Однако диагноз мне поставили незамедлительно. Дежурный лейтенант позвонил в психиатрический диспансер, довольно быстро приехали медбратья, и я очутился в местном дурдоме. Тут времени для раздумий было предостаточно. Нужно заметить, что мне показалось: будто я однажды уже пребывал в подобном месте. Это чувство возникло мимолетно и не вызвало никаких эмоций, однако факт оставался фактом: мне случалось находиться в похожем заведении. Где и когда, я не помнил, однако откуда-то из подсознания выплыли образы существ (именно существ, однако я не утверждаю, что это были не люди), облаченных в нечто абсолютно белоснежное, и вокруг все было стерильно-белым. К сожалению, в тамошних апартаментах все выглядело не совсем, вернее, совсем не так. Меня привезли в какой-то барак, или нечто вроде того, переодели в ветхую пижамку и указали на разболтанную кровать, гремевшую пружинами, словно расстроенное пианино. Но и это был пусть крошечный, но свой уголок. Укрывшись с головой серым засаленным одеялом, можно было попробовать разобраться в происходящем. Во-первых, кто я? Тот же вопрос мне задавал и врач, но конкретного ответа я, разумеется, дать не мог, поскольку и сам его не знал. Я слышал, что медперсонал величал заведующего отделением Сан Санычем, и сказал: меня зовут Сан Саныч. Поверили мне или нет, другой вопрос, однако в истории болезни написали: «Александр Александрович Александров». Нужно отметить, этот врач, Сан Саныч, сильно меня доставал. Не проходило и дня, чтобы он не вызывал меня в свой кабинет и не расспрашивал. Но что я мог ему рассказать?
Видений, подобных вокзальным, у меня больше не случалось. Вел я себя смирно, ни с кем не общался, да и в психиатрических больницах общение больных друг с другом – редкость, поскольку каждый занят исключительно своими мыслями. Лекарств мне не давали, уколов не ставили. Лишь зав. отделением Сан Саныч периодически привязывался с вопросами, типа: «Кто папа? Кто мама? Где родился? Где крестился?» Сан Саныч, похоже, подозревал, что я вовсе не тот, за кого себя выдаю. Возможно, он считал, что я – беглый преступник или дезертир, поскольку не раз заставлял раздеваться и искал на теле шрамы или татуировки. Однажды он решил для распознания моей истинной личности использовать гипноз. Сам он навыками гипноза не владел, поэтому пригласил на помощь своего коллегу, интересовавшегося этой темой и пытавшегося овладеть способностями гипнотизера. Обычно по ночам меня поднимали с постели, приводили в кабинет заведующего отделением и заставляли, не отрываясь, смотреть на мигавшую через равные промежутки синюю лампочку. Ничего у них не получалось. Я никак не желал впадать в транс. Синюю лампочку заменяли маятником метронома, пулей на ниточке, не помню, чем уж еще, однако ничего не получалось. Я таращился на всю эту чепуху и только зевал.
Однажды появился неизвестный мне кругленький человек с розовой лысинкой. Оба доктора, возившиеся со мной, величали его Борисом Наумовичем. Борис Наумович бегло осмотрел меня, потом поводил пухлой ладошкой перед моими глазами, и я почувствовал, что засыпаю. И почти сразу же ко мне пришел столь яркий и запоминающийся сон, подобных которому до сих пор видеть не доводилось.
Мне снилось, будто я нахожусь в совершенно ином, отличном от нашего времени, скорее всего, в Средневековье, однако Средневековье, несомненно, сказочное. Дальше последует этому подтверждение. Дело происходит летом в некой благодатной местности, типа горной долины. Посредине долины стоит маленький городок с кривыми узенькими улочками, базарной площадью с собором, ратушей и фонтаном, а на одном из пиков, нависавших над городком, расположился высокий замок. От ворот замка к городку змеится узкая, вымощенная булыжником дорога. Вот и весь пейзаж.
Я живу в городке, но я – не местный, а приехал сюда на турнир. Рыцарский турнир, который должен вот-вот состояться. Обитаю я на втором этаже местной гостиницы, называющейся «Черный рог». Мне также известно, что и замок на утесе называется так же, а хозяин в нем – граф Шварцгорн, тоже, значит, Черный рог. Именно он и является устроителем турнира. Комнатка у меня маленькая и низенькая, однако с телефоном. Да, не удивляйся, это же сон! Гостиница одновременно и трактир. На первом этаже имеется стойка с напитками, столы и музыкальный автомат. Здесь постоянно толкается местная молодежь, пьет пиво, слушает пластинки, а время от времени затевает драки. Как только я спускаюсь вниз, скажем, чтобы пообедать, какой-нибудь безусый юнец кричит мне:
– Эй, перец, ну как, готов к битве? Не надрищешь в кюлоты? Мы тут на тебя спорим. Мол, выдержишь первый тур или слетишь с кобылы?
