— О Боже! — Я посмотрел вниз. — Приятель, я совсем забыл, что снял их.
Патрульный ободряюще кивнул:
— Это они лежат на земле вон там, сэр? Я обернулся. Скомканные брюки валялись у правой задней покрышки «кадиллака», где я бросил их, думая только о вытекающей из меня крови.
— Слушайте, полицейский, я могу все объяснить, — сказал я. — Поверьте, меня впервые застали в такой нелепой ситуации…
— Впервые застали — вот как?
— Впервые застали в такой… Черт возьми, может, хватит болтать вздор? Я не какой-нибудь псих…
— Конечно нет, сэр. Почему бы нам не подобрать ваши брюки и…
— Почему бы вам не заткнуться на минуту? — Это ему явно не понравилось, но я продолжал:
— Я бросил брюки, так как боялся, что изойду кровью до смерти. Я порезался, и кровь просто била струей. Должно быть, я уже потерял целую пинту, а может, и кварту.
Патрульный поднял бровь.
— Почему не галлон?
— Я не сливал ее в бутылку, черт бы вас побрал! Если хотите, можете взглянуть на брюки и на пиджак в машине — они перепачканы кровью. Мне пришлось срочно перевязывать порез. — Я ткнул себя пальцем в бедро.
Полицейский снова посмотрел на «кадиллак»:
— Не похоже, чтобы вы попали в аварию. Это произошло только что?
— Нет, около получаса тому назад.
— И вы едва не изошли кровью за полчаса?
— Дело в том… — начал я, но тут же оборвал фразу. Я не мог торчать здесь еще двадцать минут, пытаясь объяснить во всех подробностях, что произошло в последние несколько часов. Теперь, когда я заткнул дырки, мне не терпелось добраться до церкви в Уайлтоне и проверить, что там творится. Возможно, проверять было нечего — не исключено, что Фестус сидит в своем кабинете и с миром все в полном порядке. Но меня не оставляло предчувствие, что могло произойти нечто ужасное.
— Полицейский, — заговорил я снова, — мне недавно стало известно, что я гемофилик. Вы знаете, что это такое?
Патрульный задумчиво скривил верхнюю губу.
— Это-парень, который постоянно кровоточит?
— Верно. Кровоточит и не может остановить кровь.
— Ну…
Его лицо смягчилось. Если он и не преисполнился тревогой на мой счет, то, по крайней мере, стал менее настороженным, поэтому я постарался укрепить завоеванные позиции.
— Вы и представить не можете, что это такое, — продолжал я. — Если бы такое случилось во время обморо… во сне, то я бы истек кровью до смерти и даже не узнал, что умираю. Если меня укусит девушка, это может меня убить.
— Девушка?
— Ну, собака, кошка, москит — все, что кусается или царапается. Если мое состояние ухудшится, я могу умереть во время переливания крови. Пара желез, трущихся друг о друга, может вызвать внутреннее кровотечение, и мне конец… — Я умолк, осознав, что говорю чистую правду.
Полицейский покачал головой:
— Если так, то мне не следовало вас задерживать. Просто выглядели вы уж очень странно…
— Я все понимаю. Не каждый день видишь такое.
— Я подумал, что вы из той компании, которая собиралась устроить стриптиз. Должно быть, они уже его устроили?
— Стриптиз? Что еще за компания?
— Нам сообщили, что несколько женщин раздеваются догола прямо перед церковью. Прихожанам наверняка стало дурно. Я ехал туда проверить, действительно ли там такое творится или нам позвонил очередной чокнутый. Где это видано — женщины, устраивающие стриптиз возле церкви? Но потом я увидел вас и подумал, что вы один из этих «Граждан ЗА»…
— Боже мой! Вы имеете в виду, что они в самом деле сбросили с себя всю одежду?
В атмосфере что-то изменилось — как будто солнце зашло за тучу или началось полное затмение.
— Не знаю, что они там проделали, — медленно произнес патрульный, — но почему это вас так интересует?
— Ну, я слышал об этом в теленовостях. Чистое безумие! Но это так необычно, что я заинтересовался… Он кивнул и быстро сказал:
— Ладно. Если вы и вправду… как это называется? Гомофилик?
— Да не гомо, а гемо! Гемофилик.
— И если вам пришлось срочно делать перевязку, тогда о'кей — это не является непристойным поведением. Хотя совпадение чертовски странное… Ну, можете ехать дальше. Только позвольте взглянуть на ваши права, сэр, и наденьте, пожалуйста, брюки.
Мои права? Парень не узнал меня в лицо — должно быть, его отвлекли мои ноги, — но я не сомневался, что он сразу же узнает мое имя.
— Я в самом деле гемофилик, — тут же отозвался я.
— А права?
Я колебался. Возможно, слишком долго. Лицо патрульного вновь стало напряженным, а рука скользнула под клапан кобуры, стиснув рукоятку револьвера.
— Разумеется, — кивнул я. — Пиджак в машине. Я подошел к правой дверце «кадиллака», медленно вытащил пиджак и двинулся назад к полицейскому. Он отступил на пару шагов. Я вынул из внутреннего кармана бумажник, извлек оттуда права, спрятал бумажник в карман и остановился, думая, как мне поступить, если парень прочитает мое имя и узнает его. Вернее, не «если», а «когда», потому что он выхватил у меня права, бросил на них взгляд и воскликнул:
— Шелл Скотт? Сукин я сын — как я мог не узнать вас по белым волосам, сломанному носу и помятому виду?
Револьвер находился уже не в кобуре, а у него в руке и был нацелен прямо на меня.
— Конечно, я Шелл Скотт, — беспечно откликнулся я. — Я и не выдавал себя ни за кого другого. К чему эта артиллерия? Все, что я вам сказал, чистая правда.
— К тому, что вы Шелл Скотт. Вас разыскивает полиция — возможно, уже опубликован ваш словесный портрет. Насколько я понял, вы обвиняетесь в убийстве, совершенном вчера вечером, возможно, в еще одной попытке убийства, сегодняшней стрельбе, бегстве от правосудия и… ах да, не исключено, что вы похитили девушку из «Кэнтербери-Комьюнити». А теперь… — он усмехнулся, — еще это.
Я начал спорить, но лицо патрульного внезапно сморщилось, а из горла вырвались странные кудахтающие звуки, похожие на кашель. Бросив еще один взгляд на права и на номер моего «кадиллака», он сурово посмотрел на меня:
— Фальшивый номер? Еще одно правонарушение… Полицейский не договорил. Скривив рот, он снова закудахтал. Я подумал, что у него не все дома, пока не понял, что он хохочет.
— Гемофилик? Он? Ну и посмеемся же мы с ребятами, когда я им расскажу! Его столько раз били, резали, всаживали в него пули, а он выдает себя за гемофилика! Он, Шелл Скотт…
Больше он ничего не успел произнести. Мое решение было трудным, но не невыполнимым, и, когда патрульный в приступе смеха отвел от меня револьвер, я нанес ему мощный удар в подбородок. Он плюхнулся на спину и больше не шевелился.
— Смотрите! Смотрите скорее!
Первое слово было громким и пронзительным, два следующих — не менее пронзительными, но чуть более тихими. Я резко обернулся. Из правого окошка только что проехавшей мимо машины высовывалась женская голова и шея. Лицо с открытым ртом было обращено на меня.
Я выругался, подошел к патрульному, положил его револьвер назад в кобуру и оттащил беднягу к его
