полицией. Возможно, в толпе полицейских было еще больше, но эти двое особенно выделялись в сторонке, откуда прекрасно видели каждого проходящего.
Оба уставились на меня с любопытством. Потом медленно закрыли разинутые рты, что было равносильно тому, будто сказали, что я выгляжу довольно странно. Тогда я поднял палку и, указывая ею на них, произнес самым низким, каким только мог, голосом:
— Грешники! О, вы грязные греховодники! Вы получите за все!
Мне казалось, пророк должен произносить что-то в этом роде. Затем повернулся и пошел вниз с холма, опираясь на палку. А сделав десять шагов, оглянулся через плечо. Один из полицейских крутил указательным пальцем у виска, выразительно глядя мне вслед.
Приблизившись к краю толпы, я попытался представить себе ее размеры. Наверное, не преувеличу, если скажу, что собралось не менее пятидесяти тысяч человек. Дальше, внизу, толпа вообще казалась мне состоящей не из людей. Это скорее походило на муравьиную кучу или на клубок каких-то кишащих всех цветов радуги животных. Солнце вышло из-за облака, в его ярком свете краски стали более сочными и живыми.
Войдя в толпу и ловя на себе взгляды многих, очень многих глаз — широко раскрытых, принадлежащих как мужчинам, так и женщинам, — я понял, что на свете существует гораздо больше странных форм жизни, чем мы привыкли думать.
Среди гор одеял, постельных принадлежностей, костров, кофе, сандвичей и палаток бродили удивительные личности в халатах, тюрбанах, коронах и мантиях. А среди них парни в саванах или вообще мало чем прикрытые, куколки в балахонах и другие — в бикини, а одна девица щеголяла даже в юбке из травы. Вообще-то вряд ли стоило им удивляться. Не только потому, что все происходило так близко от Голливуда, хотя это, возможно, играло определенную роль, но и потому, что это Лос-Анджелес — город ненормальных, чего уже давно никто не отрицает. Лос-Анджелес — магнит для помешанных. Похоже, как только житель любого другого штата теряет устойчивое положение, он немедленно отправляется в южную Калифорнию, где больше людей, а потому тут можно ощущать себя как бы в пустом пространстве.
Как-то я прикинул, что наш город насчитывает около трехсот сект с количеством приверженцев от единиц до тысяч. Все они, несомненно, присутствовали здесь. Иначе и быть не могло Ведь обещали Великий день — воскрешение Траммела.
Естественно, присутствовали и главы всех сект. Волновались, потели и кусали ногти, поскольку их лидерство оказалось под угрозой. Если сегодня этот тип воскреснет, многие из них не только утратят свой престиж, но и потеряют паству, которая переметнется к Траммелу.
Естественно, в толпе было очень много просто любопытных, немало репортеров и фотографов, но в первую очередь это был съезд сектантов, бал свихнувшихся. Мне, прожившему в Лос-Анджелесе тридцать лет, знающему многие секты от Мейн-стрит до холмов Голливуда, увидеть их всех вот так одновременно, в одном месте, пока не доводилось. Но теперь, когда пришлось, подумал, что всех нас следовало бы посадить в клетки, чтобы звери снаружи могли смотреть на нас, кормить земляными орешками, бананами и потешаться.
Большими шагами я опускался с холма сквозь эту массу параноиков, и все смотрели на меня вытаращив глаза. Я выделялся даже в этой компании. Время от времени какой-нибудь странно выряженный тип, возможно лидер одной из сект, окруженный своими приверженцами, указывал на меня пальцем и что-то говорил. Я игнорировал всех.
Без четверти три я продвинулся до западной стороны площадки с гробом. Отсюда уже хорошо были видны люди, находившиеся на самой площадке. Их было шестеро. Все одетые в черное, они стояли, выстроившись в ряд. Я начал действительно беспокоиться о том, как, черт побери, проникнуть туда, к ним. Пробираться стало уже совсем трудно, а между мной и «рингом» оставалось еще сто футов. Ведь будет полным провалом, если после всего моего потения и подготовки этот шут, посмеиваясь, улизнет. Тогда мне не останется больше ничего, как только помахать ему вслед.
