Внешняя политика Руси, России и СССР за 1000 лет в именах, датах, фактах. Выпуск 1

оставили свой отпечаток в первой редакции внешнеполи­тической Концепции России, принятой в 1993 году.

Следует признать, что для таких надежд в тот момент действительно было немало оснований. К концу 80-х — началу 90-х годов произошло реальное улучше­ние международного климата. Демократические перемены в СССР, а затем в Рос­сии вызвали массовые симпатии и поддержку во всем мире. Российское общест­венное мнение в большинстве своем приветствовало курс на сближение с бывшими противниками СССР, ожидая от него реальной отдачи для интересов страны.

В действительности все оказалось намного труднее. На фоне серьезного осложнения социально- экономической обстановки в первые годы реформ про­изошло обострение идейной и политической борьбы в стране. Внешняя полити­ка стала одной из сфер государственной деятельности, которую также начали захлестывать споры о фундаментальном выборе пути развития страны. Не обошли они и проблему взаимоотношений России с западными странами. Стоит напомнить, что дискуссии вокруг Запада как определенной модели социально-экономического и политического развития имеют в России давнюю историче­скую традицию. Вновь, как и в середине XIX века, отношение к Западу стало в России своего рода знаком определенной идеологической ориентации, символом либо воинствующего неприятия западной цивилизации, либо столь же страстно­го желания как можно скорее интегрироваться в нее, нередко ценой существен­ных политических и экономических уступок.

В этих условиях главная ставка была сделана на ускоренную любыми средствами интеграцию в евроатлантические структуры. Выдвигались нереали­стические задачи, такие как, по сути, немедленное установление «стратегическо­го партнерства» и даже «союзнических» отношений с Западом, к которым ни Россия, ни сами западные страны не были готовы, так как по-разному понимали их смысл. Причем многие в США, да и некоторых странах Западной Европы, попав под влияние ложного синдрома «победителя в 'холодной войне'», не ви­дели демократическую Россию в качестве равноправного союзника. Ей в лучшем случае отводилась роль младшего партнера. Любое же проявление самостоя­тельности и стремления отстоять свои позиции воспринималось как рецидив со­ветской «имперской» политики. Курс США и НАТО на продвижение альянса к границам России, столь явно игнорировавший российские национальные инте­ресы, был в этом отношении наиболее серьезным отрезвляющим сигналом.

В силу этого период достаточно явного «прозападного крена» во внешней политике России носил непродолжительный и поверхностный характер, и россий­ская дипломатия довольно быстро извлекла из него надлежащие уроки. К этому ее побуждала сама жизнь, поскольку реальное становление внешней политики про­исходило не в идеологических дебатах, а в процессе поисков решения конкрет­ных— и весьма серьезных— международных проблем. После распада СССР предстояло заново «организовать» постсоветское пространство, создать механиз­мы политического урегулирования конфликтов, возникших на внешних границах Содружества Независимых Государств; защитить права соотечественников, ока­завшихся за пределами России; заложить новый политический фундамент двусто­ронних отношений со странами мира. Именно эта кропотливая работа, не всегда заметная для широкого общественного мнения, диктовала логику формирования внешнеполитического курса и стала основным источником концептуальных нара­боток, которые затем постепенно кристаллизовались в устойчивые принципы и стиль международной деятельности Российского государства.

Одним из главных итогов этой работы стал тот несомненный факт, что страна приступила к осуществлению невиданно сложных и болезненных внут­ренних преобразований в условиях благоприятного, в целом, международного окружения. Российскому государству удалось не допустить хаоса на границах с новыми соседями, обеспечить безопасность страны на уровне, позволившем ей резко сократить бремя военных расходов, мобилизовать широкую международ­ную поддержку российских реформ, во многих случаях носившую не деклара­тивный, а вполне действенный характер.

