– Но видите ли, у нас всегда были умеренный мир и разумное процветание…
Мощь этой мысли заставила Воунза упасть на колени.
– Конечно, – едва сумел вымолвить он.
Дракон в избытке сил поиграл когтями.
Воунз бессильно обвис, когда дракон покинул его сознание.
Чудовище соскользнуло с позорных сокровищ, мощным прыжком переместилось к подоконнику одного из самых больших окон зала и головой разбило цветное стекло. Разноцветное изображение города дождем обрушилось на замусоренный пол.
Длинная шея вытянулась в предвечерний воздух, повернулась туда-сюда, словно антенна. В городе зажигались огни. Звуки, издаваемые жизнью миллиона людей, сливались в низкое приглушенное гудение.
Дракон глубоко, радостно вдохнул.
Затем втянул на подоконник все тело, высадил плечами остатки оконной рамы и взмыл в небо.
– Что это? – Шноббс побледнел. Предмет был неопределенно-округлой формы, фактурой напоминал дерево, а при постукивании издавал звук, подобный тому, какой издает линейка, если ею постучать по краю стола.
Сержант Колон стукнул по предмету еще раз.
– Сдаюсь.
Моркоу гордо извлек таинственный объект из мятой упаковки.
– Это пирог! – он подсунул обе руки под предмет и с видимым усилием поднял его в воздух. – От моей матери.
Он наконец ухитрился поставить пирог обратно на стол, не придавив пальцы.
– И его можно есть? – осторожно спросил Шноббс. – Посылка ведь шла много месяцев. За такой срок он наверняка зачерствел.
– О, он испечен по особому гномьему рецепту, – объяснил Моркоу. – Гномьи пироги не черствеют.
Сержант Колон еще разок стукнул по пирогу.
– Пожалуй, такой действительно не зачерствеет, – уступил он.
– Эти пироги невероятно стойкие, – продолжал с энтузиазмом объяснять Моркоу. – Почти волшебные. Секрет их приготовления передается из поколения в поколение, от гнома к гному. Один крошечный кусочек такого пирога – и ты целый день не сможешь даже думать о еде.
– Да ну?
– Гном способен пройти сотни миль, если с собой у него будет один такой пирог, – продолжал Моркоу.
– Еще бы, – мрачно ухмыльнулся Колон, – могу себе представить, идет и всю дорогу думает: «Черт, надо поторопиться с поисками еды, иначе опять придется глодать этот проклятый пирог».
Моркоу, для которого понятие «ирония» не существовало как класс, взялся за пику. Оглушительные удары, несколько рикошетов – и ему удалось разделить пирог приблизительно на четыре части.
– Вот! – весело сказал он. – По куску каждому из нас и один капитану. – Только тут он осознал, что сказал. – О-о! Простите.
– Ладно, ладно, – ничего не выражающим голосом отозвался Колон.
Некоторое время они молча сидели.
– А мне он нравился, – наконец нарушил молчание Моркоу. – Жалко, что теперь он не с нами.
Последовало еще одно молчание, очень похожее на предыдущее, только более глубокое и более угнетенное.
– Наверное, теперь капитаном назначат тебя, – сказал Моркоу.
Колон поднял голову:
– Меня? Я не хочу быть капитаном. Зачем мне эта головная боль? Не стоит оно того, день и ночь думать, и все за каких-то лишних девять долларов в месяц.
Он побарабанил пальцами по столу.
– Это все, что он получал? – не поверил Шноббс. – А я думал, он офицер, значит, как сыр в масле катается.
– На девять долларов больше, – подтвердил Колон. – Я однажды видел ведомость. На девять долларов больше, чем у нас, плюс два доллара на плюмаж. Только он никогда не брал на плюмаж. Забавно, правда?
– Он не был плюмажного типа, – сказал Шноббс.
– Ты прав, – отозвался Колон. – У капитана, ведь вот в чем дело… я, знаешь, читал в одной книге, там написано, что у всех нас в крови содержится алкоголь, вроде как
– Черт возьми! – воскликнул Моркоу.
– То-то и оно… Поэтому, когда он трезвый, он
– Бедолага, – покачал головой Шноббс. – А мне это и в голову не приходило. Ничего удивительного, что он всегда был таким мрачным.
– Поэтому он все время старается набрать нужный уровень. Просто иной раз перебирает с дозой. И, само собой, – он бросил взгляд на Моркоу, – он был унижен женщиной. Его, видишь ли, почти все унижает.
– А что мы-то теперь делать будем, а, сержант? – спросил Шноббс.
– Наверное, он не стал бы возражать, если бы мы съели пирог? – задумчиво спросил Моркоу. – Жалко будет, если он зачерствеет.
Колон пожал плечами.
Он и Шноббс в жалком молчании наблюдали, как Моркоу вгрызается в свой кусок пирога, подобно камнедробилке на меловом карьере. Даже если бы это было нежнейшее суфле на свете, они все равно не смогли бы проглотить ни кусочка.
Они думали о том, какой станет жизнь без капитана. Ничего веселого их не ожидает, даже если отбросить в сторону всяких драконов. Можно что угодно говорить о капитане Ваймсе, но у него был свой стиль. Это был циничный стиль, стиль с грязью под ногтями, но он у него был, а у них его нет. Ваймс умел читать длинные слова и складывать длинные предложения. В этом тоже был своего рода стиль. Даже напивался он стильно.
Они пытались растянуть минуты, растянуть время. Однако ночь неумолимо приближалась.
Надежды нет.
Сейчас им придется идти патрулировать улицы.
Шесть часов. Но что-то неспокойно.
– Я и по Эрролу тоже скучаю, – произнес Моркоу.
– Честно говоря, он ведь принадлежал капитану, – отозвался Шноббс. – Ну что ж, теперь госпожа Овнец сумеет за ним присмотреть.
– Пусто как-то, – вздохнул Колон. – Даже лампового масла не осталось. Дракончик и его выпил.
– А нафталиновые шарики? – подхватил Шноббс. – Целый ящик нафталиновых шариков. Ума не приложу, зачем кому-то может понадобиться есть нафталиновые шарики? Или чайник. И сахар он тоже весь