дело. Его последний день настоящей свободы. Последняя возможность посмотреть на Противусолонь так, чтобы через плечо не заглядывали стоящие по обе стороны охранники и чтобы не вился вокруг десяток других, более изощренных защитных устройств. Дом все распланировал – вплоть до раздавливания вездесущих роботов-насекомых Кородора, которые вечно за ним шпионили – исключительно для его безопасности.
А теперь придется возвращаться домой, предстоит разговор с бабушкой. Он начал чувствовать себя немного глупо. И чего, в сущности, он ждал от башни? Наверное, что почувствует глубочайшее восхищение, ощутит привкус глубин Времени. И, уж конечно, не этого жутковатого ощущения, будто за ним пристально наблюдают. Все в точности как дома.
Он повернул назад.
Зашипел сверхраскаленный воздух, когда что-то пронеслось мимо его лица и попало в стену башни. В месте соударения на ледяной поверхности расцвела гроздь морозных кристаллов.
Дом инстинктивно нырнул в камыши, перекатился раз-другой, вскочил на ноги и бросился бежать. Второй выстрел тоже пришелся мимо, зато сухая головка с семенами перед ним взорвалась фейерверком искр.
Он подавил желание оглянуться. Кородор безжалостно натаскивал его на то, как вести себя в случае нападения. «Любопытство сгубило кошку», – любил повторять Кородор.
На краю заводи Дом подобрался и нырнул. В то мгновение, когда он уходил под воду, третий выстрел опалил ему грудь.
Где-то били гигантские колокола – далеко над морем или, может, просто у него в голове. Прохладная зелень успокаивала, а пузырьки…
Дом очнулся, но благодаря вдолбленному Кородором инстинкту глаз не открыл, а стал осторожно изучать окружающую обстановку.
Он лежал на смеси песка, ила, сухого камыша и дробленых панцирей улиток, которая на большей части Противусолони сходила за почву. На него падала тень, и прилив грохотал совсем близко. И почва очень мягко покачивалась на волнах. На запах и на вкус воздух отдавал солью, смешанной с болотной тиной, пыльцой камышей и… чем-то еще. Аромат был сыроватым, отдающим плесенью и очень знакомым.
Что-то сидело всего в нескольких дюймах от него. Чуточку приоткрыв один глаз, Дом увидел, как за ним напряженно наблюдает маленькое существо. Кряжистое тельце было покрыто розовой шерсткой, прораставшей через чешуйчатую шкуру. Морда представляла собой неудачный компромисс между клювом и носом. У него было три пары ног, ни одна из которых не походила на другую. На Дома смотрела почти легенда Противусолони.
За спиной Дома кто-то развел костер. Он попытался сесть: такое впечатление, что на грудь ему положили докрасна раскаленный прут.
– О джавиндо мей псативи, – произнес мягкий голос.
Над ним возникла кошмарная физиономия. Серая кожа мешками свисала под глазами, в четыре раза больше положенного, а крохотные зрачки плавали в белке, точно икринки в молоке. Огромные приплюснутые уши были нацелены на Дома. От запаха плесени перехватывало дыхание. Привлекательность этого лица подчеркивали огромные выпуклые солнцезащитные очки.
Фноб пытался говорить на галанглийском. Напрягшись, Дом ответил ему на фнобском, от которого любому нефнобу впору челюсть вывихнуть.
– Надо же, какой образованный, – сухо отозвался фноб. – Меня зовут ФФФ-Шс. А ты Председатель Сабалос.
– Только с завтрашнего дня, – простонал Дом и поморщился, когда снова накатила боль.
– Эээ. Да-сс. Ради меня не вставай, тем более резко. Я обработал ожог. Он поверхностный.
Поднявшись, фноб вышел из поля зрения Дома. Маленькая тварь наблюдала за ним все так же напряженно.
