сияние. Остин подумал, что «Онслоу» может взорваться, и приказал повернуть влево, чтобы обойти его.
Через несколько мгновений он заметил, что флагман поворачивает вправо. Артиллеристы «Хиппера» немедленно перенесли огонь, и 203-мм снаряды с угрожающим постоянством начали падать вокруг «Оруэлла». Остин приказал поставить дымовую завесу, чтобы прикрыть «Онслоу».
Одновременно ему пришлось решать, что же делать дальше. Так как «Онслоу» вышел из строя, то главной целью «Хиппера» станет «Оруэлл». Кроме того, лишь эсминец Остина в данный момент мог удержать крейсер от нападения на конвой.
Принять решение следовало немедленно. Если он попытается атаковать торпедами немецкий корабль, атака, скорее всего, закончится гибелью эсминца, благодаря подавляющему превосходству «Хиппера» в огневой мощи. Атаковать? Или лучше отвернуть и прикрыть поврежденный «Онслоу»? Но в этом случае «Хиппер» сможет свободно атаковать конвой.
Перед Остином стоял тяжелый выбор, и его решение могло привести к гибели корабля со всем экипажем.
Но тут он увидел, что расплывчатый силуэт «Хиппера» снова меняет размеры. В тот же момент перестали падать снаряды. Немцы сами приняли за него решение. «Хиппер» повернул и пошел на восток, скрывшись во мраке налетевшего снежного шквала. Остин с облегчением повернул «Оруэлл» назад и пошел к горящему эсминцу.
На мостике «Онслоу» все еще командовал Шербрук, упорно утверждавший, что может оставаться здесь.
«Я боюсь, что большая часть расчетов орудий А и В погибла, сэр».
«Хиппер» перенес огонь на «Оруэлл».
«Примите рапорт из машинного отделения о повреждениях».
«Вам нужна помощь, сэр. Я послал за санитаром».
«Нет-нет, я могу видеть, — возразил Шербрук. — Где «Обидиент»?»
«Примерно в 5 милях к югу от нас, сэр. «Оруэлл» присоединился к нам».
«Хорошо. В одиночку ему пришлось бы тяжело».
На мостик начали поступать рапорты с различных постов.
Одно из последних двух попаданий пришлось между орудиями А и В почти на уровне верхней палубы. Снаряд сделал пробоину 6 на 5 футов. Ударная волна и осколки уничтожили почти весь расчет орудия А. Почти целиком погибли аварийная и пожарная партии носовой части. Осколки перебили электрические кабели, продырявили все паропроводы и вентиляционные шахты в отсеке. Один особенно крупный осколок пропорол ствол орудия А. Немедленно вспыхнул сильный пожар.
Второй снаряд попал в носовую надстройку под орудием В. Взрыв вспорол стальную обшивку, как картонную коробку. Осколки пробили орудийный щит, находившийся на расстоянии 10 футов, убили почти всех артиллеристов и заклинили само орудие. Взрыв уничтожил группу подачи боеприпасов, которая оказалась совсем рядом с точкой попадания. Вспыхнул второй большой пожар, чуть выше и позади первого. Он охватил старшинский кубрик, находящийся прямо под мостиком. Кордитовые заряды, которые группа подачи подняла из погреба к орудию В, немедленно загорелись, помогая огню распространяться дальше.
Тем временем Вайатт и Мерчент пытались убедить Шербрука спуститься вниз на перевязку. Говорить на мостике было трудно, как все заглушал свист пара, выходящего через предохранительный клапан. Буквально в нескольких футах внизу бушевал пожар, и мостик был окутан дымом. Шербрук категорически отказался и остался командовать кораблем, несмотря на ужасную рану.
Мерчент отправил на бак лейтенанта Льюиса Кинга, чтобы точно установить размер повреждений, особенно важны были размеры и места пробоин. Посыльный был отправлен за врачом.
Холланд сидел в крошечном лазарете на две палубы ниже мостика, ожидая, когда к нему принесут раненых. Через плечо у него висела санитарная сумка, а в кармане на манер автоматической ручки торчал шприц.
