В капитанской каюте «Мщения королевы Анны», освещенной единственной тусклой свечой в раскачивающемся фонаре, сидели Тич, Израэль Хендс и Харрет Гиббонс. Все трое низко склонились над столом, тесно прижавшись головами друг к другу, и их голоса звучали не громче приглушенного журчания воды за бортом.
— Дело сделано, приятели, — проговорил Тич, бросая на собеседников колючие взгляды из-под густых лохматых бровей. — Теперь нас всего трое — не больше, и не меньше, чем нужно! Четвертую часть сокровища отдадим губернатору Идену, чтобы он выправил нам нужные бумаги, а остальное разделим поровну. Пусть меня проглотит акула, если это не самая крупная добыча, которая доставалась кому-либо со время Генри Моргана!
Двое остальных согласно кивнули. Никто не вспоминал о Томе Гринсиде. Удар по голове так легко утихомирил ничего не подозревавшего парня, что о нем поистине не стоило говорить.
— У нас два корабля и сорок человек, — продолжал Тич. — Это слишком много. У «Мщения» чересчур глубокая осадка, чтобы он мог подняться вверх по Отравленному Ручью. Но только мы трое знаем об этом. Ты, Израэль, прикинешься в стельку пьяным и посадишь «Мщение» на рифы. Я перед всей командой обругаю тебя проклятым идиотом и прикажу Ричардсу снять судно с мели. Если ты обстряпаешь дельце как следует, ему это не сразу удастся. Мы оставим ему дюжину человек команды, чтобы заняться барком, а всех остальных возьмем на борт шлюпа. Два десятка человек и пушки шлюпа обеспечат нам надежную протекцию, пока я буду вести переговоры с губернатором Иденом и предложу ему состояние в обмен на чистые документы…
Хендс и Гиббонс переглянулись. Они, как и Тич, знали, что совесть губернатора Идена в большей степени зависела от тяжести мешка с золотом, чем от принципов.
— Послушай, капитан, — сказал Хендс. — Ты говоришь, что только мы трое знаем, где зарыто сокровище. Так зачем нам отдавать четвертую часть губернатору Идену? Четвертую часть сокровища, как бы не так! — Он лукаво прищурился. — Да этого хватит, чтобы каждый из нас купил в Лондоне дворянский титул и стал джентльменом еще до того, как запустит руки в собственный мешок с шерстью!
— Что же ты предлагаешь? — спросил Тич. Он был достаточно рассудителен, чтобы отнестись со вниманием к словам Хендса, особенно когда тот говорит с таким хитрым блеском в глазах.
— А вот послушай, — продолжал Израэль. — Мы ничего не будем говорить губернатору Идену о сокровище, а станем на якорь на нашем старом месте в заливе Окракоки, куда сам дьявол не доберется, кроме как на плоскодонном баркасе, да и то лишь если будет знать условия навигации в тамошних водах. Ты скажешь губернатору, что мы потеряли наш сорокапушечный корабль, и что нам осточертело пиратство, но что мы охотно купим у него документы о помиловании в обмен, скажем, на его хозяйскую долю в дюжине мелких призов, которые мы впоследствии возьмем среди островков, заливчиков и в прибрежных водах, где нам некого и нечего бояться, кроме его собственного закона…
Тич в восторге всплеснул руками:
— Клянусь Дьяволом, Израэль — ведь пройдет месяца три, а то и больше, прежде чем губернатор пронюхает о галеоне с сокровищами, а за это время мы, конечно, сумеем взять дюжину призов, да, пожалуй, и не одну, если приложим к этому мозги! Так что если он и узнает о галеоне до того, как будут готовы бумаги — что ж, приманка в виде четвертой части сокровища все еще останется висеть у нас на крючке! И будь я проклят, если он на нее не клюнет! Не на одну, так на другую! У нас в руках верный выигрыш, а проиграть мы не сможем; это как раз то условие, при котором я особенно люблю делать свои ставки!
