пистолета.
— Да не может быть! — вырвалось у меня.
Гордон Уэверли посмотрел на меня как на человека, который не понимает обычную человеческую речь, и повторил:
— Да вот может быть. Она пыталась убить меня.
Глава 12
Я спросил:
— Она выстрелила в вас здесь, в этом офисе?
— Именно так, — кивнул Уэверли.
— Тогда если пуля не попала в вас, то здесь где-то должен быть след от нее.
Он сдержанно, но с некоторым раздражением ответил:
— Очевидно, она не очень хорошо прицелилась. — Он отодвинулся в кресле и ткнул указательным пальцем назад.
Как только он это сделал, я сразу же заметил дырку. Маленькое темное пятнышко на одной из бежевых панелей, которыми были облицованы стены.
— Я просто разочарован, что такой опытный человек, как вы, после целой минуты наблюдений не смог заметить место, куда угодила пуля, — невольно проговорил Гордон. Но потом он улыбнулся и извинился. — Мне не следовало предаваться сомнительному удовлетворению от сарказма. Но ваш образ действий, мистер Скотт, скажем так, несколько грубоват. Во всяком случае, вот дыра от пули, которая чуть не попала мне в голову. Могу я продолжить?
— Пожалуйста, продолжайте, — усмехнулся я.
— Я был просто поражен. Не стоит и говорить, а может быть, мне следует это сделать, я не имел никакого понятия о том, что с ней стряслось. Признаюсь, я был напуган. Если говорить более точно, я окаменел. Если бы она выстрелила из этого дьявольского пистолета еще раз, она могла бы попасть в меня, и сейчас я уже ничего вам не мог бы рассказать. Но она не стала больше стрелять, — заключил Уэверли. — Покачнулась и разразилась рыданиями.
Я достал сигарету и сунул ее в рот, а потом вспомнил, как Уэверли говорил о «рабе никотина», и вопросительно посмотрел на него. Он кивнул. Я получил разрешение, зажег сигарету и глубоко затянулся. Может быть, именно поэтому мисс Принз не разрешали курить. Если она будет дышать еще глубже, чем делала это прошлым вечером, ей придется полностью обновить свой гардероб.
Уэверли продолжал:
— Я встал, подскочил к ней, усадил в кресло и попытался как-то успокоить. Когда рыдания чуть поутихли, Наташа рассказала, что всего час назад к ней заявился огромный и очень неприятный субъект и попытался шантажировать ее. Она убедила себя, что это я его подослал. И даже если не я лично, то все равно я ответственен за это.
— А она описала того типа? А может быть, она его знает? — спросил я.
— Она описала его подробно, но она его не знает. И ее описание не совпадает ни с кем из моих знакомых.
— О'кей. Оставим это пока. А чем это он пытался ее шантажировать? Что он знает о Наташе такое, за что она, по его мнению, сможет заплатить, чтобы сохранить тайну?
— Одно время, — начал Уэверли, — наша черноволосая красавица была дружна с женатым мужчиной. В начале этого месяца они были в одном загородном клубе. Это было в субботу вечером. Они крепко выпили, особенно он. Возвращаясь в Лос-Анджелес, ее спутник, который водил машину очень нервно, врезался в другой автомобиль. Та машина потеряла управление, вылетела с дороги и ударилась в дерево. Партнер мисс Антуанетт не остановился, а вместо этого поспешил скрыться с места аварии.
Уэверли положил руки на стол и крепко сцепил пальцы.
— Так вот, мужчина, который явился к ней прошлым вечером, обладал этой информацией. Он утверждал, что существует свидетель преступления. Однако мисс Антуанетт заявила, что он напрасно пытается заниматься вымогательством. Водитель пострадавшей машины не мог их видеть, и едва ли на месте аварии были еще какие-то люди. Это произошло на бульваре Лоурел-Каньон, и там вообще не было никакого освещения, кроме автомобильных фар. Наташа настаивала на том, что никто не мог рассмотреть, кто был в их машине. И тем более узнать их в лицо. Она была совершенно уверена в этом. Но она предполагает только одно возможное объяснение…
И тут меня осенило.
— Подождите минуту, — сказал я, поднялся и начал ходить по комнате взад и вперед. Потом остановился и посмотрел на Уэверли: — Не говорите мне только, что Нат — мисс Антуанетт — написала дурацкое письмо Аманде Дюбонне.
Издатель снова улыбнулся:
— Потрясающе! Как вы догадались об этом?
— Но так было на самом деле?
— Было.
Я снова сел.
— Черт возьми, я не извлекаю свои выводы из воздуха. Прямо перед съемкой Нат читала статью в утренней газете о том, что вы задержаны в связи с убийством Пайка. Это не подействовало на нее. Но в самом низу страницы было написано, что это Пайк ведет рубрику «Строчки для страждущих» в журнале «Инсайд» под псевдонимом. А потом она перевернула страницу, где было указано имя Аманды Дюбонне. Когда она поняла, что это Пайк был автором этой колонки, то потеряла самообладание. Она могла проболтаться о той самой истории Пайку-Аманде в письме. А потом рассказала вам, после того как сделала этот неприцельный выстрел в вашу голову… Ну, я начинаю понимать, что ее вывело из себя тем утром. Она могла подумать, что ее визит к вам прошлым вечером побудил вас убить Пайка. Не говоря уже о том, что оба очень боялись грядущего скандала.
Уэверли кивнул:
— Но есть и еще одна причина, почему Наташа оказалась в таком состоянии, мистер Скотт. Если она поверила, что это я убил мистера Пайка, то могла подумать, что прошлым вечером я врал ей, потом заставил замолчать мистера Пайка, а потом сделаю то же самое с ней.
— А что, Наташа на самом деле все выложила в том письме к Аманде? — спросил я.
— Так она мне сказала, — подтвердил издатель. — Разумеется, она не указала своего настоящего имени, но адрес дала реальный. Что неудивительно, потому что она не ожидала никаких других последствий, кроме как ответного письма от Аманды. Или, может быть, персонального ответа в рубрике журнала — мы получаем сотни писем, которые нельзя использовать в журнале, вы же понимаете.
Я кивнул.
— А что касается самого письма, то, как я понимаю, в нем было несколько страниц. Она писала не только о своих трудностях с тем мужчиной и о той аварии на дороге, но и упоминала, что ее спутник должен был остановиться, чтобы оказать помощь, и что она должна была сообщить полиции о происшествии. Но Наташа боялась, что и ей могут быть предъявлены обвинения. Или при этих обстоятельствах ее даже могут посадить в тюрьму. Ее письмо, как я полагаю, было таким же, как и тысячи других, мучительным криком отчаяния. Оно молило об ответе и совете.
— Вы полагаете? Вы хотите сказать, что не знаете точного содержания ее письма?
— Я его не видел. Его должен был получить мистер Пайк.
Я озадаченно сдвинул брови.
— Вы начинаете понимать, — отметил Уэверли.
В самом деле, я начал кое-что понимать. Но слова Уэверли все еще крутились у меня в голове: «Письмо, как и многие тысяч других, которые мы получаем… мучительный крик отчаяния… мольбы об ответе и совете…»
Уэверли прикусил нижнюю губу.
