Менестрель

необычно трогательное в этих словах, во внезапной несоответствующей ему уязвимости, которая, как подумалось Линет, промелькнула в глазах её собеседника. Напряжение между ними росло, наполняя воздух ожиданием. Она почувствовала, как сердце её стало биться сильнее. Этот стук гулко отдавался во всём теле Линет.

Она начала разворачивать свою лошадь. Его прикосновение горело на её коже, словно ожог от факела. Казалось, что воздух застыл.

— Тогда я поеду, — сказала Линет, понимая, что каждое мгновение, на которое она задержится, приведёт к тому, что ей будет намного труднее снова увидеть своего незнакомца. Мысль о том, что она никогда его больше не увидит, была невыносимой.

— Как Вас зовут, госпожа?

Линет пребывала в нерешительности. В соседней деревне все её знали. А имя «Линет» было не таким уж часто встречающимся.

— Мэри, — ответила она.

— Мэри, — медленно повторил незнакомец, словно пробуя имя на вкус.

— А Ваше имя? — спросила Линет.

— Меня знают под разными именами, Мэри, — ответил он, в этот раз произнося это имя, словно оно было чем-то очень вкусным.

— Нечестно разговаривать со мной загадками, — упрекнула она своего собеседника.

— Тогда зовите меня «Робином», — отозвался он.

— Я должна вернуться, — сказала Линет, только сейчас понимая, что солнце находится в зените. По крайней мере, она должна вернуться раньше охотников. Столкнуться с ними — этого ей хотелось меньше всего.

— Вы всё ещё должны мне урок, — заявил Робин.

Он был способным учеником. Теперь бывший солдат знал достаточно, чтобы сохранить за собой должность музыканта, пока он разучивает другие песни.

Вот если бы Робин чаще улыбался…

Линет обернулась и посмотрела ему в лицо. Сейчас он улыбался. По крайней мере, это была полуулыбка. Довольно сложно было описать, как именно его губы сложились по краям в такие маленькие изгибы. Но выражение глаз Робина было мягче, чем раньше, в них было меньше неприступности. Ей захотелось остаться и узнать, насколько доступными могут быть его глаза. Линет желала сесть рядом с ним и послушать о его приключениях, а также расспросить Робина о других странах.

Больше всего ей хотелось снова почувствовать на своей руке прикосновение огрубевшей кожи его руки.

Линет так отчаянно этого желала, что даже испугалась.

— Я должна ехать, — повторила она.

Робин ловко развернул свою лошадь так, что она загородила девушке путь.

— Не раньше, чем Вы пообещаете мне, что мы снова встретимся.

Линет попыталась объехать его, но лошадь, на которой Робин сидел, была проворней, чем это казалось возможным.

— Меня выпорют, — в отчаянии воскликнула «Мэри».

— И я убью любого, кто хотя бы попытается так поступить с Вами, — заявил её менестрель совсем не в духе бродячего музыканта. На самом деле, она почувствовала, как мурашки побежали по её спине. Он действительно имел в виду то, что сказал.

— Ну хорошо, — согласилась Линет. — Но только здесь. Прямо за теми ветвями есть пещера. — Она указала на огромный дуб, который, искривившись, рос на склоне холма. — Там.

— На рассвете?

— Да.

— Я прочешу всю округу, если Вы не придёте, — сказал Робин, нахмурившись.

И этому Линет тоже поверила.

— Прошу Вас, мне нужно сейчас же уехать.

Он повернул свою кобылу таким образом, чтобы «Мэри» смогла проехать.

— Благодарю Вас, — добавил менестрель, — за то, что беспокоились обо мне.

Голос его был робок, и в груди у Линет внезапно что-то кольнуло. Ни одна девушка раньше не беспокоилась обо мне. Что сделает Робин, когда узнает, кто на самом деле так беспокоился о нём? Подумает ли он, что был всего лишь развлечением?

Почему Линет не рассказала ему обо всём с самого начала? Да потому что менестрель сразу же уехал бы. И не было бы у неё этого последнего приключения.

Но какую цену им обоим, возможно, придётся заплатить за это?

Глава 5

Дункан не мог дождаться, когда наступит рассвет.

Он покинул бухту и отправился в деревню. Там молодой человек снова нашел постоялый двор для себя и корм для своей кобылы. После чего начал, как он надеялся, осторожные расспросы о девушке по имени Мэри.

К путешественнику относились с подозрением, пока он не предложил развлечь людей и рассказать сплетни из других концов страны в обмен на еду. Предложение было с радостью принято. Он вспомнил, что советовала ему Мэри, попытался улыбнуться и расслабить пальцы. Но это не помогло. Пьяные разговоры заглушали все звуки, но, несмотря на это, он держал в памяти тот факт, что, как-никак, он был менестрелем, развлекающим народ. Он надеялся, что людская молва о нем достигнет Клендена.

Когда Дункан отложил лютню, разговор заметно оживился. Он же был странником, а значит, у него были новости, которыми он мог поделиться. Что нового было в других деревнях? Бывал ли он в Лондоне? Видел ли нового короля? Слышал ли о новых налогах?

Он отвечал, как мог. Но не рассказывал, что сражался за Ланкастеров. Ведь то была северная Англия, в которой симпатии были на стороне Эдварда и Ричарда Йорков. Враждебные настроения в провинции, он знал, будут существовать ещё долго. Слишком много знати лишилось своих богатств, слишком много земель было отобрано. Уже ходили слухи об ещё одном восстании для свержения Генриха Тюдора.

Но Дункан знал, что страна была изнурена войной, и что Генрих был осведомлен о заговорщиках. Он не станет терпеть их козни долгое время.

Ничего из этого Дункан не сказал, зато рассказал о придворных сплетнях, браках и новых союзах. Многие обо всём этом уже слышали, даже если им не доводилось ужинать с королем.

— У нас туточки тоже невеста имеется, — сказал один из местных выпивох, становившийся все более разговорчивым пропорционально количеству выпитого. — Поговаривают, старшая дочка графа выходит замуж. Так что будет славная пирушка.

Кленден был как раз тем местом, куда Дункан направлялся до случайной встречи с лесной девой. Он слышал, там ожидаются гости, а для музыканта наличие гостей означает работу, и, хотелось бы надеяться, не на один вечер. Уортингтон хотел задержаться в этих краях достаточно долго для того, чтобы выяснить всё о леди среди домочадцев.

Но он всё откладывал визит в замок до встречи со своей леди в лесу. Дункан боялся, что если вдруг уедет, то уже никогда её не увидит.

Могла ли она быть служанкой у Клендена?

— У него есть ещё две девицы на выданье, — сказал другой постоялец. — Бог проклял графа, дав лишь дочерей и ни одного сына.

Две незамужние девицы.

— Они просто красотки, — присоединился к разговору ещё один. — Со старшей дело похуже будет. Она страшненькая. Зато приданое за ней дают большое.

Дункан слушал вполуха. Он знал, что ему следует выказывать больший интерес. Ведь ради таких вот