Даниил, вполне справедливо считавший себя в состоянии войны с Золотой Ордой, благоразумно уклонился от встречи с баскаком и отправил вместо себя своего брата Василька и своего старшего сына Льва. Однако Бурундай повел себя совершенно не так, как ожидали Даниил и его семейство: вместо того чтобы с помощью угроз потребовать от южнорусских князей повиновения, он заявил, что идет походом на Литву и Польшу и предлагает им, князьям, присоединиться к нему – если, конечно, князья не считают себя его врагами.
К такому повороту Галицкий князь оказался не готов: если бы ордынский полководец сразу открыл военные действия, Даниилу не оставалось бы ничего, кроме как принять бой. Теперь же появился шанс избежать кровопролития. И Даниил приказал Васильку и Льву присоединиться со своими войсками к Бурундаю в походе на литовцев и поляков. Бурундай и в самом деле совершил успешный рейд на Литву и Польшу, чем превратил местных правителей из союзников Даниила в его врагов. Кроме того, князья Василько и Лев фактически оказались заложниками ордынского полководца, который во время похода на поляков и литовцев продемонстрировал силу и опытность своих воинов, чем существенно понизил решимость галичан и волынцев к сопротивлению.
Возвращаясь обратно через Галицко-Волынскую землю, Бурундай, наконец, обнаружил свои истинные намерения: он приказал князьям срыть укрепления всех городов Галицко-Волынской земли – ведь в Золотой Орде города стенами не обносились. И Васильку со Львом пришлось самим разрушать то, что создавал их брат и отец в течение стольких лет! Галич, Владимир, Львов, Каменец и другие города были лишены укреплений. Крепостные стены сохранил только Холм – столица Даниила: жители города отказались исполнять приказ Василька и Льва, отговорившись тем, что получают приказания только от самого Даниила – своего непосредственного правителя. Бурундай решил не омрачать торжества своей бескровной победы, понимая, что один укрепленный город не обеспечит безопасности всей обширной державы Романовичей. Ордынский полководец ограничился тем, что по пути в южнорусские степи все же разграбил ряд поселений, принадлежавших местным князьям, продемонстрировав им напоследок, что с властями Золотой Орды шутки плохи. {36}
Таким образом, Берке, практически не ведя военных действий, разрушил амбициозные планы Даниила Романовича стать королем Малой Руси, создать коалицию европейских государей и выступить против Золотой Орды. Ни Польша с Венгрией, ни папство и рыцарские ордена не помогли ему, и поэтому королю Даниилу вновь пришлось признать себя данником ордынского правителя, причем на этот раз не формально, как при Бату, а на деле: во владениях Даниила появились ордынские чиновники, державшие местных династов под постоянным контролем. Даниил так и не оправился от этого удара: в последние несколько лет жизни он фактически отошел от государственной деятельности, переложив дела на плечи брата и сыновей, которые даже и не пытались бороться с Ордой.
