прошло с того момента, когда ей сделали татуировку? Двенадцать часов? Пятнадцать?
Лорен повсюду видела вампиров: они сидели на обгоревших остовах машин, карабкались по пожарным лестницам многоквартирных домов, кружились над мостами и пристанями, скрючились под эстакадами. Желтые глаза блестели, крылья с ошметками кожи хлопали в воздухе, губы были приоткрыты, и виднелись окровавленные пасти. Тела людей ломались в их могучих лапах как спички. Один из них взглянул на нее и расхохотался.
Прошел, наверное, еще час. Острая боль пронзила мышцы, словно руки и ноги обвивали лианы. В переулке около набережной, там, где Йоханнес поцеловал ее и первый раз, Лорен в холодном поту рухнула на тротуар. Она моргала, и веки царапали ей глаза. По улице, шатаясь, брела та же бездомная женщина, на этот раз без своего бойфренда. Она фальшиво напевала песню Стиви Уандера. Когда женщина приблизилась, Лорен почувствовала, что ее тело напряглось, — клыки наконец прорезались сквозь десны. Она крепко зажмурила глаза и постаралась не шевелиться.
— Эй!
Лорен, открыв глаза, увидела женщину совсем рядом с собой. Запах ее крови, пробивавшийся сквозь кожу, был невыносим.
— У тебя не найдется мелочи? Я есть хочу.
— Уходи, — прохрипела Лорен.
— Ах ты, маленькая сучка!
— Уходи отсюда! — прорычала Лорен сквозь стиснутые зубы.
— Думаешь, мне это нравится и я так развлекаюсь?
Женщина плюнула на нее и начала ругаться, так что Лорен была вынуждена подняться и искать себе другое убежище. Она шла и шла, пока у нее не онемело все тело; пересекла Ред-Хук, вышла на набережную и стала дожидаться восхода. Голубая вода бассейна на Лоррен-стрит заворожила ее. Она решила поплавать в последний раз, а затем открыть рот, чтобы ее легкие наполнились водой, и покончить с этим. Но, завернув за угол, обнаружила девочку в футболке дневного лагеря, сидевшую у стены центра отдыха. Близился рассвет, — наверное, была половина шестого. Скоро взойдет солнце…
— Что ты здесь делаешь? — спросила Лорен.
— Жду свою тетю. Она пошла купить мне пончиков.
— Пончики — это хорошо.
— Я люблю пончики с сахарной пудрой.
Лорен показалось, что от девочки пахнет сахарной пудрой. Чем-то сладким, восхитительным. Лорен согнулась пополам и обхватила себя руками.
Девочка удивленно посмотрела на нее:
— Вам плохо?
— Да, моя милая, — задыхаясь, выговорила Лорен. — Не подходи ко мне. Мне очень плохо.
Ребенок испугался. Лорен чувствовала, как страх растворяется в крови, и ей захотелось предупредить эту маленькую девочку о том, что весь мир болен той самой болезнью, которая мучила ее. Но девочка с широко раскрытыми от ужаса глазами этого еще не знает. Мир ждал ее, словно испорченный пончик, в котором завелись черви. А потом, когда тело Лорен содрогнулось от мучительной боли, она поняла, что ребенку не нужно ничего знать.
Лорен спасет ее.
14
Лорен стояла на старой булыжной мостовой, глядя на разверстую пасть города — на его стальные и каменные зубы, готовые поглотить утреннее небо. Вот-вот должны были показаться первые лучи солнца. На вершине холма зловеще маячила громада «Ангелус-хауса». Кто-то оставил гореть фонарь у входа, и Лорен двинулась вперед медленными, уверенными шагами, привыкая к резкому металлическому вкусу во рту. Ее вырвало только один раз, в самом начале, но девочка была еще маленькой и слабой, чтобы убежать, а Лорен держала ее с невероятной силой. Кровь оказалась сладкой, словно сливки с сахаром, — наверное, девочка выпила чашку молока утром, прежде чем выйти из дому. Все произошло довольно быстро. Она сделала всего одну ошибку — посмотрела девочке в глаза и увидела в них свое отражение. Больше это не повторится.
