Япония Лики времени. Менталитет и традиции в современном интерьере.

50 %. В Японии на 100 тысяч населения приходится 22 лицензированных юриста, это на порядок меньше, чем в других развитых странах. Например, в Германии этот показатель в 9 раз выше, чем в Японии, в Великобритании — в 10, а в США — в 17 раз. Главная причина — в опасении снизить качество корпуса профессиональных юристов при увеличении их числа. Тем не менее, в 2004 году правительство впервые разрешило преподавание юриспруденции на последипломном уровне, что должно повысить число действующих юристов.

С осени 2005 года стал постепенно повышаться и пропускной лимитна экзамене (Джонс, 2005).

Японская полиция выполняет не столько репрессивную, сколько воспитательную функцию. И первым шагом на пути к исправлению нарушителя является признание им своей вины. По японским представлениям, конфуцианским в своей сути, без признания и раскаяния преступника невозможно рассчитывать на его исправление. Именно реабилитация является конечной целью всех органов правосудия. Каким бы тяжким ни было преступление, следствие считает своей обязанностью добиться от подозреваемого признания и раскаяния в содеянном. Важнейшим формальным признаком служит официальное извинение перед жертвой или её родственниками. Без него следствие считается незавершённым.

Конечно, японские суды не рассматривают признание обвиняемого как доказательство его вины, для этого нужны более веские аргументы. Но и без чистосердечного признания дело к рассмотрению не принимают. Этим объясняется уникальная для демократических стран статистика японского правосудия: 95 % всех представших перед судом подозреваемых признают свою вину, а 99,97 % всех дел заканчиваются обвинительными приговорами (The Economist, 10.02.2007). Время следствию тоже не помеха — оно будет добиваться признания обвиняемого столько, сколько потребуется. Правосудию спешить некуда.

На вынесение приговора лидеру религиозной секты Аум синрикё ушло восемь лет. Исполнение смертных приговоров через 20–25 лет после решения суда — обычная практика. Подозреваемый в четырёх убийствах 27-летний Ц. Миядзаки был арестован в марте 1989 года и быстро во всём сознался. В 1997 году ему был вынесен смертный приговор, однако у следствия появились сомнения в психологической вменяемости преступника. Потребовалось ещё 8 лет, чтобы прояснить этот вопрос. Последнее по времени судебное заседание состоялось в январе 2006 года, когда осуждённому исполнилось 45 лет. В тюрьме он провёл почти половину своей жизни.

Кэндзо Акияма, бывший судья, ныне работающий адвокатом, подтверждает «В Японии признание подозреваемого традиционно считалось 'царицей доказательств'. Особенно в крупных делах. Даже если обвиняемый ничего не совершил, власти будут добиваться от него признания вины» (New York Times, 11.05.2007). Коити Аояги: «Японские подозреваемые практически во всех случаях заканчивают полным признанием и рассказывают обо всех своих деяниях, в том числе и тех, о которых полиции ничего неизвестно. Они просят пострадавших простить их за причинённое зло, а своих родителей — за семейный позор» (Foote, 476). Джон Хэйли, специалист по японскому уголовному праву: «Абсолютное большинство обвиняемых в уголовных преступлениях признаются в содеянном, раскаиваются, обсуждают условия, на которых они извиняются перед жертвой, и отдаются во власть правоохранительных органов. В обмен на это к ним проявляют поразительную мягкость» (Haley, 195).

Жаждущая перевоспитания преступников и их счастливого «возвращения в лоно» японская душа нашла отражение в народном фольклоре. В японских сказках все отрицательные персонажи, как правило, в решающий момент искренне раскаиваются и получают прощение. Например, так поступает ямамба, японская Баба-яга. Как и её коллега из русских сказок, она тоже не прочь перекусить заблудившимся в горах путником, вот только зажарить её в собственной печи у японских сказочных героев рука не поднимается, им это кажется негуманным.

В японской версии «Красной Шапочки» (Акадзукин)съевший внучку и бабушку волк при появлении рассерженного охотника тут же падает перед ним на колени, признаётся в содеянном и просит прощения. Вместо удара топором и освобождения из тёмного чрева бабушки и внучки, как в оригинале Перро, охотник с учётом чистосердечного раскаяния прощает волка. Тот в благодарность отрыгивает проглоченных живыми-невредимыми, и всё кончается хорошо. В заключение японская Красная Шапочка тоже пеняет себе, что пошла одна в тёмный лес и едва не лишила бабушку пирожков. Обещает самой себе исправиться и становится хорошей девочкой (Ames, цит. по: Winston, 2–3).

Да и сказочный японский водяной (Каппа) ведёт себя не совсем так, как его собрат из русских сказок. Каппа тоже любит пошалить и утащить под воду спешащих по своим делам одиноких путников. Бывает, даже топит сгоряча. Но если уж его изловили и привели в деревню на общий суд, то он непременно раскаивается и обещает больше так не делать. А в знак исправления награждает японских рыбаков богатым уловом. Потому его тоже не убивают, а, осудив морально, отпускают восвояси.

Для всех, кто знаком с японской культурой, здесь очевидна связь с установкой на поиск консенсуса и минимизацию ущерба от конфликта. Максимально возможное в данной ситуации примирение преступника с жертвой и сведение к минимуму его наказания с расчётом на скорейшую реабилитацию — вот идеальный исход уголовного дела по-японски. Этой моральной установкой руководствуются все юридические и правоохранительные органы Японии, она обеспечивает их корпоративное единство и однонаправленность действий. Эта установка восходит к универсальной категории ва, означающей согласие и гармонию. В статье 248 японского Уголовного кодекса прямо говорится о том, что решение о целесообразности уголовного преследования должно приниматься по совокупности признаков. К ним относится возраст правонарушителя, тяжесть и характер преступления, предшествующие и последующие ему обстоятельства. Под «последующими обстоятельствами» подразумеваются признание вины, раскаяние и сотрудничество со следствием. Вообще считается, что чем меньше уголовных дел и чем меньше их доходит до суда, тем лучше работает полиция. В 1990-х годах более 70 % всех попавших в полицейские протоколы инцидентов были урегулированы мировыми соглашениями, без вмешательства судов. Даже в судебном заседании перед оглашением приговора судья в последний раз предоставляет сторонам возможность отказаться от спора и решить вопрос путём переговоров.

Полицейский патруль эпохи Токугава.

Расчёт на сознательность и кооперацию иногда принимает удивительные формы. Он проявляется даже в среде сросшейся с бизнесом высшей бюрократии, где обмен услугами сплошь и рядом переходит зыбкую моральную грань. Из получивших в последние годы известность случаев можно назвать скандал с бывшим заместителем министра обороны[7] Т. Мория. В бытность на этом высоком посту он был неоднократно замечен в приятном времяпрепровождении с президентом торговой фирмы, работавшей с заказами от военного ведомства. И не только в отдыхе на поля для гольфа и ресторанах, но и в прямом лоббировании интересов этой фирмы. Сегодня вряд ли кому-то нужно объяснять, что это значит. Устав Министерства обороны прямо запрещает подобные контакты. Когда нарушения подтвердились, японское правительство предложило чиновнику, к тому времени вышедшему в отставку, добровольно вернуть в казну часть своей заработной платы и выходного пособия, оцениваемого специалистами в 600 тысяч долларов. Примечательно, что никаких нормативных процедур для возврата денег в японском законодательстве нет и никогда не было, да и сам факт получения чиновником взяток в то время не то что не был доказан, но даже не расследовался. Однако отсутствие законной процедуры — не препятствие для восстановления справедливости. Как тут не вспомнить про «суд по закону и по справедливости»?