находящееся за пределами этого круга имеет нечёткие и расплывчатые очертания. Случай на заводе
По мнению Т. Наканэ, много лет занимавшейся изучением этого вопроса, в японском обществе «деление на «своих» и «чужих» имеет ярко выраженный характер; бросается в глаза контраст между крайними формами человеческих взаимоотношений, при котором «чужой» может вообще не восприниматься как личность. <…> Объединённые в группу японцы бывают чрезвычайно холодны к людям за её пределами. По отношению к чужакам, которых они считают ниже себя, могут допускаться любые действия. Примеры такого холодного отчуждения можно наблюдать в поведении жителей удалённых изолированных островов или горных селений. Они испытывают глухую враждебность ко всем, кто находится за пределами их маленького мира» (Наканэ, 47).
Религиозные чувства верующих могут достигать необычайной интенсивности, это хорошо известно из истории христианства и мусульманства. Лишённое религиозного мировосприятия японское общество аккумулирует и направляет всю силу эмоциональных переживаний человека на его отношения с другими людьми. С учётом этого не кажутся удивительными многочисленные проявления силы японского духа как в прошлом, так и в настоящем. Равно как и трагедии тех, кто на себе испытал тяжёлое бремя этих отношений.
ИЗ «СВОИХ» В «ЧУЖИЕ»
Начавшийся в эпоху Токугава технический прогресс и оживление хозяйственных связей всё чаще стали звать членов сельской общины в путь-дорогу, вдаль от родных рисовых чеков. Процесс этот занял около двух столетий и особенно активизировался в XIX веке. К тому времени страна была поделена на 273 удельных княжества, и каждое жило по своему уставу. Все они одинаково подчинялись центральному правительству, но по жизненному укладу настолько отличались друг от друга, что их обитатели и общий язык не всегда могли найти. И в переносном, и в прямом смысле. Для путешественников издавали специальные путеводители и справочники. В них объясняли, как разные города и уезды правильно пишутся и называются и чем какая местность славится. За 270 лет правления дома Токугава было издано 394 таких путеводителя.
Для крестьянина или мастерового человека, впервые в жизни оказавшегося вне общины, повседневный быт становился сущим наказанием. Мало того, что на поездку надо было разрешение получить (отпускали либо на поклонение в храм, либо на лечение к источнику), так и передвигаться ему разрешалось только пешком. На постоялых дворах брали в два раза дороже, чем с тех, кто ехал по казённому делу. Да ещё товары-продукты в чужих местах называются не так, и цены непонятно какие, а спросить неудобно — подумают, что деревенщина, стыдно. Обычаи опять же повсюду разные. В общем, путешественникам приходилось нелегко, не зря же японцы пословицу придумали
Во второй половине эпохи Токугава число путешественников резко возросло. По сохранившимся записям, ежегодно около 3 млн человек получали разрешения только на паломничество в известные храмы (Иноуэ, 54). Вот тут-то общинная мораль и стала давать первые трещины. Пословица новая появилась:
Затем наступила вторая половина XIX века с её сумасшедшей модернизацией и техническим прогрессом, и всё пошло по нарастающей. Люди стали ездить ещё больше и оказываться среди «чужих» ещё чаще. Б. Чемберлен в 1905 году писал: «По необъяснимым причинам японцы, такие щепетильные в вопросах чистоты, если это касается их привычек, становятся неряшливыми, если не сказать больше, когда речь заходит об определённых условиях европейской жизни. Даже садясь в вагон первого класса, приходится расчищать себе дорогу среди апельсиновых корок, лужиц чая, окурков сигар и пустых банок из- под пива. Полуодетые (или полураздетые) пассажиры сидят, развалившись на своих местах» (Фредерик, 287). Причины, по которым «щепетильные в вопросах чистоты японцы» легко и охотно расслаблялись в поездах, не так уж необъяснимы. Кроме «условий европейской жизни», железная дорога была тем самым местом, «где тебя не знают». А значит, здесь и «позора не бывает», стало быть, всё дозволено. Отсюда банки, окурки и полуодетые пассажиры «даже в вагоне первого класса».
Прошло полтора столетия, и сегодня от феодальной замкнутости отдельных княжеств не осталось и следа. Казалось бы, деление на «своих» и «чужих» должно было давно кануть в лету, Япония едина в политическом, этнокультурном, языковом и вообще в каком угодно смысле. Но нет. В своём коллективе, будь это фирма или кружок любителей каллиграфии, японцы неизменно приветливы предупредительны и сверхделикатны. Взаимное стремление пропустить партнёра перед дверью вперёд может перерасти в небольшой конфуз, как в известной комедии. Но как только множество незнакомых людей собирается вместе, их поведение резко меняется и общинные привычки предков начинают бросаться в глаза. Где чаще всего встречаются толпы незнакомых людей? Конечно, на транспорте и в супермаркетах.
Вся Япония сегодня мчится на поездах, автомобилях и самолётах по своим неотложным делам. Вы сидите в электричке, в четырёхместном полукупе. Два места (рядом с вами и напротив) свободны. По диагонали лицом к вам сидит аккуратно одетый японский джентльмен, места рядом с ним и напротив, естественно, тоже свободны. Он снимает ботинки и кладёт ноги на сиденье рядом с вами. Достаёт газету и начинает читать. Носки у него безукоризненно чистые, вопрос не в гигиене. Вопрос в манере. Он продолжает читать газету, не обращая на вас никакого внимания. На следующих остановках входят пассажиры, вагон постепенно заполняется. Тут возможны два варианта. Первый: мужчина убирает ноги с сиденья, надевает ботинки и продолжает читать Второй: ничего не меняется. Мне приходилось наблюдать и то и другое, не возьмусь утверждать, что бывает чаще. Такие манеры — в чистом виде дань традиции, на современном транспорте они не могли сложиться ни при каких обстоятельствах.
Выходной день, огромный супермаркет, полный покупателей. Очередь в кассу. Мужчина (или женщина, это неважно) получает от продавца покупки, медленно достаёт кошелек, медленно отсчитывает деньги, задумывается на секунду о чём-то… Очередь тихо накаляется, но никто не произносит ни слова. Продавец всё видит, но не смеет ничего сказать. Для покупателя в этот момент в мире есть только двое: он и продавец. Продавец — обслуга, значит, его можно игнорировать. Меня в такие моменты одолевало страноведческое любопытство: покупатель просто не чувствует, что позади несколько человек его тихо ненавидят, или чувствует, но не обращает на это внимания? Японцы, которым я задавал этот вопрос, отвечали, что, скорее всего, такие люди просто ничего не замечают вокруг себя. «Отключают голову», как сказал один из них. Кто от хронической усталости, а кто по врождённой нечувствительности в области этой самой головы Когда речь идет о совсем молодых людях, то японцы склонны считать это пробелами воспитания. Их аргумент: если молодёжи не сказать, что это плохо, то она сама ни за что не догадается.
Может быть, они правы? Не знаю, тут нужны социологические исследования. Но на практике замечал: смирные и дисциплинированные при учителях, японские школьники, и особенно школьницы, попав,
