длинный.
– А теперь, прежде чем перевести вас в палату, мне нужно проверить все данные в вашей карточке. Итак, Чарли Мендес… Или можно просто Чарли?
– Да, конечно, просто Чарли.
Дилайла чуть не подавилась кофе. Это не может быть совпадением. В этом районе не может оказаться двух Чарли Мендесов. Швырнув стакан в мусорный бак, Дилайла дрожащей рукой отдернула занавеску.
– Простите, сюда нельзя, – запротестовала медсестра, возмущенно глядя на Дилайлу сквозь бифокальные очки.
– Дилайла!.. – удивленно воскликнул Чарли, пытаясь сесть на каталке. Его тело под одеждой было в нескольких местах заключено в гипс, стягивавший сломанные кости.
– Простите, вы знакомы? – спросила медсестра, регулируя каталку так, чтобы приподнять голову Чарли.
– Да, это моя… – он замолчал, подбирая слова, – …моя бывшая девушка. – Он попытался улыбнуться, хотя лицо его было покрыто синяками, ссадинами и пятнами болеутоляющей мази.
– Что ж, я, пожалуй, оставлю вас ненадолго, чтобы вы могли поговорить.
Медсестра коротко кивнула и, расправив халат, вышла из бокса, задернув занавеску.
Дилайла смотрела на Чарли и не верила своим глазам. Их отношения прошли полный круг: от больницы до больницы.
ГЛАВА 39
– Что с тобой случилось?
– Попал в аварию.
– Как?
– Возвращался с вечеринки сегодня утром. Потерял управление и врезался в витрину аптеки. Слава богу, на тротуаре никого не было, – рассказал Чарли и улыбнулся, надеясь на сострадание.
Но Дилайла не собиралась сострадать. Она подумала о своей маме. Той не повезло. Она
– Ты превысил скорость?
Чарли закрыл глаза и кивнул.
– Да, – еле слышно прошептал он.
Дилайла вздохнула.
– Ох, Чарли…
– Я знаю, я все знаю. Пожалуйста, не сердись на меня, Дилайла. Я этого не вынесу. После всего того, что случилось.
Он попытался протянуть к ней руку, но это движение было слишком болезненно для Чарли. Он уронил руку на тонкое одеяло с вышитой надписью «Св. Мария». На вид одеялу было лет пятьдесят.
И Чарли тоже.
– Я хотел позвонить, но не знал, где тебя искать, – сказал он и взглянул на нее светло-голубыми глазами, покрасневшими и мутными. – Почему ты ушла?
Дилайла оперлась о спинку кровати, крутя пальцами перламутровую пуговицу на пиджаке.
– Ты знаешь, почему.
– Из-за этого идиотского клуба сидячих танцоров?
– Нет.
– Тогда почему? Из-за Никки? – Он ждал ответа, но Дилайла молчала. – Между мной и Никки ничего нет. Мы лишь дурачимся, веселимся. Ты же меня знаешь.
Дилайла кивнула. Да, она его знает. Но он ее – нет. Вот в чем все дело.
– Тогда почему же? У тебя кто-то есть?
Это были лишь слова. Чарли ни на минуту не допускал мысли о сопернике.
Дилайла вздрогнула от неожиданности.
– О чем ты говоришь? – спросила она напряженно. Чарли заметил, что она явно смутилась. Нет, он не мог догадаться. Или мог?
– Кто он?
– Никто. У меня никого нет, – затараторила Дилайла. Почему она так дергается? Он никак не мог узнать о том, что она переспала с Сэмом. А даже если и узнал, какая разница? Она ведь не поэтому от него ушла.
Чарли пристально смотрел на нее. Вопреки ее уверениям волнение выдало Дилайлу. Он прав. У нее есть другой парень. Но кто? Чарли был потрясен. Это последнее, что он мог заподозрить. Дилайла не знает в Лондоне ни одного мужчины, кроме этого придурка, ее друга Сэма. Сэм. Не может быть… Чарли вспомнил ту сцену в ресторане, как она защищала Сэма, как побежала за ним под дождь. И все встало на свои места.
– Это Сэм, не правда ли?
– Конечно, нет, – ответила Дилайла и почувствовала, что заливается краской. Только этого не хватало!
Чарли в изумлении смотрел на Дилайлу. Как она могла предпочесть ему какого-то официанта? Что, черт возьми, творится?
– Ты в него влюбилась?
– Конечно, нет, – решительно возразила Дилайла. Слишком решительно. Кого она хочет убедить: себя или Чарли? – Послушай, у меня действительно никого нет. Нет никакого третьего. Дело только в нас двоих. – Она нежно коснулась его руки и понизила голос. – Мы просто не подходим друг другу.
Ну и ну! Это же его слова! Чарли сам вел себя именно так. Когда ему надоедала какая-нибудь девушка, он произносил именно эти прощальные слова. Но на сей раз они поменялись ролями. Он взглянул на Дилайлу и почувствовал, что его мужской гордости нанесен серьезный удар. Синяками покрыто вовсе не его тело, а его самолюбие.
– Но нам ведь было хорошо, правда?
– Да… первое время. Но потом все изменилось, Чарли.
– Что изменилось – я не понимаю. Что ты имеешь в виду?
– Твоих друзей, рестораны и вечеринки. Это все не для меня. Раньше я этого не знала, и поначалу было весело и необычно, а потом мне стало скучно. Скучно и одиноко. Я пыталась делать вид, что мне все это нравится. Я даже пробовала изменить себя – сменила прическу, стала по-другому одеваться… – Дилайла грустно улыбнулась, вспомнив свою фотографию в журнале. – Но в конце концов мне осточертело быть кем-то другим, а не самой собой.
– А какая ты на самом деле?
Дилайла вздохнула, встала со своего места и, подойдя к окну, выглянула на заполненную машинами улицу.
– Я простая девчонка из Брэдфорда, а вовсе не дочка богатой рок-звезды, как Поллен или Петал. У меня нет состояния, как у Никки, я не хочу становиться фотомоделью или актрисой и совсем не умею петь. У меня есть собака и йоркширский акцент. Я люблю растворимый кофе и песни Тома Джонса… – Она подышала на оконное стекло и, когда запотевшее пространство стало достаточно большим, по-детски старательно вывела на нем пальцем большую букву «Д».
Чарли сонно откинулся на подушку, его веки почти сомкнулись – начали действовать наркотики.
– Что значит эта буква «Д»? – тихо проговорил он.
Она помолчала, потом ответила:
– «Д» значит «Дилайла». – Потом повернулась к Чарли, глаза ее решительно сверкнули. – Потому что это я и есть – Дилайла.
Занавески раздвинулись, и в палату вошла симпатичная медсестра-ирландка с подносом в руках. Она вежливо улыбнулась Дилайле и перевела взгляд на Чарли. Ее лицо вспыхнуло. Она ожидала увидеть очередного женатого мужчину средних лет, отца двоих детей, а никак не тридцатилетнего красавца.
– Может быть, вы попросите свою гостью ненадолго выйти, мистер Мендес? – сказала она, указала на
