динамических манипуляциях, контролируемых…
— Конечно, конечно! — сказал я. — Вот к примеру, у меня имеется пленка с семью голосами. И если я вам в течение дня принесу еще пленку с пятнадцатью голосами, то вы сможете определить, какие голоса с первой пленки будут фигурировать и на второй?
— Разумеется, мистер Скотт. Сколько времени вы дадите мне для этого?
— Восемь часов.
— О, мой дорогой, так не пойдет. И позвольте мне объяснить вам, мистер Скотт. Спектрограмма основывается на английских артиклях, а также словах: «я, меня, и, есть, ты, вверх» и некоторых приставках. И для того, чтобы сделать добротную спектрографию, в речи должны присутствовать не менее восьми из этих слов. Потом спектрограмма каждого слова сравнивается с этими же словами второго источника звука. Теперь вы понимаете, какая это большая работа. Спектрограммы могут использоваться и в судебных процессах, поэтому они должны быть качественно…
— Работа, которую вы сделаете для меня, не будет представлена суду. А если и будет, то много позднее, и у вас будет достаточно времени, чтобы их проверить. Мне достаточно будет, если вы мне скажете, кто есть кто.
Мне пришлось потратить много времени, чтобы воодушевить профессора моей теорией, и добился я своего только тогда, когда рассказал ему о своем плане.
Ресницы Лукреции запрыгали вверх-вниз, вверх-вниз, а потом она мило улыбнулась. Мило и жарко. Видимо, она все делала мило и жарко.
— Скажите, ради бога, что вы здесь делаете, у задней двери?
— Люблю разнообразие, — ответил я.
— О, я знаю, почему. Отец мне объяснил, в чем дело. Я до тех пор уговаривала его рассказать мне обо всем, что он не устоял и все мне рассказал. Вы опасаетесь, что кто-то наблюдает за домом, не так ли?
— Правильно! — ответил я. — И Тони правильно сделал, что все вам рассказал, Лукреция. Только… только он сам еще не знает, насколько серьезно положение.
Она смущенно замолчала. Потом на ее лице появилась улыбка, и она сказала:
— О, и еще раз спасибо за цветы, Шелл. Они замечательные. Чем только я смогу доказать свою благодарность?
— Может быть тем, что пригласите в дом.
Она рассмеялась и сказала:
— Вы даже представить себе не можете, как отец заинтересовался письмом, которое вы прислали с розами. Он — в моей комнате.
Она провела меня в кабинет отца, где на зеленой кушетке сидел Тони. Высказав сожаление по поводу его изодранной щеки и совершенно заплывшего глаза, я уселся рядом с ним и сказал:
— Вы назначили заседание, Тони?
Он кивнул.
— На десять часов. Как вы и сказали в письме. Правда, мне как-то неловко было собирать это заседание, где я ничего не смог сказать членам совета о повестке дня.
— Это положение изменится еще до того, как я закончу.
Я положил на маленький столик перед кушеткой небольшой магнитофон, который я позаимствовал в отеле. Тони взглянул на него и удивленно спросил:
— Вы нашли пленку?
— Да.
— Почему же вы сразу мне этого не сказали? О, бог ты мой!
— Я не хотел по телефону. Поэтому-то я и написал письмо.
— Конечно! — он кивнул. — Я забыл об этом.
Его забывчивость меня немного удивила, но только немного. Я продолжал:
— Кроме того, я был очень занят. Вы уже слышали о сержанте Стрикере?
— Нет. А кто это такой?
— Он относится к службе «Охраны порядка», и я уверен, что мы можем ему доверять. Ведь кому-то нужно доверять.
— Он должен придти сюда? — спросила Лукреция.
— Да, он придет сюда. Я звонил ему сегодня утром. Я ему не все рассказал, но общую картину он может себе составить. Кстати, Стрикер не особенно удивился — он давно уже предполагал, что на Вилле не все в порядке.
Я посмотрел старому Бризанту прямо в глаза.
— Сержант Стрикер приедет сюда для вашей личной охраны, Тони.
— Разве это необходимо? — спросила Лукреция со страхом.
Я махнул рукой.
— Не обязательно, — сказал я. — Можете мне поверить. И вы, наверняка, поверите, когда прослушаете пленку. Но вернемся к сержанту Стрикеру. Когда я сегодня утром искал пленку, я подстрелил одного гангстера, которого зовут Франкенштейн. А часом позже его труп был найден в двух милях от того места, где я его подстрелил. И сержант Стрикер сказал мне, что у него были выбиты зубы и распухла губа.
Тони пощупал свой заплывший глаз.
— Значит, это тот парень, которому я выбил зуб?
— Это можно сказать почти с уверенностью. Но давайте послушаем запись.
Я нажал на клавишу. Шесть минут в комнате царила полная тишина, если не считать разговора на пленке. Когда запись кончилась, в комнате еще с минуту было очень тихо, а потом Лукреция выпустила изо рта барабанную дробь. Я подозреваю, что это были итальянские ругательства.
Тони укоризненно посмотрел на нее.
— Лулу, нельзя говорить такие вещи!
Я взглянул на часы.
— У нас немного времени. Пять человек на пленке еще не узнаны, хотя мне кажется, что одним из них должен быть Пит Лекки. С вашей помощью мы сегодня это узнаем.
— С моей помощью? Но как…
— Я вам объясню. Все гангстеры знают, независимо от того, принадлежат они к мафии или нет, что их самым страшным орудием является страх, который они нагоняют на людей. Они защищены протекциями, они подкупают чиновников, подкапываются под полицию и судопроизводство. Но это не помогало бы гангстерам, если бы их акции не были тайными. Малейшее «паблисити» может разрушить их планы.
Лукреция, словно завороженная, смотрела на мои губы. А я продолжал:
— Сперва действовали наши друзья — гангстеры, а теперь настал черед выступить и нам. Когда выступаешь против таких типчиков, самое важное — вывести их из равновесия, что приводит к потере уверенности…
— О, боже! — сказал Тони и необычно тихо спросил: — Что вы собираетесь делать?
— Я хотел бы, чтобы вы меня представили на заседании. А потом я хотел бы прокрутить эту пленку перед всеми участниками заседания и возможной публикой.
Молчание. Тони Бризант откинулся на кушетке и постучал рукой по своей груди.
— Эти негодяи уже знают, что пленка в наших руках, а Дженкинс — в их руках. Этого нельзя забывать, Тони. В их беседе было сказано, чтобы отца Лукреции Бризант не трогать, но они должны что-то предпринять, против меня в первую очередь, поскольку у меня пленка, и против вас, Тони, поскольку вы связаны со мной.
Он медленно покачал головой. Я буквально видел, что творилось у него в голове. Наконец, он провел рукой по усам и спросил:
— Фред… Вы думаете, он тоже мертв, Шелл?
— Очень и очень возможно, Тони.
Он сидел тихо, и я видел, как вздрагивали его губы и кривилось лицо, словно ему было больно. Потом