Примчался запыхавшийся посыльный, который еле сумел выдавить: «Вас просят на мостик, сэр».
«Я помню, что пришел в ужас от мысли, что понадобился, что кому-то нужна моя помощь. Я не знал, кто пострадал, и понимал одно — мне нужно идти», — вспоминал Холланд.
Оставив молодого фельдшера Хенли дежурить в лазарете, он поднялся на мостик. Еще по дороге он услышал грохот и почувствовал ядовитую вонь сгоревшего кордита, горящей краски и дыма.
Холланд увидел стоящего у нактоуза Шербрука, по лицу командира текла кровь. В пляшущих отблесках пламени врач сразу заметил, что рана очень тяжелая. Осколок раздробил левую скулу, нос и левую часть лба. То, что осталось от левого глаза, свисало на щеку.
«Я боюсь, мне придется увести вас вниз, сэр».
«Вы не можете залатать меня прямо здесь?»
«Нет, сэр. Я боюсь, вам придется спуститься к себе в каюту».
Когда Шербрук услышал, что течь в машинном отделении невелика и ее уже заделали, он позволил уговорить себя спуститься с мостика. Перед этим он вызвал Мерчента.
«Торпедист, вы остаетесь за старшего, пока меня штопают внизу. Сообщите на «Обидиент» о происшедшем и прикажите ему временно принять командование. Сделайте, что сможете, с пожарами. Так как теперь от нас не слишком много пользы, было бы недурно присоединиться к конвою и вызвать наши крейсера. Сообщайте мне обо всем происходящем».
Холланд помог почти ослепшему капитану спуститься по трапу в его походную каюту, которая находилась под мостиком. Она была очень тесной: койка, стол, раковина для умывания. Электрическое освещение не работало, так как кабеля были перебиты. Кто-то принес керосинку.
Шербрука положили на койку, он уже почти ничего не видел. Вестовой командира Фрезер держал тусклую лампу, пока Холланд перебинтовывал раны, стараясь остановить кровотечение из носа. Шербрук не проронил ни слова. Наконец перевязка была закончена, и Холланд сделал ему инъекцию морфия.
«Следите за кровотечением и сразу сообщите мне, если состояние командира изменится», — приказал Холланд Фрезеру и отправился заниматься остальными ранеными.
Позднее он писал: «Когда я вышел из капитанской каюты, мне показалось, что корабль имеет страшный крен. Повсюду клубился густой дым, вонь горящей краски била в нос. Добираться до трапа мне пришлось буквально наощупь.
Можно сказать, что я пришел в ужас. Причем я не знал, что же именно меня так испугало. Какое-то неясное ощущение собственной беспомощности. Впервые в жизни у меня подогнулись колени. Я подумал, что никто не допускал мысли, что капитан будет ранен. Он был столпом, на котором держалось абсолютно все. Мы были убеждены, что он будет стоять несокрушимо даже тогда, когда все вокруг лягут. Но, как бы то ни было, я понимал, что, будь у меня хоть малейший шанс, я должен подняться на ноги. Однако у моих возможностей были свои границы. Я помню, что неожиданно подумал, что оставил свой спасательный жилет в лазарете для матроса, который должен был лежать в постели с тонзиллитом. Потом выяснилось, что он очень помог санитарам, перенося раненых на корму. Он больше не жаловался на свою болезнь. Похоже, нервное потрясение вылечило его!»
Глава 16. Последняя радиограмма
Состояние «Онслоу» стало критическим. В центральный аварийный пост продолжали поступать сообщения о серьезных пожарах. Самый опасный бушевал между орудиями А и В, горели матросские кубрики в носовой части. Горящие обломки посыпались в артиллерийский погреб, находящийся внизу. Однако старший матрос Ричард Урен, командовавший там, немедленно приказал затопить его, чтобы не начался пожар.
Как только были открыты клапана затопления, он организовал своих матросов на борьбу с огнем. Дым был такой густой, что работать приходилось почти вслепую. Урен схватил брандспойт и стал тушить наиболее крупные очаги возгорания. При этом, чтобы погасить пожар, он буквально бросался в огонь.
