности» (218), некие духовные идеалы. Очевидно, здесь разумеется национальная гордость, расовое человекобожие, раса и кровь как высшая ценность. 'Теперь пробуждается
Человекобожие в расизме прежде всего отличается радикальным религиозным имманентизмом, соединяемым с отрицанием трансцендентных ценностей и оценок (для этого и оказывается пригодным, конечно, с особой еще стилизацией, Майстер Экхарт). Раса есть истинная реальность, помещающаяся между универсализмом и индивидуализмом, но их превосходящая собой. Оба они больны одной болезнью – интеллектуализмом. «Бог, которого мы чтим, не существовал бы, если бы не было нашей души и нашей крови» (701) – суждение, вполне достойное воинствующего человекобожия Фейербаха. Этому соответствует своеобразный расовый биологизм. «Каждая раса имеет свою душу» и осуществляет свой собственный