Меня несколько коробит столь непочтительное отношение к моей персоне. Как-никак я – рыцарь, а значит, человек благородного звания. Иной раз мне хочется врезать по прыщавой роже, но я креплюсь. Негоже дворянину связываться с плебеем. Впрочем, грубые шутки простолюдинов меня не особенно задевают. Все мои мысли о будущем турнире.
Пообедав, я шатаюсь по городку, захожу в лавочки, где меня уже знают и добродушно приветствуют, прицениваюсь к разным, совершенно мне не нужным вещам, иногда покупаю какую-нибудь безделицу вроде швейцарского армейского перочинного ножа или порнографического журнала. Но чаще я отправляюсь на конюшню, где стоит моя гнедая красавица Сирена, проверяю, хорошо ли кобыла вычищена, взнуздываю, сажусь в седло и выезжаю за город, обычно на площадку, где вскоре состоится ристалище. Поле ровное, чуть поменьше футбольного, по краям обсажено колючим шиповником, в настоящее время густо покрытым алыми и белыми цветами. На одной стороне поля бригада плотников заканчивает ремонт изрядно обветшалых трибун. Я делаю несколько кругов вокруг поля, машу рукой смотрящим на меня плотникам, потом пускаю Сирену галопом. Кобылка моя молода и достаточно резва. Удовлетворенный, возвращаюсь в конюшню, сдаю Сирену мальчишке-конюху и возвращаюсь в «Черный рог». Денег у меня осталось немного, однако на пару кружек пива и порцию жареных колбасок пока хватает. А там, возможно, выиграю первый приз на турнире.
Я потягиваю холодный золотистый, как янтарь, напиток и без особого интереса смотрю в экран телевизора. Все то же самое: мелкие стычки между рыцарями-крестоносцами и маджахедами Саладина в Палестине; таможенная война между Бургундией и Брабантом; в английском парламенте обсуждаются меры, способствующие освобождению из австрийского плена короля Ричарда Львиное Сердце. А вот нечто поинтереснее пустой болтовни. В рамках всемирного форума боевых искусств состоялся рыцарский турнир в Андерлехте. Победителем признан герцог Бриан Питер Джордж Сент Джон Ле Баптист де ла Салле Эно. В туре соревнований, в ходе упорной борьбы герцог Эно одолел известного английского мастера барона Фрона де Бефа. Дальше шел синоптический прогноз, который предрекал теплую солнечную погоду. Все благоприятствовало предстоящему турниру, который должен бы состояться послезавтра.
Я допил пиво, поднялся к себе и стал начищать латы, которые и без того огнем горели на солнце. Испытываю два чувства: легкая, волнительная тревога от неопределенности и нетерпеливое ожидание предстоящего боя.
И вот роковой день настал. Раннее утро было пасмурным, и даже чуть-чуть капало, но потом распогодилось. Облака исчезли, засверкало солнце, легкий ветерок развевал стяги и вымпелы. К десяти часам трибуна на ристалище, казалось, прогибалась от сидящих на ней зрителей. Народ веселился напропалую. Пиво лилось рекой, мороженое и попкорн поглощались центнерами. В почетной ложе блистали нарядами и драгоценностями местные аристократки. Тут же присутствовал мэр городка. У стола, стоявшего перед въездом на ристалище, суетились судьи. Они осматривали оружие и доспехи участников, измеряли длину мечей и копий, проверяли толщину лат, но главное – руководили жеребьевкой.
В первом туре мне достался хорошо известный в рыцарских кругах, но особой опасности не представлявший граф Рошфор. Нам предстояло биться третьими, а первыми на ристалище выехали организатор турнира граф Шварцгорн и никому не известный рыцарь, заявленный в протоколе как «Рыцарь, лишенный наследства». По поводу этого несколько странного псевдонима на трибунах разразилось веселье. Со всех сторон слышались насмешливые возгласы: «Эй, проверьте, не баба ли этот рыцарь!» или «Кастратов с поля!» и даже «Шварцгорн, оторви ему яйца!»
Граф Шварцгорн выехал на поле на вороном жеребце и в черных доспехах, а «Лишенный наследства» на караковой кобыле, доспехи у него были самые обычные, а на щите красовался герб – вырванный с корнем дуб. Рыцари сошлись. Мощный удар копья графа выбил из седла «Лишенного наследства». Шварцгорн торжествующе потряс копьем…
«Чего он мне толкует? – раздраженно подумал Иван. – Шварцгорн… «Лишенный наследства»… Сон ему такой, видите ли, снился. Начитался Вальтера Скотта!» Он прекратил записывать измышления Шурика и задумался. А не теряет ли он время на этого странного человека? Что ему плетет Шурик? Ничего конкретного. Психбольница, гипноз, сны… А если он обыкновенный больной, сбежавший из психиатрической лечебницы? Речи его очень похожи на бред. И ничего мессианского в нем нет. А как же тогда рассматривать