На протяжении всего пути мне как-то удавалось протиснуться сквозь толпу. Но тут, на последних пяти или шести ярдах, люди стояли плечом к плечу, бедром к бедру и молчали. Чтобы пролезть через них, необходим был какой-то таран.
Низенький человечек, блокировавший мой путь, стоял, не глядя в мою сторону, но вдруг посмотрел через плечо и обомлел. На мгновение я забыл, как выгляжу, но он, полагаю, никогда уже этого не забудет. Вероятно, в этот день он сталкивался со многими странностями, однако, вне всяких сомнений, все, что видел до сих пор, не было столь ужасным. Можно было подумать, что его глаза как-то соединены со ртом, потому что они широко раскрылись одновременно. Мгновенная перемена его облика меня рассмешила, и внезапно я понял, что вокруг вовсе не существа из другого мира, а просто люди. Такие же, как я. Некоторые из них стояли подальше, другие — поближе. Вероятно, самые настойчивые были в этом кольце.
А еще я понял, что, если и остальные такие же, как этот малый, мне удастся пробиться, поэтому несколько воодушевился.
В этот момент я был устрашающе высоким не только из-за ходулей, но еще и потому, что стоял на более высоком месте. Маленький человечек так и застыл, вывернувшись, положив на плечо подбородок. Тогда я выбросил вперед палку, направив ее на него, и одновременно забормотал что-то невнятное. Человечек отскочил в сторону, будто палка была заряжена. Она-то и сыграла роль необходимого мне тарана. Я так и продолжил идти, выкидывая палку вперед, издавая гортанные звуки, не ожесточенно, но все же достаточно громко, чтобы те, кто был ближе ко мне, могли их услышать. Уставившись на гроб, люди, естественно, вначале не обращали на меня внимания, но потом шарахались. Я повторил мой трюк примерно двадцать раз, и каждый — удачно.
Наконец, изрядно потолкавшись, добрался до места и теперь был прямо у канатов, в десяти футах от гроба. У меня взмокли ладони, было сухо во рту. Я стиснул палку, оперся на нее всем весом и тяжело задышал.
Было без пяти три. Оставалось пять минут до назначенного времени воскрешения.
Глава 22
До сих пор я двигался, шел вперед. Теперь у меня появилось время подумать.
То, что несколько минут назад казалось забавным, больше не выглядело смешным. Когда я направил палку на того коротышку, а он в ужасе отпрянул, мне хотелось рассмеяться, но теперь до меня дошло, что это означало на самом деле. А это означало, что люди, стоящие вокруг, способны поверить во что угодно, согласиться с чем угодно и ко всему готовы.
Я повернул голову налево и посмотрел на утес, по которому проходила грязная дорога, а потом взглянул дальше, влево и за собой, на склон холма, отыскал густой куст, который приметил еще вчера. Сейчас он был почти скрыт спинами мужчин и жен-шин.
Лин должна сидеть внизу, в машине, припаркованной у дальней стороны резервуара, в единственном месте, где можно было как-то спрятаться, не считая карьера, находящегося еще на милю дальше.
Я глянул поверх голов людей, стоящих между мною и тем кустом, затем повернулся к площадке, на которой стояли «наставники».
Я уже привык к несмолкающему гулу толпы, но теперь обратил внимание, что он начал как-то стихать, становился слабее, затем внезапно вообще прекратился. Понятно, как только стало тише, — это заметил не я один, — многие люди тут же перестали разговаривать — вполне естественная реакция. И все-таки все выглядело так, будто все одновременно затихли, по какому-то беззвучному сигналу. Но вскоре бормотание началось снова.
И тут я вдруг подумал, что забыл об одной очень важной вещи. Ведь когда я брошусь на площадку, мне придется действовать быстро и уверенно, а на мне все еще эти неуклюжие, удлинявшие ноги ходули.
Было без четырех три.
Необходимо освободиться от ходулей. Но как это сделать? Нагнуться, отстегнуть их, затем подняться, став на девять дюймов ниже, на глазах у всех окружающих? Даже если ближайшие мои соседи этого не
