авеню и авеню Конституции, к памятнику Вашингтону. Его приветствовали полмиллиона жителей Вашингтона, которые вышли по этому случаю из магазинов, школ и контор. Руководство флота позаботилось о том, чтобы эта встреча стала величайшим праздником в честь победы. 2000 портретов Нимица было расклеено по всему городу. Девять кораблей ветеранов войны в Тихом океане, стояли на якоре на Потомаке открытые для посещения. Тысяча истребителей и бомбардировщиков пролетели над парадом; одна эскадрилья оставила после себя красные, белые и синие дымовые шлейфы. В колонне — здесь же были тягачи, тащившие взятые в плен японские самолеты, — шли части курсантов военно-морских училищ, морских пехотинцев, судовых фельдшеров, «спаров»[54], «уэйвз»[55], а также ветераны каждого военно-морского сражения — от Яванского моря до Окинавы.
Президент не разрешил Нимицу прибыть в Нью-Йорк на «Миссури», однако флот позаботился о том, чтобы адмирал получил достаточно похожее факсимильное изображение палубы «Миссури» как трибуны принимающего парад у памятника Вашингтону. Здесь адмирал произнес свою вторую за этот день речь. «Возможно, не так уж сложно предсказать, что нынешний момент будет рассматриваться историей не как окончание затяжного и принесшего много бед конфликта, — сказал он, — а как начало новой атомной эры».
От памятника Нимиц отправился в розовый сад Белого дома, где президент Трумэн вручил ему третью медаль «За выдающиеся заслуги»[56]. Вечером Нимица чествовали на ужине, на котором присутствовали крупные военачальники страны. Адмирал заметил: «Здесь есть все, что нужно для небольшой войны».
Утром следующего дня адмирал Нимиц посетил Военно-морское министерство, чтобы выразить уважение министру Форрестолу, а также выяснить, каковы планы министерства касательно его будущего. Адмирал сказал Форрестолу, что хотел бы стать преемником адмирала Кинга на посту командующего морскими операциями (КМО). Форрестол уважал Нимица как личность и ценил его как представителя флота, но назначить его на пост КМО — это было бы слишком. Он потратил на борьбу с Кингом полтора года, и теперь у него не было ни малейшего желания получить еще одного командующего, который мог бы оказаться менее тупым и неповоротливым, чем Кинг, но зато более упрямым в защите своих убеждений.
Форрестол сказал Нимицу, что, как он полагает, для Нимица было бы ошибкой занять пост командующего морскими операциями, так как в этом случае он рисковал бы потерять часть той репутации, которую он приобрел как удачливый командир. Он предложил адмиралу занять пост председателя Совета генералов или продолжать службу в звании главнокомандующего Тихоокеанским флотом. Нимиц ответил, что продолжает придерживаться своего первоначального выбора.
Форрестол попытался зайти с другой стороны. Он сказал, что, на его взгляд, существуют области, в которых адмирал Нимиц был бы несравненно полезнее флоту, чем будучи связанным рутиной такого изнурительного, требующего кропотливой работы поста, как командующий военными операциями. Нимиц ответил, что он полностью отдает себе отчет в том, как трудна может быть эта работа, но он все равно хочет получить ее и уверен, что может хорошо с ней справиться. Так как ни один из них не отступился от своего, разговор окончился вежливым тупиком.
Вечер того дня Нимиц провел с семьей, в квартире дочерей на Ку-стрит, 2222; они разговаривали и слушали симфонические записи. В течение следующих двух дней, субботы и воскресенья, он навещал старых друзей, большей частью военно-морских офицеров, и просил их, если представится возможность, замолвить за него словечко перед Форрестолом. Беседы с офицерами завершили переход Нимица от поддержки идеи объединения вооруженных сил, которую одобряли президент и армия, к ее резкому неприятию.
