Ходили на место гибели «Челюскина». Грязные льдины, перемешанные с бревнами, шлюпками, мешками, ящиками, досками, напоминали о вчерашней трагедии. Вчера только на этом месте стояло судно, мы жили в чистых каютах, спали на койках, позавчера только у нас был музыкальный вечер, позавчера в последний раз в кают-компании Задоров пел под аккомпанемент струнного оркестра свою любимую песенку «В гавани», а сегодня мы ходим и смотрим на обломки, среди которых нашли рубашечку Карины, всплывшие книги, дневник Белопольского и много разной мелочи… [15]
Гидрохимик П. Лобза. Итак, — на льдине
Наступила первая ночь на льду. Около восьми часов работали челюскинцы на 32-градусном морозе. Все мечтали о том, чтобы укрыться от ветра, отдохнуть.
— Место в палатке есть?
— Есть, залезай.
Так подбираются группы. Я заглядываю в одну из палаток, там человек десять — втиснуться невозможно. Иду к другой палатке:
— Сколько здесь человек?
— Пока я один, — слышится из темноты.
Узнаю по голосу одного из научных сотрудников. Подходят еще трое. Образуется группа из пяти человек: Баевский и Копусов — заместители Шмидта; инженер-физик Факидов, или по-челюскински Фарадей, — молодой ученый, до 16 лет не знавший ни слова по-русски и за последние 12 лет овладевший высотами науки; моторист Иванов, он же дядя Саша, — любитель заунывных русских песен; пятая — я.
Надо устраиваться на ночлег. Получили по спальному мешку из [16] собачьих шкур. Зажгли фонарь «летучая мышь». Залезли в мешки, повалились на бугристый ледяной пол, местами покрытый фанерой, и через мгновенье заснули.
На утро назначают всех на работу. Баевский и Факидов идут на майну вылавливать строительные материалы. Копусов приступает к учету продовольствия.
Вот что нам удалось спасти с «Челюскина»: 60 ящиков мясных консервов, пять ящиков рыбных, 50 ящиков галет (по 80 пачек в 400 граммов), два ящика сыру (по 30 головок), 19 ящиков масла сливочного (по 20 килограммов), три шестипудовых бочки топленого масла, полбочки помидоров, 12 мешков сушеного картофеля, три мешка рису, три мешка сухарей, три ящика конфет, пол-ящика какао, некоторое количество шоколада, мешок сушеной моркови, мешок муки, четыре мешка соли, два ящика прессованного чаю, 10 ящиков сгущенного молока (по 40 банок), ящик чаю, восемь мешков белой муки и столько же ржаной, два мешка сахару, три свиные туши по шесть пудов и несколько пудов крупы. Этого количества продуктов хватит минимум на два месяца, а при жесткой экономии — и на три. Установили дневную норму: галет 200 граммов на человека, сахару 30 граммов, на общий обед для 104 человек 25 банок и на ужин 20 банок мясных консервов. Периодически — хотя и не часто — выдаются свежее свиное сало, молоко, какао, рыбные консервы.
Из вещей спасли: малицы и спальные мешки на всех; 12 кожаных тужурок; семь кожаных брюк; холодные сапоги и валенки по одной паре на всех; 33 пары унтов (выдаем по состоянию здоровья); 23 пары меховых чулок; по три пары белья на каждого; меховые рубашки и брюки для слабых. Свитерами, чулками и рукавицами снабжены все. Шапок, ватников и полупальто достаточно. Спасено 50 матрацев, 67 подушек, 70 одеял.
С посудой дело обстоит так: с камбуза выброшен один котел, много вилок. Но у нас очень мало ложек, нет кастрюль, всего три-четыре чайника. Сковородок нет. Кружек хватает на всех. 10–12 примусов, керосинки не все исправны — нет верхних частей. Запасные горелки, насосы, иголки для примусов имеются. Кроме того мы имеем девять камельков. Для шитья есть суровые и катушечные нитки. Спасено 12 ящиков патронов, четыре ящика пороху, пять охотничьих ружей, семь револьверов.
Возвращаюсь к распределению обязанностей между жителями нашей палатки. [17]
Иванов отправляется в «мастерскую ширпотреба» для изготовления необходимых хозяйственных предметов. Меня выбирают старостой палатки и назначают постоянным дневальным. С этого дня веду наше маленькое своеобразное палаточное хозяйство.
