– Возможно. Но вы ошибаетесь относительно остальных, – сказал Бодряк. – Это просто потому, что люди боятся и одиноки… – Он замолчал. Это прозвучало слишком глупо, даже для него.
Бодряк пожал плечами.
– Они же просто люди, – сказал он. – Они же просто делают то, что делают остальные. Сэр.
Лорд Ветинари по-дружески ему улыбнулся.
– Разумеется, разумеется, – сказал он. – Я понимаю, что вы должны в это верить. Иначе вы окончательно сойдете с ума. Иначе вы можете вообразить, что находитесь на мосту, толщиной в перышко, проложенным над сводами Преисподней. Иначе существование превратится в мрачную агонию и единственной надеждой останется вера в то, что после смерти не будет жизни. Я вполне понимаю. – Он посмотрел на свой стол и вздохнул. – А сейчас, – сказал он, – слишком много скопилось работы. Боюсь, что Обычный был прекрасным слугой, но совершенно никудышным правителем. Вы можете идти. Отлично выспаться этой ночью. Ах, и обязательно приведите завтра ваших людей. Город должен оказать свою признательность.
– Что должен? – сказал Бодряк.
Патриций посмотрел в свиток. Его голос уже обрел сухую интонацию человека, который планирует, организовывает и контролирует.
– Признательность, – сказал он. – После каждой триумфальной победы должны быть герои. Это необходимо. Тогда каждый будет знать, что все было сделано правильно.
Он бросил взгляд на Бодряка поверх свитка.
– Это все часть естественного порядка вещей, – сказал он.
Спустя мгновение он сделал несколько пометок карандашом на лежащей перед ним бумаге и опять поднял взгляд.
– Я сказал, – сказал он, – вы можете идти.
Бодряк замер в дверях.
– Вы во все это верите, сэр? – сказал он. – О бесконечности зла и абсолютности тьмы?
– Вот еще, – сказал Патриций, переворачивая страницу, – это же только логическое заключение.
– Но вы встаете с кровати каждое утро, сэр?
– Гм-м? Да? Не пойму, что вы хотите сказать?
– Я просто хотел бы узнать зачем, сэр.
– Ах, немедленно уходите. Вы хороший человек.
В темной и неудобной пещере, прорубленной из сердца дворца, скачками пробирался Библиотекарь. Он вскарабкался на печальные останки груды и посмотрел на распростертое тело Обычного.
Затем он спустился вниз и очень аккуратно вытащил из закоченевших пальцев «Вызывание Драконов». Он сдул с книги пыль. Он осторожно обмахнул ее, как будто это был перепуганный ребенок.
Он повернулся, чтобы влезть на груду, и остановился. Он опять наклонился и осторожно вытащил еще одну книгу из блестящего хлама. Эта книга не была из его собрания, за исключением того, что все книги происходили из его владений. Он осторожно перевернул несколько страниц.
– Держите ее покрепче, – сказал Бодряк, стоявший позади него. – Унесите куда-нибудь подальше и спрячьте там.
Орангутанг кивнул капитану и с грохотом спустился с груды. Он постучал Бодряка по колену, открыл «Вызывание Драконов», пролистал ее пожухшие от времени страницы, пока не нашел нужную, и молча протянул книгу.
Бодряк покосился на неразборчивые каракули.
Царство фантазии, подумал Бодряк. Так вот куда они направлялись. В царство нашего воображения. И когда мы их вызываем, то придаем им облик, подобно тому как выжимают тесто в формы для пирожных. Только вы не получите человека, подобного имбирному прянику, вы получите то, что вы есть. Ваша собственная темнота, даст облик…
Бодряк перечитал еще раз страницу, а затем посмотрел на следующие.
Там было не так уж и много. Большинство страниц представляло обугленную массу.
Бодряк вернул книгу обезьяне.
– Каким человеком был де Малахит? – спросил он.
Библиотекарь уделил этому внимание сообразно поведению человека, знающего наизусть «Словарь Городских Биографий». Затем он пожал плечами.
– Почти святой? – сказал Бодряк.
Обезьяна покачала головой.
– Тогда непростительно злой?
Обезьяна пожала плечами и опять покачала головой.
– Если бы я был на вашем месте, – сказал Бодряк, – я положил бы эту книгу где-нибудь в надежном месте. И вместе с ней свод законов. Они обе чертовски опасны.
– У-ук.
Бодряк выпрямился.
– А сейчас, – сказал он, – пойдемте отсюда и промочим глотку.
– У-ук.
– Но только по маленькой.
– У-ук.
– И вы платите.
– И-ик.
Бодряк остановился и всмотрелся в большое, мягкое лицо.
– Скажите мне, – сказал он. – Мне всегда хотелось знать… может, лучше быть обезьяной?
Библиотекарь подумал.
– У-ук, – сказал он.
– Ах. Правда? – сказал Бодряк.
И наступил день следующий. Комната была забита под самую завязку сановниками. Патриций сидел в своем громадном кресле, окруженный членами Совета. Все присутствовавшие блистали начищенными до блеска улыбками, склоняясь перед хорошо проделанной работой.
Леди Сибил Рэмкин присела по другую сторону, одетая в несколько акров черного бархата. Фамильные драгоценности Рэмкинов поблескивали на ее пальцах, шее и черных завитках парика, одетого по случаю приема. Общий эффект был ошеломляющий, подобно земному шару с небесами.
Бодряк, печатая шаг, провел отряд на центр зала и остановился со шлемом под мышкой, согласно предписаниям. Он был потрясен, увидев, что даже Валет сделал попытку – подозрительный блеск металла можно было видеть тут и там на его нагруднике. Двоеточие имел непоколебимый вид важной персоны. Доспехи Морковки блестели и переливались.
Двоеточие отдал честь согласно уставу, в первый раз в жизни.
– Все присутствуют и все в порядке, сэр! – пролаял он.
– Отлично, сержант, – холодно сказал Бодряк.
Он повернулся к Патрицию и вопрошающе поднял бровь.
Лорд Ветинари коротко взмахнул рукой.
– Станьте вольно, или как там это у вас делается, парни. Уверен, что нам совсем не нужны здесь церемонии. Что скажете, капитан?
– Как вам угодно, сэр, – сказал Бодряк.
– А сейчас, солдаты, – сказал Патриций, наклоняясь вперед, – мы выслушали примечательные подробности ваших героических усилий по защите города…