Она прошла мимо своего письменного стола. Разумеется, придется найти новую ассистентку. На ее кресле лежала записка: «Мы в общей комнате». Она нашла их — они стояли, образовав круг, взявшись за руки, и ждали ее.
— Мы — падшие ангелы, — нараспев произносили они. — Мы — тени в ночи.
Йоханнес протянул руку, приглашая ее в круг, и она заняла свое место и запела вместе с ними. Ее шепот становился все громче, она произносила слова все увереннее и убедительнее, и вскоре ее голос стал неотличим от остальных.
РЭЙЧЕЛ КЕЙН
День Всех Святых
Не стоит встречаться с бессмертным. В Морганвилле это известно всем. Точнее, всем смертным. Еще точнее, всем смертным, кроме меня, Евы Россер, — подружки бессмертного и безмозглой нарушительницы правил. Да, я бунтарка. Но бунтарский дух не помешал замереть от ужаса. Ведь именно так случается, когда вампир смотрит на тебя жуткими красными глазами, даже если это обалденный красавец Майкл Гласс. Вообще-то, вампиров и в лучшие времена нельзя было назвать белыми и пушистыми, а уж если злятся… Невероятный Халк нервно курит в сторонке (иначе не скажешь!). Миляга Майкл стал вампиром лишь пару месяцев назад, что намного хуже: он еще не успел привыкнуть к своим новым желаниям. И в тот миг я не была уверена, что он способен себя контролировать, а я себя — и подавно.
— Эй! — шепнула я, медленно отступила и подняла руки: мол, сдаюсь. — Майкл, прекрати!
Он закрыл страшные глаза и замер. С закрытыми глазами он куда больше напоминал знакомого Майкла… Высокого, флегматичного, с копной белокурых волос, обрамляющих лицо, от которого девчонки млели, даже когда он не стоял на сцене с гитарой.
Майкл по-прежнему выглядел как человек, и этим все усложнялось. Я гадала, остаться или сбежать. И осталась лишь потому, что влюблена в него с четырнадцати лет. Да и сбегать казалось глупо: формально Майкл уже умер. Опасность мне не угрожала, — по крайней мере, я старалась себя в этом убедить. Я ведь стояла в уютной гостиной Стеклянного дома, рядом — приятели, да и Майкл монстром не был.
Формально, может, и был, а на самом деле — нет. Когда Майкл открыл глаза, они снова стали ярко- голубыми — именно того цвета, который я так любила. В следующую секунду он обеими руками скреб щеки, словно пытался что-то оттереть.
— Извини, я напугал тебя, — сказал он. — Случайно вышло, сам не ожидал.
Я лишь кивнула — дар речи еще не вернулся, — но когда Майкл протянул руку, вложила в нее свою. Это я крашу волосы в черный, обожаю черный лак для ногтей и белую пудру; это мне, с моей любовью к стилю, следовало стать клыкастой вампиршей. Майкл слишком красив и человечен для бессмертного! Порой даже обидно. И за него, и за себя.
— Тебе нужно поесть, — сказала я беззаботным голосом, который у меня прорезается всегда, если речь идет о вампирских трапезах. — В холодильнике есть диабетическая еда, могу разогреть.
Судя по выражению лица Майкла, он сгорал от стыда.
— Нет, лучше в больницу поеду, — пробормотал он. — Ева, пожалуйста, прости. Не думал, что буду привыкать так долго.
Чувствовалось, что ему впрямь неловко. В голубых глазах сияла любовь, а если голод к ней и примешивался, Майкл умело его прятал.
— Слушай, это же вроде диабета, так? В крови что-то нарушается, и нужно постоянно быть начеку, — пошутила я. — Ничего страшного, мы дождемся твоего возвращения.