Дом медленно повернул голову. Он лежал на небольшой прогалине в середине плавучего острова, множество которых закупоривали протоки в гигантских топях. Иногда корни трав и тростников переплетались так плотно, что создавали довольно большие кочки, которые, оторвавшись от берега, превращались в островки. Данный остров двигался медленно и – что примечательно – против течения. Из- под высохшего камышового перегноя временами доносилось гудение старинного мотора на тяжелом водороде.
Учитывая спрятанные под толстым камышовым настилом мотор и вспомогательные механизмы, островку не удастся долго скрывать свои тайны даже от немудреных поисковых устройств. Но в топях несколько сотен тысяч таких островков. Кому под силу обыскать их все?
В голове Дома начал складываться вывод.
Тут фноб прошел перед ним, и Дом увидел двуклинковый кинжал тшури, который он задумчиво перебрасывал из руки в руку. Дом же был в чем мать родила, если не считать, конечно, корки соли, засохшей на его черной коже.
От его присутствия фнобу было явно не по себе. Время от времени он переставал жонглировать ножом и начинал напряженно рассматривать Дома.
Отдаленное шуршание флайера они услышали одновременно. Нырнув куда-то вбок, фноб откинул в настиле люк и вырубил мотор, обратным перекатом он очутился буквально на Доме, к горлу которого приставил острие кинжала.
– Ни звука, – предостерег он.
Они лежали неподвижно, пока шорох флайера не стих в отдалении, фноб промышлял контрабандой пилака. Когда из морских глубин поднимались гигантские двустворчатые раковины, получившие лицензию от Правления ловцы дагонов сотнями выходили в море, чтобы при свете полной луны добывать огромные жемчужины переливчатого пилака. Их плавучие базы имели оборудование, позволявшее отмахиваться от откушенной руки как от досадной мелочи и даже смерть не воспринимать как прекращение жизни.
Но были и другие ловцы. Эти в силу своей натуры работали в одиночку и были истинными асами. То, что они вырывали у моря, принадлежало лишь им, включая саму смерть. Временами Правление объявляло кампанию по борьбе с ними и предпринимало вялые попытки остановить контрабанду пилака за пределы планеты. Пойманных контрабандистов не убивали – это, разумеется, было против Единственной Заповеди,[2] – но Дому пришло в голову, что для таких, как они, альтернативное наказание было гораздо хуже смерти, с которой они еженощно играли. Выходило, что контрабандист, если понадобится, и впрямь его убьет.
Фноб встал, все еще держа кинжал за более тяжелый, смотрящий вперед клинок.
– Почему я здесь? – кротко спросил Дом. – Последнее, что я помню…
– Ты премирно плавал себе среди лилий – с ожогом от дезинтегратора на груди, – зашипел и засвистел, растягивая шипящие, фноб. – Служба безопасности с рассвета тут шарила. Как будто кого-то искали, преступника, наверное. Ну а я просто любопытен, поэтому и подобрал тебя.
– Спасибо, – медленно садясь, сказал Дом. Контрабандист пожал плечами – странно выразительный жест при таком худом, костлявом теле.
– Сколько отсюда до башни?
– Я нашел тебя в сорока километрах от Небесного Столпа. С тех пор мы проделали километра два, может быть.
– В сорока! Но кто-то стрелял в меня возле самой башни!
– Быть может, для утопленника ты хорошо плаваешь.
Не спуская глаз с выписывающего восьмерки клинка, Дом в несколько этапов поднялся на ноги.
– Много пилака собираешь?
– Восемнадцать килограммов за последние двадцать восемь лет, – ответил, рассеянно наблюдая за небом, фноб.
Дом против воли быстро подсчитал.
– Ты, наверное, мастер своего дела.
– Много раз умирал. В других жизнях. Может, эта Вселенная – мой шанс. И что тогда считать мастерством?
Клинок продолжал ловко перелетать из руки в руку. Солнце над головой сияло как медный гонг. У Дома