Отношения Берке с княжествами Северо-Восточной Руси тоже нельзя было назвать безоблачными. Так, в 1259 г. он приказал провести перепись населения в Новгороде и обложил его данью, как и другие княжества, чего в свое время не сумел добиться даже сам Бату. Попытки новгородцев выступить против ордынских чиновников были жестоко пресечены, причем по приказу Берке их выступление подавил сам великий князь Александр Ярославич Невский, некогда бывший новгородским князем. {37}
В 1262 г. тот же Александр Невский был вынужден ехать к Берке в Сарай, чтобы отговорить Берке отказаться от мысли набирать русских воинов для войны с Ираном. Хотя в отечественной историографии прочно утвердилась мысль о том, что отношения Александра Невского и Берке были напряженными, великому князю удалось полностью достичь цели. {38}
А незадолго до своей смерти в 1263 г. Александр Ярославич вновь оказался в Золотой Орде – на этот раз, чтобы согласовать с Берке кандидатуру своего потенциального преемника, поскольку, вероятно, он уже чувствовал приближение кончины. И эта поездка Невского также оказалась удачной: вскоре после его смерти, в начале 1264 г., новым великим князем стал его брат Ярослав Ярославич Тверской. {39}
Русские летописцы – православные монахи, оскорбленные явной приверженностью Берке к исламу, – впоследствии писали, что в его правление на Руси было «засилье бесерменское». Однако нельзя не отметить, что именно мусульманин Берке в 1261 г. позволил впервые учредить в Сарае русскую православную епархию – вместо переяславской, последний глава которой погиб во время взятия Переяславля около четверти века тому назад. Не менее красноречивым свидетельством отсутствия у Берке предубеждений против христианства стало то, что он разрешил своему племяннику выехать на Русь, в Ростов, и принять там православие. Этот Джучид стал известен на Руси под именем «царевича Петра Ордынского». {40}Стоит также отметить, что никаких значительных притеснений со стороны Берке княжества Северо-Восточной Руси не испытывали. За его почти десятилетнее правление эти земли ни разу не подверглись ордынским набегам. Впрочем, вряд ли следует объяснять это миролюбием Берке или его прорусскими симпатиями – просто у него были другие политические приоритеты.
Внешняя политика Берке, не столь яркая и бурная, как у его старшего брата, в целом оказалась не менее активной и последовательной. Как и Бату, Берке преследовал две главные цели: обеспечить безопасность своих границ и найти союзников в борьбе с внешними врагами, главным из которых для него был, конечно, хулагуидский Иран. Поэтому основной вектор золотоордынской внешней политики при Берке сместился из Центральной Европы на Ближний Восток. Пожалуй, самой большой его дипломатической удачей стало установление союзных отношений с мамлюкским Египтом, который еще в начале XV в. оставался главным стратегическим партнером Золотой Орды на международной арене.
Любопытно, что инициатива установления отношений исходила не от Берке, нуждавшегося в союзниках для борьбы с Хулагу, а от египетского султана ал-Малика ан-Насира Бейбарса – самого могущественного властителя Средиземноморья, который в 1260 г. нанес монголам страшное поражение в битве при Айн-Джалуде в Сирии. Послы Бейбарса впервые посетили Берке еще в 1262 г. Они прибыли в Золотую Орду с богатыми дарами и посланием султана, в котором Бейбарс выражал радость по поводу обращения Берке в ислам и надеялся, что теперь золотоордынский правитель, как и подобает истинному мусульманину, обратит свое оружие против неверных – монголов Ирана. Берке не торопился с ответным посланием, проявив разумную осторожность. Во-первых, его приверженность к исламу была вовсе не так велика, во-вторых, призыв Бейбарса к войне с неверными был не тем доводом, который мог бы убедить влиятельных нойонов Золотой Орды (в большинстве своем не являвшихся мусульманами) начать войну с ильханом.
В связи с этим следует сказать несколько слов о вероисповедании Берке. Несомненно, он, воспитанный с детства в мусульманской традиции, впоследствии принял ислам, получил мусульманское имя Джамал ад-Дин Ибрахим и. вполне возможно, являлся мюридом (учеником и последователем) знаменитого бухарского шейха Саиф ад-Дина Бахарзи. Но представление Берке религиозным фанатиком, стремившимся распространить во всем мире «истинную веру» и целиком полагавшимся на поддержку Аллаха – это плод воображения средневековых мусульманских историков. Открыто объявив о своей приверженности к исламу, Берке вовсе не стремился сделать его официальной религией в Золотой Орде и тем более навязать вассальным государствам. Мусульманство самого брата Бату ограничивалось соблюдением некоторых религиозных обрядов и покровительством мусульманскому духовенству и купечеству – в тех случаях, когда ему самому это представлялось выгодным. {41}
Поэтому нет ничего удивительного в том, что Берке, получив послание Бейбарса, не бросился в