Глава 6
Первый лейтенант Роберт Мэйнард с военного фрегата «Перл» волею случая оказался на данный отрезок времени старшим по званию среди британских морских офицеров к северу от Багамских островов, поскольку его капитан последние несколько недель находился в госпитале в Уильямсбурге, Виргиния, по случаю перелома бедренной кости. К сожалению для Мэйнарда, такое положение не могло продолжаться долго, ибо в метрополии имелось достаточно морских офицеров бесспорно выше его рангом, которые теперь, после окончания войны с Испанией, оказались не у дел и влачили жалкое существование на половинном содержании. Кто-нибудь из них неизбежно должен был вскоре заменить Мэйнарда, приняв команду над «Перлом»и его вспомогательным двадцатипушечным шлюпом «Лейм», в чью задачу входило исследование и нанесение на карту восточного побережья Северной Каролины. Оба военных корабля стояли на якоре в устье Джеймс Ривер, и их офицеры буквально выходили из себя, безуспешно пытаясь наладить расшатавшуюся дисциплину среди корабельных команд, изнуренных длительным безделием в заграничном порту вблизи от приморского города, жители которого радушно принимали матросов — а еще радушнее их денежки — в любое время дня и ночи.
Мэйнард оправился от многочисленных ранений, полученных во время стычки с пиратами в «Золотом Утесе». Все тело его пониже спины было сплошь покрыто мелкими шрамами от осколков стекла; впрочем, лейтенант не особенно этим огорчался, поскольку не мог представить себе такой ситуации, при которой данное обстоятельство могло бы бросить тень на его морскую или общественную карьеру. Наиболее опасной была рана, нанесенная рапирой, проколовшей бедро, но и она благополучно зажила благодаря тому, что доктор Блайт своевременно залил ее чистым тростниковым спиртом — лечение весьма эффективное, хоть и в тысячу раз более болезненное, чем сама рана.
К несчастью, поврежденное до этого колено зажило менее удачно, и именно из-за него Мэйнарду теперь приходилось подворачивать при ходьбе левую ногу носком внутрь, что издали можно было принять за хромоту. Вся беда, однако, заключалась в том, что никто при этом не вспоминал ни о его больном колене, ни об ударе шпагой, а только о его позорном ранении, вследствие чего при виде злополучного лейтенанта на лицах его товарищей-офицеров неизменно появлялись брезгливые гримасы.
Коммодору Вернону репутация Мэйнарда была известна достаточно хорошо, чтобы не сомневаться в том, что он действительно убил в поединке четырех пиратов Черной Бороды, хотя доказательств этому, кроме слов самого Мэйнарда, не было. Но то, что ему всадили пониже спины заряд битого стекла из пистолета в знак презрения ко всему британскому флоту, было не только написано чернилами в рапорте лейтенанта, но и неизгладимо отпечаталось на его теле. Не будь Мэйнард известен своей личной храбростью, которая порой граничила с безрассудством в битвах и сражениях, он вполне мог бы предстать перед военным судом за то, что позволил превратить себя в своего рода ходячее клеймо позора для чести всех британских моряков.
Черная Борода еще более усугубил дело, начав активно разбойничать в водах Северной Каролины, губернатор которой, как стало известно, оказывал ему покровительство. Сведения о кораблях, подвергшихся нападению за последние несколько месяцев, распространялись вдоль всего побережья и доходили до соседней Виргинии. Наглость пирата приводила в ярость весь британский флот и особенно Мэйнарда, который отлично отдавал себе отчет в том, что если он когда-нибудь и сможет смыть позорное пятно со своей репутации, то только кровью Черной Бороды.
Было раннее утро, когда маленький посыльный шлюп «Сифорд» вернулся на стоянку у Джеймс Ривер. Его прибытие внесло долгожданное разнообразие в унылую рутину тоскливых будней. Суда обменялись общепринятыми сигналами военно-морской вежливости, и Мэйнард просигналил на «Сифорд», чтобы его командир, лейтенант Таскин, явился к нему на корабль.
В каюте у Мэйнарда уже стоял приготовленный графин с лимонным пуншем. Лейтенант Таскин был весьма приятным молодым человеком, очень гордившимся своим первым продвижением по службе. Когда с формальными приветствиями было покончено и офицерское собрание распущено, оба лейтенанта отправились в тесную каюту Мэйнарда и с облегчением сняли душные напудренные парики, ибо хоть и стоял ноябрь, но день был слишком жарким, чтобы носить на голове копну чужих волос, когда собственные были еще достаточно густыми.
— Счастлив поздравить вас, сэр, с благополучным выздоровлением, — немного смутившись, сказал Таскин.
Мэйнард молча кивнул, налил гостю стакан пунша и принялся вскрывать конверты с почтой. Таскин помогал ему, добавляя необходимые комментарии и пояснения. Внезапно он подскочил на стуле и схватился руками за голову:
— Боже мой, сэр, я совсем забыл! У меня на борту молодая леди, которая уверяет, будто знакома с вами!
