что не заметила его, висевшего на том же столбе, словно летучая мышь. Поэтому он мог тешить себя мыслью, что равновесие она потеряла не из-за него.
Майлз среагировал раньше, чем соскользнула ее нога, и, вернув себе человеческий облик, подхватил девушку, смягчив падение.
Оба ловко приземлились на ноги. Его руки крепко обхватывали ее талию. Губы были у самой шеи, и он ощущал ее быстрый пульс. Она была так близко и так соблазнительна! Майлз отстранился, еле сдерживая свое природное желание, которому противился разум.
— Ты голый! — сказала она.
Не «Откуда ты взялся?» и не леденящий кровь вопль при виде клыков у своего горла. И даже не «спасибо». Просто: «Ты голый».
Вот в чем сложность с превращением: когда из нетопыря превращаешься в человека, одежды на тебе нет.
Майлз смутился и удивился своему смущению. Втянул клыки.
— Извини, — выдавил он.
Девушка при ближайшем рассмотрении оказалась девочкой не старше шестнадцати. Прищурившись, она взглянула на него и вскинула ладони к лицу:
— Дерьмо! Очки…
Оба огляделись, и Майлз заметил их под скамейкой.
— Вон они, — указал он.
Ему не хотелось делать резких движений, от которых ее странное спокойствие могло бы смениться паникой.
Она присела, достала очки и подняла перед собой. Стекла разбились, и даже оправа треснула пополам. Этого уже не починить.
— Мама меня убьет, — сказала она. — Это бабушкины очки. Старинные.
— Извини, — повторил он.
Она взяла полотняный мешок, который принесла с собой, пальцем продырявила дно и разорвала его снизу по шву. Протянула Майлзу:
— Вот. Тебе надо прикрыться.
Он через ноги натянул на себя мешок. Получилось что-то вроде короткой обтягивающей мини-юбки с надписью «ГОТОВЫЕ ПРОДУКТЫ». Он почувствовал, что смешон. И рассмеялся.
— Что смешного? — спросила она.
— Я не часто чувствую себя смешным, — объяснил Майлз. — Обычно я страшен.
— С виду не слишком, — сказала она.
Он обдумал ее слова. Пожалуй, верно, если не знать, кто он такой. Внешне — обычный паренек лет восемнадцати. Высокий, тощий, похож на слабака из старого комикса, который он так любил в детстве.
— Как тебя зовут? — спросила девочка.
— Майлз.
— Майлз, — повторила она. — А я Пенни.
— Пенни, — задумчиво произнес он. — У меня когда-то была подружка по имени Пенни. Очень давно. Она носила очки, очень похожие на твои.
Майлз не вспоминал о ней с 1956 года. В ту ночь, когда его превратили, он как раз собирался на свидание с Пенни. Она так и не дождалась его.
— Ты хорошо лазишь? — спросила Пенни.
— Что?
— Хорошо лазишь?
— Да, — ответил он. — Лучше всех.
— Не мог бы ты получше закрепить мою свинью?
Он уставился на девочку, не поняв ни слова. Она показала вверх, на фонарь, и Майлз поднял глаза. На фонаре, старательно привязанная к изгибу столба, висела керамическая свинья с крыльями.
Майлз взлетел по столбу, проверил и закрепил узел.
— Все в порядке, — заверил он.
— Ты не подвинешь ее немножко вправо? Я хочу, чтобы она качалась, — попросила Пенни.
Он подвинул и спустился на землю.
— Я видела тебя вчера ночью, — сказала Пенни. — Ты в парке на заправку подрабатываешь?
— Что? — не понял Майлз.
— Ну, ты наркоман? Сегодня в газетах писали, что в парке нашли старика. Считают, его убил наркоман, которому не хватало на дозу.
— Нет, я не наркоман, — ответил Майлз. Но, стоя в круге света от фонаря, под качающейся керамической свиньей, прикрытый лишь матерчатым мешком, он почувствовал, что хочет сказать Пенни правду. Еще никогда ему так не хотелось раскрыться. И он сказал: — Я вампир.
Пенни рассмеялась.
— Я тоже когда-то была вампиром, — сказала она. — В седьмом классе. — Она опять рассмеялась. — Мама ужасно злилась, потому что я ела только мясо по-татарски или с кровью.
— А теперь ты кто? — спросил Майлз.
— Уличная художница, — сказала она. — Это даже круче.
Дальше они оба не знали, о чем говорить.
— Ну, — начала Пенни, — я пригласила бы тебя в закусочную «Двадцать четыре часа», но без башмаков и рубашки тебя не обслужат.
— Верно, — согласился Майлз. — Да и все равно мне надо идти.
— Зайдем в другой раз? — спросила Пенни.
— Конечно, — ответил Майлз.
— Как насчет четверга? — поинтересовалась Пенни.
— Нормально, — обрадовался Майлз. — Буду ждать тебя там. Когда?
— В полночь?
— Хорошо, — сказал Майлз и пошел прочь от нее. Превратится, когда отойдет подальше. Может, за углом.
Он был взволнован предстоящим свиданием — с момента последнего прошло без малого пятьдесят лет.
Потом Майлз вспомнил, что в его время парни всегда провожали девушек до дому. Он остановился, развернулся и окликнул Пенни, которая уже удалилась на полквартала.
— Пенни! — позвал он. Подпрыгнул в воздух и опустился рядом с ней. — Тебе не стоит возвращаться одной так поздно. Кругом опасный народ.
Он не сказал, что сам принадлежит к опасному народу, которого следует опасаться, но она, должно быть, что-то заподозрила из-за его прыжка. Прежде они болтали без умолку, а теперь шли молча.
Пенни показывала дорогу и иногда поглядывала на него, а Майлз смотрел прямо перед собой и старался не вспоминать, что на нем полотняный мешок. Когда подошли к ее дому, она заговорила:
— Я не собираюсь приглашать тебя на участок. Тебе придется остаться на улице.
— Справедливо, — сказал он.
— И я больше не хочу тебя видеть, — добавила она.
— Нормально.
— Если увижу, воткну кол тебе в сердце, — сказала она.
— На самом деле это не работает, — заметил Майлз, — но я тебя понял.
— Если ты еще хоть раз окажешься рядом, я всем скажу, кто ты.
Он почуял ее страх, когда она повернулась и побежала по дорожке к дому. Слышал, как она возится с ключами у входной двери. Майлз постоял еще минуту, убедился, что она благополучно вошла, и, освободившись от тела, полетел домой.
На следующую ночь Майлз отправился поесть в район к югу от своего логова. Там, в переулке на окраине, ютилось много бездомных. Они были невкусные, но сытные. Добравшись до места, он сбросил
