Ни одной прогулки.
Ни одного услышанного слова.
Ни одного интересного звука.
Зато никаких пределов и препон для воспоминаний.
Мелькнула птица в окошке, и он валился на топчан, чтобы всеми чувствами вернуться на сеновал фермы друга Ливингстона, и увидеть проломы в крыше того своего убежища, и ощутить трепет жаркого ожидания момента, когда появится Камилла.
Звезды, схваченные решеткой, возвращали его на Джоанну, на самый краешек ее косы, в быстро густеющие тропические сумерки, в тот самый момент, когда Камилла начинала улыбаться ему в ответ на посылаемые с помощью чудодейственного алмаза моления.
Можно себе представить, что случилось, когда он услышал звук открывающейся двери.
Не окошечка, кормящего надоевшей пшеничной кашей, а двери!
На пороге стоял, конечно, не Бог.
С несчастного капитана было довольно и лорда Белломонта.
— Сидите? — спросил его превосходительство у сидящего на топчане капитана. И было непонятно, намекает ли он на непочтительность капитанского поведения или просто напоминает ему его незавидный общественный статус.
— Сижу, — ответил Кидд, встав.
Белломонт брезгливо прошелся по камере, боясь чего-нибудь ненароком коснуться. Как будто предметы и стены здесь были заразные и от них можно было подхватить заключение в тюрьму. Сказано несколько кособоко, зато точно.
Кидд любовался лордом Белломонтом.
Он соскучился по людям, одна волосатая рука дважды в сутки в окошке — этого мало, чтобы чувствовать себя полноценным членом общества.
— Вы, наверное, удивитесь, но я пришел вас обрадовать.
— И это вам удалось. Я очень рад вас видеть, милорд.
Услышав эти с большим чувством произнесенные слова, его превосходительство подумал, что Кидд неисправим. Никакие перипетии судьбы ничему его не учат, а значит, и не научат.
— Я принес вам письмо.
— Письмо! — Капитан благоговейно затрясся.
Рука лорда юркнула под плащ и явилась на свет с большим конвертом.
Кидд, еще не прочитав надписи на нем, уже знал, от кого оно, и сердце его… в общем, понятно, что происходит с одиноким сердцем в такие моменты.
— Надеюсь, вы оцените ту бескорыстную и жертвенную любовь, которую проявляет по отношению к вам миссис Кидд. Только забота о вас, сравнимая по силе и нежности с материнской, могла продиктовать такое послание, как то, что вы станете сейчас читать, сэр.
Кидд стоял чуть на цыпочках, вытянув чуть скрюченные пальцы по направлению к письму.
Его превосходительство держал послание в черной перчатке и продолжал говорить:
— Надеюсь также, что вы оцените и тот риск, коему я подверг себя лично, пробираясь в камеру к государственному преступнику. Я пошел на то, чтобы прийти к вам, ибо мое сердце не камень (при этом слове Белломонт чуть поперхнулся), я понимаю, что вы тоже можете страдать.
Пальцы капитана впились тем временем в конверт. Рука в надушенной перчатке отдала конверт.
— Читайте внимательно, и советую вам как следует изучить все советы миссис Джонсон и следовать им, как библейским заповедям, сэр.
Хрустнула сургучная печать.
Шелестнул разворачиваемый лист.
«Рада возможности писать тебе.
Поблагодари нашего благодетеля и друга лорда Белломонта.
Прошу тебя запомнить несколько очень важных вещей. Запомнить и следовать им неукоснительно. Во имя нашего спасения и счастья.
Если тебя спросят судьи или какие-нибудь другие люди, тебе незнакомые, об алмазе, отвечай всегда одно: что ты алмаза никогда не видел, ничего о нем не знаешь и в плавание ходил не для того, чтобы его отыскать.
Помни это твердо и никогда не отступай от этих слов.
Если Тебя спросят в суде или частным порядком, откуда у тебя появился корабль «Приключение», отвечай, что он был куплен тобой для своих целей.
Если судьи усомнятся относительно того, что у тебя могли быть такие деньги, говори, что дала жена. Она богата, для того ты на ней и женился, чтобы ее деньгами пользоваться».
— Но это неправда! Я не для того женился, чтобы пользоваться деньгами! — воскликнул Кидд.
Лорд Белломонт кивнул:
— Ваша супруга знает, что не затем. Ливингстон знает, ваш друг. Я знаю, наконец. Зачем вам нужно, чтобы об этом знали еще и судьи, эти чужие вам, черствые люди?
Капитан отрицательно покачал головой:
— Я не смогу этого сказать.
Его превосходительство поморщился:
— Сама миссис Джонсон просит вас это сделать ради пользы дела.
— Нет, не могу. Извините, милорд, никак. Мне кажется, что если я это сделаю, даже в шутку, даже ради пользы дела, с моей любовью что-то произойдет. Она…
Слушать рассуждения о любви было выше сил лорда, он махнул перчаткой.
— Черт с вами, этого можете не говорить, но зато остальное чтобы дословно.
— Можете не волноваться, у меня очень хорошая память.
— Там еще кое-что есть. Читайте.
«Если тебя спросят, не было ли у тебя стандартного каперского свидетельства, подписанного лордом Адмиралтейства, говори, что не было и ты даже не знаешь, как оно выглядело».
— Сказать по правде, я так толком и не рассмотрел его.
Белломонт отвернул лицо к стене, чтобы скрыть появившуюся на лице гримасу.
«Если тебя спросят, не был ли тебе выдан особый королевский декрет, дающий тебе право арестовывать все пиратские суда в любой части света и подписанный самим королем, отвечай, что никакого декрета у тебя не было и в руках ты его не держал».
— Он пропал. Ливингстон считает, что его украл мой друг Базир, но я уверен, что он ошибается.
— Он не пропал. Он находится у посла Великого Могола, и если этот декрет будет предъявлен… Читайте дальше.
«Если тебя спросят об особом письме премьер-министра, дающем право тебе, как капитану „Приключения“, оставлять на борту корабля всю добычу, полученную в результате твоих действий, отвечай, что такого письма у тебя не было.
Обо всем прочем говори правду.
О том, что ты убил канонира Мура.
О том, что ты захватил судно под названием «Рупарель».
О том, что ты захватил судно под названием «Кедахский купец».
В конце ты должен признать, что к моменту, когда захватывал эти суда, ты знал, что война между Англией и Францией закончена.
Если досужие люди станут тебе подсказывать, что ты имел право захватить «Рупарель» и «Кедахского купца», потому что они следовали под французскими флагами и с французскими документами, не верь им.
Не верь и тем, кто станет утверждать, что условия мирного договора между Англией и Францией стали действительны для морей южнее экватора только с марта 1698 года, а стало быть, ты имел право на захват.
Все эти советчики мечтают только об одном — запутать тебя и погубить.
Делай так, как я написала тебе в этом письме, и мы рано или поздно будем счастливы.
