лестнице, цепь жизненных неудач, яростные битвы прошлого — все исчезнет. Навсегда.
— Печалишься, Кавал? — донёсся еле слышный голос из тёмной галереи, и на балкон вышел крошечный человек в ореоле иссиня-чёрных волос и с густой бородой. — Ещё не поздно вступить в ряды мудрых. Извечная Звезда терпит вечно.
— Мастер Аг! — Кавал отвернулся от перил и поклонился адепту святилища так низко, что показал остриженный затылок. У адепта не было и признаков старости, но все отлично знали, что это самый старый из жителей Ирта. — Я лишь остановился почтить тех, кто почитает тайны небесные, — произнёс он.
— Тогда оставайся, Кавал. — Адепт был одет, как обычный работяга-служитель, в неброский серый комбинезон и чёрные матерчатые туфли. Он небрежно облокотился на перила балкона, которые были ему до плеча, и с восхищением поглядел на гиганта. — Оставайся и почитай с нами эти тайны небесные. Ты здесь был очень недолго, мы только-только успели узнать тебя. Оставайся.
— Нет. — Кавал коротко тряхнул головой. — Это было бы безнравственно с моей стороны.
— Верно, — согласился адепт, приподняв густые брови. — Ты накопил достаточно Чарма, чтобы подняться на Календарь Очей. И другие наверняка решат, что нежелание сделать это безнравственно. Но ведь никто из них не пошёл на такой риск, как ты, чтобы овладеть сокровищами Чарма. — Брови мастера опустились, глаза смотрели пронзительно, повелевающе. — Останься, Кавал, и дай им повод восхищаться.
— Восхищаться, мастер, или завидовать? Суровое лицо адепта смягчила улыбка, и он ответил обычным тихим голосом:
— Разве это не одно и то же? Что вызывает в нас восхищение, как не желание понять то, чего не можем достичь? Если подумать, восхищение — та же зависть, но на октаву выше.
— Мастер, перед вашей мудростью я чувствую себя ничтожным.
— То, что человек с таким невероятным Чармом, как у тебя, может быть так скромен, наполняет восхищением меня! — чуть слышно рассмеялся адепт, прислоняясь спиной к балюстраде. — Вот почему мне хотелось бы, чтобы ты ещё побыл среди нас.
— Я добыл свой Чарм не мудростью, мастер, как вы знаете. И было бы бесчестно с моей стороны притворяться.
— И это тоже правда, Кавал. Ты чародей — но чародей, знающий скромность и почитающий мудрость. Ты редкость. И мне будет грустно, если ты уйдёшь из нашего общества.
— Если бы я был всего лишь чародеем, мастер, у меня был бы соблазн остаться и пытаться овладеть мудростью вместе с вами. Но я — чародей из Дома Убийц — и бывший мастер оружия. Свой Чарм я заработал деяниями войн и интриг. Вы, конечно, это знаете. Но я сейчас говорю это ради себя самого, ибо не смею об этом забыть. Чарм слишком легко потерять. И чем больше Чарма, тем легче он ускользает. Если я утрачу Чарм, которым владею, Чарм, добытый мною с помощью чужих страданий, я знаю, что у меня не хватит мудрости остаться скромным. Я знаю, что обезумел бы, вспоминая всю пролитую кровь, которая позволила мне так далеко пройти. И потому лучше всего будет, если я возьму весь Чарм, что у меня есть, и использую его сейчас — пока он ещё есть, — чтобы подняться на Календарь Очей, войти в транс и соединиться с Извечной Звездой.
Адепт оттолкнулся от перил и поглядел на чародея внимательно и серьёзно.
— То, что ты говоришь, Кавал, — достойно. В этом мире форм Чарм трудно добыть, но легко потерять. Все мы, я в том числе, застываем в восхищении перед твоей силой. У тебя хватит Чарма для подъёма на Календарь Очей, куда мало кто из нас мог уйти. И не важно, как ты добыл свой Чарм. То, что у тебя хватает мудрости использовать его, чтобы вернуться к Извечной Звезде, доказывает, что ты его достоин. Любой другой использовал бы такое богатство, чтобы устроиться получше на Ирте. Ты же, истинный человек духа, желаешь Начала, истока всего творения. Я не стану более разубеждать тебя. — Адепт поклонился и отступил. — Ступай. Ирт поворачивается, и портал в Начало вскоре откроется.
Кавал ответил поклоном на поклон:
— Прощай, мастер Аг.
— Прощай, чародей Кавал.
