значительно превосходившая размерами ту каморку, в которой ей довелось коротать тревожные дни и ночи на борту «Ямайской Девы»; однако по контрасту с соседней с нею капитанской каютой она казалась чем-то вроде стенною шкафа. Глаза Анны широко раскрылись от восторга, когда она заглянула внутрь. Это была настоящая сокровищница, набитая дорогими платьями, костюмами, рулонами шелка, увесистыми тюками цветного сатина, грудами разнообразных украшений и прочего добра, сваленного в кучу в страшном беспорядке, но, тем не менее, несомненно отличного качества.
Тут было множество цветных и шитых золотом кушаков и перевязей, и с полдюжины разукрашенных матросских сундуков с оторванными металлическими застежками. Некоторые из них стояли раскрытые настежь, демонстрируя всевозможные пожитки, составлявшие их содержимое. Куча сабель и шпаг с отделанными драгоценными камнями эфесами громоздилась в дальнем углу.
Пока Анна осматривала этот беспорядочный мир чудес, Тич подошел и встал сзади. Он положил руки ей на плечи, и она вдруг почувствовала, как его толстые и грубые пальцы сжались под разорванным воротником ее платья. Подцепив ткань платья обеими руками, словно собираясь поднять девушку за шиворот, как котенка, Тич неожиданно резким движением развел руки в стороны. Ветхое и пропитанное морской солью платье с треском разорвалось надвое от воротника до самого подола.
Анна испуганно вскрикнула и от неожиданности упала на четвереньки. Тич захохотал, и она вдруг ощутила сквозь ткань нижней сорочки увесистый шлепок, который он шутливо отпустил ей своей мясистой ладонью. Этот шлепок отбросил ее вперед, заставив растянуться во всю длину на полу заваленного всяким добром чулана. Платье ее осталось в руках у Черной Бороды.
Стоя на четвереньках на грудах сваленных тканей, Анна обернулась и взглянула на него, краснея от смущения и обиды.
— Ха-ха-ха! Ну и отличная же служанка из меня получилась! — хохотал Тич, вытирая кулаком выступившие от смеха слезы. — Что я за услужливый паж в дамском будуаре, черт меня побери!
Губы его, растянутые в широкой усмешке, открывали крупные, как у лошади, и желтые от никотина зубы. Он поднял ногу, и Анна сжалась в комок, ожидая очередного пинка. Но он только осторожно поставил на нее свой тяжелый морской сапог и словно пригвоздил ее к груде мягкого шуршащего развернутого шелка.
Едва ли Тич понимал, что подобная грубая шутка, которая отлично могла бы сойти среди портовых девиц, была для Анны хуже ночного кошмара. Ее охватил ужас и отчаяние. Пока Тич хохотал от восторга при виде ее беспомощного негодования, Анна вдруг ощутила твердую сталь карманного пистолета Боннета, впившуюся в ее грудь под корсажем. Барахтаясь с удвоенным отчаянием, Анна пыталась достать пистолет, и когда Тич, все еще смеясь, убрал сапог, она перевернулась и сунула руку за пазуху. Усмешка замерла на губах пирата при виде дула маленького пистолета, направленного прямо ему в лицо.
— Прочь от меня! — всхлипывая, крикнула Анна. Она прошмыгнула мимо Тича и выскочила в каюту. Черная Борода последовал за ней. Анна почувствовала замешательство, видя, что улыбка снова вернулась на его лицо.
— А ты умеешь пользоваться этой хлопушкой? — с вежливым любопытством спросил Тич.
— Умею!
— И ты смогла бы застрелить меня?
— Еще как! — решительно заявила Анна, стараясь не думать о последствиях сказанного. Однако ее ответ, казалось, больше позабавил Тича, чем огорчил. К ее неописуемому изумлению он вдруг принялся стаскивать с себя рубашку. Бросив ее на палубу, он нагнулся и стал засучивать свои широкие штаны, подвернув их до самого предела и обнажив коричневые загорелые бедра. Он занимался этой процедурой с невозмутимым спокойствием, время от времени сверкая зубами из-под густой чащи волос.
Анна в ужасе наблюдала за странными действиями пиратского капитана, не спуская с него пистолета. Она получила возможность убедиться, что тело его было крепким и загорелым, а мышцы при каждом движении шевелились и свивались в плотные бугры, как у чистопородной лошади. На фоне такого тела борода теперь выглядела еще более нелепой и отталкивающей, чем когда-либо.