Само существо проблем, с которыми столкнулась Россия в области внеш­ней политики, настраивало на реалистическую оценку международной обста­новки и прагматический подход к собственным целям и задачам. В условиях крайне противоречивой международной ситуации крепло убеждение в том, что единственно надежным ориентиром внешней политики является последователь­ная защита национальных интересов. Только на такой основе можно было адек­ватно реагировать на современные угрозы и вызовы, осознанно формулировать позиции по международным проблемам, целенаправленно выстраивать отноше­ ния с другими государствами.

Во внешнеполитических дебатах 90-х годов не раз — и вполне обосно­ванно — ставился вопрос: в чем именно состоят национальные интересы России? Ведь от ответа на него напрямую зависел конкретный образ действий Рос­сии на международной арене.

Наследием советской внешней политики была психология «сверхдержа­вы», стремление участвовать во всех сколько-нибудь значимых международных процессах, зачастую ценой непосильного для страны перенапряжения внутрен­них ресурсов. Тем более это не могло быть приемлемым для России с ее огром­ ным бременем нерешенных внутренних проблем. Здравый смысл подсказывал, что на нынешнем историческом отрезке внешняя политика призвана в первую очередь «обслуживать» жизненные интересы внутреннего развития. Это — обеспечение надежной безопасности, создание максимально благоприятных ус­ловий для устойчивого экономического роста, повышения жизненного уровня населения, укрепления единства и целостности страны, основ ее конституцион­ного порядка, консолидации гражданского общества, защиты прав граждан и со­отечественников за рубежом.

О правильности такого подхода свидетельствует и исторический опыт. Так, великие освободительные реформы второй половины XIX века начинались в России в условиях, когда она была ослаблена поражением в Крымской войне и столкнулась с реальной угрозой превращения из великой державы во второраз­рядное государство, оттесняемое на задний план европейского «концерта». То­гдашний министр иностранных дел канцлер А.М. Горчаков в записке императо­ру Александру II о внешней политике России так определил ее задачи: «Наша политическая деятельность должна была... преследовать двойную цель.

Во-первых, оградить Россию от участия во всякого рода внешних ос­ложнениях, которые могли бы частично отвлечь ее силы от собственного внутреннего развития;

во-вторых, приложить все усилия к тому, чтобы в это время в Европе не имели места территориальные изменения, изменения равновесия сил или влия­ния, которые нанесли бы большой ущерб нашим интересам или нашему полити­ческому положению.

При выполнении этих двух условий можно было надеяться, что Россия, оправившись от потерь, укрепив силы и восстановив ресурсы, вновь обретет свое место, положение, авторитет, влияние и предназначение среди великих держав». Такое положение, подчеркивал А.М. Горчаков, Россия сможет занять, «лишь развив свои внутренние силы, кои на сегодняшний день есть единствен­ный реальный источник политического могущества государств».

При всех различиях между положением России в середине XIX века и тем, в котором она находится сейчас, можно утверждать, что во внешней политике ей приходится решать во многом схожие задачи: создавать максимально благопри­ятные условия для осуществления внутренних реформ и одновременно — а это, по сути, обратная сторона медали — не допускать ослабления позиций страны на международной арене.

Из этого вытекает вывод принципиального значения: «экономия» внеш­неполитических ресурсов, отказ от дипломатического присутствия ради самого присутствия должны сочетаться с активной, многовекторной внешней полити­кой, нацеленной на использование всех возможностей там, где это способно принести реальную отдачу для внутреннего развития страны. Как отмечал Е.М. Примаков, министр иностранных дел России в 1996-1998 гг., «...без актив­ной внешней политики России трудно, если вообще возможно, осуществлять кардинальные внутренние преобразования, сохранить свою территориальную целостность. России далеко не безразлично, каким образом, и в каком качестве она войдет в мировое хозяйство — дискриминируемым сырьевым придатком или его равноправным участником. Это также во многом относится к функции внешней политики».

Иными словами, необходимость сосредоточиться на решении внутренних проблем, с точки зрения внешней политики, отнюдь не означает национальный эгоизм или уход в самоизоляцию. Напротив, рациональная дипломатическая ак­тивность в жизненно важных для России и мирового сообщества вопросах спо­собна отчасти компенсировать недостаток экономических, военных и других внутренних ресурсов.