В это же утро я разыскала необходимые для обихода предметы: пять кружек, три вилки, две ложки, ведро, примус и пять примусных иголок. В два часа с ведром иду за супом. С подветренной стороны камбуза-костра стоит уже очередь человек в восемь в ожидании раздачи обеда — кто с кастрюлей, кто с ведром, чайником или тазом. Начинается раздача. Без очереди подходят товарищи из палатки, где нехватило общей посуды. Они едят тут же, у костра, помешивая суп вилкой или щепкой, чтобы еще раз наполнить свои кружки.
После, обеда получаем на складе малицы. Нашли среди ропаков свои вещевые мешки, добываем пять подушек, матрац. Беремся [18] за усовершенствование палаток. В нескольких местах порванный брезент заткнули простынями, скалываем ледяные бугры пола, покрываем его сплошь фанерой, на которую стелем войлок. Палатка приведена в порядок. Нагреваем ведро снеговой воды, и под открытым небом при свете луны устраивается первое умыванье.
В ведре закипает чай, появляются галеты — каждому достается по нескольку штук, — и располагаемся кружком. Обогревшись чаем, ложимся спать. Но никак не уложиться, всем нехватает места. Четверо ложатся бок о бок, пятый несколько выдвигается из ряда головой в противоположную сторону. Ему холоднее, и он по праву забирает единственный матрац, доставшийся нашей палатке. Устроившись на ночлег, мы развязали наши вещевые мешки и вытащили случайно захваченные с парохода книги. Мы — богачи. Наша палаточная библиотека имеет первый том физики Хвольсона, Эгерта, Мешнуткина, том технической энциклопедии и томик Пушкина.
Баевский, высунув из мешка голову, покрытую меховой шапкой, и одну руку, начинает читать «Медного всадника». Постепенно усталость побеждает. Раздается храп. Чтец с сожалением закрывает книгу и через минуту засыпает сам.
За ночь под напором ветра и снега палатка приникает к земле: брезент почти накрывает всех спящих. Такая же участь постигает еще несколько палаток. Утром часть народа освобождают от общих работ для перестройки палаток.
Мы работаем над устройством своей палатки втроем. Выносим из нее вещи, снимаем брезент. Углубляем и выравниваем площадку. Снова натягиваем брезент, подпираем его посредине стойкой. Сверху покрываем палатку брезентовым пологом. Получаются двойные стенки с воздушной прослойкой. Такая палатка лучше сохраняет тепло. Внутри тоже произведены улучшения: поперек стойки прибита дощечка, на которую вешаем фонарь; над ним можно развесить для просушки рукавицы, шапки, шарфы.
Лагерь начинает жить по расписанию. В 7 часов — побудка, с 8 до 12 — работа, затем час перерыва на обед, с 13 до 17 — работа, в 17 — ужин.
В этот же день пополнилось наше хозяйство. Со склада, называемого кооперативом «Красный ропак», принесли керосину. Из «ширпотреба» достали что-то вроде большой медной кастрюли трехгранной формы и самодельную жестяную сковороду. Консервный ящик, покрытый доской, приспособили для стола-буфета, в нем хранятся дневной паек и посуда, за ним же завтракаем, обедаем, ужинаем. [19]
Обязанности дневального не сложны, но утомительны. Утром встаю в семь часов, разжигаю примус, приношу ведро снега, кипячу чай.
В восемь часов все уходят на работу. Не обходится иной раз утром и без шума. Один ищет рукавицы, другой шапку, у третьего переменили валенок. Начинается перебрасывание мешков, малиц; образуется гора меха. Рукавицы и шапка находятся среди мешков, валенок возвращается владельцу. Все спешно покидают палатку. Дисциплина в лагере очень крепкая, нарушать ее никто не хочет.
Дневальный остается работать в палатке. Несмотря на то, что керосинка горит непрерывно, за ночь свод палатки покрывается слоем снега. Ежедневно соскабливаю ножом этот снег. Ставлю в один угол керосинку, в другой примус; к обеду не только удается просушить брезент, но даже нагреть палатку настолько, что можно сидеть в одном свитере.
Но приходят обедать товарищи, открывают брезентовый полог палатки и выпускают накопленное с