— Видишь эти шрамы, барышня? — Тич поднял руки над головой и медленно повернулся кругом, все еще продолжая улыбаться.
Анна ахнула. Она и в самом деле увидела шрамы. Прямые рубцы от старых сабельных ударов, белые лепестки ножевых ран, синяки от контузий и синеватые сморщенные звезды от пуль. На некоторых местах виднелись широкие рубцы от более серьезных ранений. Все массивное загорелое тело Тича было покрыто шрамами, как поверхность моря морской пеной. Он медленно опустил руки и от души расхохотался ее ошеломленному виду.
— Ну, подсчитала, барышня? Двадцать две пистолетных раны, а может и двадцать три — не помню! А теперь стреляй из своей детской хлопушки, милочка, — и после того, как я тебя поцелую, я вытащу пулю пальцами, как плотник занозу!
Смеясь, он шагнул к ней. В дикой панике Анна вытянула руку, держа пистолет как можно дальше от себя, и он вдруг неожиданно выпалил, наполнив каюту резким звуком выстрела и кисловатым запахом порохового дыма. Однако Тич опытным, настороженным взглядом следил за курком, и как только кремень высек искру, он мгновенно пригнулся. Пуля свистнула над его головой, слегка задев волосы, и, отлетев рикошетом от тикового бимса, рассерженным шмелем загудела по каюте.
— Ого! Да ты, никак, довольно быстра на руку, девчонка! Будь я проклят, если это не очаровательное зрелище: барышня, которая не боится стрелять из пистолета!
Он глядела на Анну с явным интересом, немного взъерошенный и возбужденный опасной игрой, в которую только что играл ради собственного удовольствия.
— Значит, ты действительно пристрелила бы меня! — проговорил он не то спрашивая, не то утверждая. Протянув руку, он осторожно вынул пистолет из ее пальцев.
И тут ужасно оскорбительная фраза, которой пользовался мистер Мэрки при обращении с командой, неожиданно пришла на ум Анне:
— Вы… Вы — корабельная крыса! — задыхаясь от ярости, выкрикнула она.
— Да, да — ужасная, большая гадкая корабельная крыса!
Ничего лучшего, казалось, она не могла придумать, чтобы угодить ему:
— Господи ты боже мой! Ха-ха, вот это здорово! Ха-ха, так я — корабельная крыса, да? Ха-ха-ха, — ну что за девчонка, разорви меня сатана!
Анна сорвала с койки шелковое покрывало и завернулась в него. Она выглядела так комично и так испуганно, что от хохота у Тича потекли слезы, исчезая в густых зарослях его бороды.
— Дай-ка я тебя расцелую! — в восторге ревел он. — И будем друзьями!
Анна решительно отстранилась:
— Вы нарушаете свое обещание. И я действительно жалею, что не убила вас! О, почему я вас не убила!
Тич усмехнулся:
— А я тебе скажу, почему. Тебе надо было целить мне в живот, а не в голову. Ты что, не знала этого? Ты вроде бы неплохо для девчонки обращаешься с пистолетом, чтобы не знать о таких простых вещах!
Он сделал несколько шагов по каюте и, достав один из своих огромных пистолетов, одним движением большого пальца взвел курок:
— Видишь эту бутылку?
В следующее мгновение каюта, казалось, взорвалась от ужасного грохота, и бутылка разлетелась в пыль.
— Теперь давай ты, — сказал Тич, протягивая пистолет
— О, пожалуйста! — взмолилась Анна. — Прошу вас, здесь это получается слишком шумно…
— Тогда пойдем на палубу! — Тич снова отвернул штаны, приведя их в нормальное состояние, и снял с крючка перевязь с пистолетами.
— Я… я только надену на себя какую-нибудь одежду… — смущенно пробормотала девушка.
— Одежду! — словно эхо, отозвался Тич. — Вот еще! Стал бы я морочить себе голову таким вздором! Хотя… Впрочем, может, тебе действительно лучше нацепить что-нибудь на себя, прежде чем ты появишься на палубе… Ладно, выбирай себе одежду! Тут достаточно барахла, — он указал на кладовую. — Только побыстрее, и не копайся, потому что я не люблю, когда меня заставляют ждать!