Тонкий голос адепта не отозвался эхом от сводов галереи. Когда чародей поднял глаза, юркого коротышки уже не было.
Кавал задумался над словами адепта и снова отвернулся к громадным окнам вдоль всего зала. Небо посветлело, сеть звёзд висела в голубеющей тьме. «Может, надо было дождаться другого дня, чтобы быть уверенным, что я покончил с этим миром».
Эта мысль не казалась глубокой — Кавал отлично знал, что у него больше нет дел на Ирте. Уже больше сорока пяти тысяч дней он изнашивал своё тело. За это время он овладел всеми дисциплинами, тайными искусствами, боевыми секретами Дома Убийц, изучил чародейство и достиг опасного ранга мастера оружия самой почитаемой семьи Ирта. Каждый враг, восстававший против него и его господ, был сражён. И теперь Кавалу уже ничего этого не хотелось. А хотелось ему только изучать мудрость с мудрыми и на путях этой мудрости приобрести достаточно Чарма, чтобы взойти на Календарь Очей и пройти сквозь сияющий портал Извечной Звезды к Началу.
Кавал удовлетворённо кивнул. Он знал, что адепт прав. Не важно, как он добыл свой Чарм, но силу он приобрёл. Он выполнил все свои обязательства. Чарм принадлежал ему по закону, и Кавал мог поступать с ним, как ему захочется. А хотелось ему повернуться спиной к жестокому миру и вернуться в бесформие, в источник формы, в свет, который сиял из Начала.
Укрепившись в своём решении, Кавал оттолкнулся от перил и ушёл с балкона. По каменному коридору он прошёл к массивным бронзовым дверям, покрытым патиной времени. Десять тысяч дней прошло с тех пор, как открывал этот пилон некто, имеющий достаточно Чарма.
Простым движением руки Кавал распахнул металлические двери; они заскрипели, открываясь, раскаты эха покатились по каменным коридорам, лабиринту гротов и ярусам галерей великого зала. По всему святилищу в сердцах всех мудрых зажёгся огонь интереса и удивления.
За дверями ждала пахнущая плесенью тьма. Кавал щёлкнул пальцами, и воздух вокруг него загорелся голубым светом, озарившим покрытые селитрой стены — и люк. Он снова сделал жест рукой, истратив ещё крошечную долю Чарма, чтобы закрыть за собой массивные двери. Их лязг наполнил тяжёлые порталы и потряс каменные стены; с далёких потолков посыпались струйки каменной пыли.
Чародей навалился всей тяжестью на колесо люка, оно повернулось, с резким шипением открылось уплотнение клапана, рванулся наружу затхлый воздух. Резко ударил холод, но Кавал уже окутал себя теплом Чарма. Распахнув люк, он шагнул наружу.
Он оказался на склоне Календаря Очей. В лиловой тьме свет звёзд вырезал на небе зазубренный скалистый горизонт. Стены красного камня — коричневые в предрассветной мгле — вздымались над лазом, выпустившим Кавала в почти безвоздушные пространства на высшей точке Ирта.
Под звёздными дымами и знамёнами стратосферных облаков поднимались парапеты стен, но никого на них не было. Кавал, не наблюдаемый никем, покинул древнее святилище и полез вверх по гравийной осыпи, покрытой пятнами светящегося инея.
Защищённый Чармом, чародей поднялся по склону к подножию снежного пика, пылавшего в утреннем свете, как горящий уголь. Это была вершина Календаря Очей. На этой террасистой высоте зрение охватывало все времена, и можно было видеть до самых поздних пределов творения — или до самого его истока, до Начала.
И даже на этой высоте время уже было слоистым. Оглянувшись назад, Кавал увидел темпоральную мозаику святилища: пустое каменное поле, на котором призрачными складками вырастали леса строящихся стен, само уже построенное святилище, развалины, осыпающиеся струпьями, за ними — груды камней на пустом поле.
Кавал вернулся мыслью к восхождению. Голый щебень скрипел под сапогами, мишура с кисеёй вымпелами трепались в порывах ветра, срывавшегося с высот. Гребень горел красным под лучами солнца.
Боясь опоздать, чародей прибавил Чарма и пошёл по крутому склону так быстро, что галька вылетала из-под ног, словно от выстрелов, и успевала сверкнуть огоньком на солнце перед тем, как нырнуть за край тьмы. В один миг он преодолел безлесный склон и вошёл в сугробы синего снега, окружавшие мощную скалу вершины.