Объединение вооруженных сил Тихого океана по инициативе самого адмирала вызвало критику со стороны адмирала Тауэрса и генералов Ричардсона, Маршалла, Арнольда и некоторых других, но явно увенчалось безусловным успехом. Объединенные Центрально-Тихоокеанские вооруженные силы, в состав которых входили надводные средства, подводные, наземные войска и воздушные силы, ликвидировали опасность, угрожавшую коммуникационным линиям США — Австралия, захватывали базы на всем Тихом океане, изолировали Японию и, наконец, блокадой и бомбардировками принудили японцев к сдаче.
Нимиц успешно опробовал модель объединения. Почему бы не применить ее в масштабе всей страны? В декабре 1944 г. он фактически рекомендовал Объединенному комитету: «Я поддерживаю идею выдвижения единого министра вооруженных сил при полном устранении гражданских министров армии, флота и ВВС… Более целесообразно наличие единого министра вооруженных сил, который имел бы все полномочия и нес бы ответственность за издание директив».
Движение в сторону разделения вооруженных сил, наметившееся предшествующей весной, и вероятность того, что Макартур может присвоить ведущую стратегическую роль на Тихом океане, заставили Нимица пересмотреть свою точку зрения. Генерал не мог ни по достоинству оценить, ни понять стратегии Кинга — Нимица — стратегии пересечения центра. Если бы он взял в свои руки верховное командование, то он бы, вероятно, свел роль Тихоокеанского флота к прикрытию и поддержке. Для Нимица такая перспектива представляла главную опасность, которой было чревато всеобщее объединение. Всесильный, могущественный командующий, вероятно, будет представлять определенный род войск и понимать его функции лучше, чем все остальные, и таким образом оказывать ему поддержку — за счет общего равновесия. Будет лучше, решил Нимиц, если войска останутся разделенными; так они смогут исправлять ошибки друг друга. Как бы то ни было, зачем менять военную структуру, которая доказала свою эффективность, нанеся поражение Италии, Германии и Японии?
Утром 9 октября, во вторник, «группа Нимица» приземлилась в Нью-Йорке. В аэропорту Ла Гуарда прибывших приветствовал среди прочих коммандер Честер Нимиц-младший. Адмирала отвезли на машине по Ист-Ривер-райв в южный конец Манхэттена. Отсюда, сидя в открытом автомобиле, он возглавил мотоколонну ветеранов, которые получили орден Почета[57], сражаясь под его командованием. На Бродвее четыре миллиона нью-йоркцев приветствовали приезд адмирала. Другие жители города устроили настоящую снежную бурю, высыпав из окон зданий 274 тонны конфетти, серпантина и другой бумаги. «Я ошеломлен, — говорил Нимиц. — Думаю, мне это снится».
В Сити-Холле адмирал был гудком приглашен на «борт» огромной модели корабельного носа. Мэр города, Фиорелло Ла Гарда, приветствовал его и вручил ему золотую Почетную медаль города, а также удостоверение Почетного гражданина Нью-Йорка. Обращаясь к тридцати пяти тысячам человек, собравшимся в Сити-Холл-Плаза, Нимиц повторил свое заявление о необходимости поддерживать «достаточно сильный флот, чтобы быть уверенными в том, что мы будем жить в мире».
«Мы должны сделать неоспоримым — и сейчас, и в будущем — тот факт, что мирной жизни ничто не угрожает, — сказал он. — Мы обязаны быть сильными. Никогда больше мы не должны допускать опасность, которую навлекает слабость. Это наш долг перёд теми, кто сражался на войне, и перед молодыми — теми, кто взрослеет в наши дни».
После парада адмирал Нимиц, кавалеры Почетной медали и некоторые соученики адмирала по Военно-морской академий были приглашены мэром на фуршет. В тот вечер в танцевальном зале гостиницы «Уолдорф-Астория» две тысячи приглашенных (заплативших по 15 долларов за блюдо) чествовали адмирала. Нимиц, представленный гостям Нельсоном Рокфеллером, предварил свое серьезное выступление стихами, которые написал капитан флота Уильям Гордон Бичер — речь вымышленного моряка по имени Патси Маккой:
