кожаные куртки, Простак?
– Типа того, – сказал Простак.
– В смысле – типа того?
– Типа кожи. Я ходил в сыромятню на дороге Федры, кожа у них там – ништяк, но маленько… попахивает…
– Нормально, сегодня ночью с них и начнем. А как насчет тех леопардовых лосин, Подонок? Может, помнишь, мы решили, что леопардовые лосины – это мысль?
Неясное беспокойство промелькнуло на лице Подонка.
– Вроде достал, – ответил от.
– Ты или достал их, или не достал, – сказал Грохт.
– Угу, но они вроде как… – сказал Подонок. – Слушай, я не нашел магазин, в котором про такое вообще слышали, но, э-э-э… ты помнишь, на прошлой неделе тут был цирк, ну, я поговорил с одним мужиком в высокой шляпе, поторговался там и…
– Подонок, – сказал Грохт спокойно. – Что ты купил?
– Посмотри на это так, – сказал Подонок, потея. – Это типа леопардовых лосин, леопардовой майки и леопардовой шляпы.
– Подонок, – сказал Грохт обреченно. – Ты что, купил леопарда?
– Типа леопарда, да.
– О, черт побери…
– Но это же чистый подарок, за двенадцать долларов всего, – сказал Подонок. – В основном он в полном порядке, сказал тот мужик.
– А чего же он от него избавился тогда? – спросил Грохт.
– Он вроде как глухой. Не слышит укротителя, так он сказал.
– Не очень-то это хорошо.
– Не вижу, почему не хорошо. Лосины и не должны тебя слышать.
– МЕЛОЧИ НЕ НАЙДЕТСЯ, МОЛОДОЙ ГОСПОДИН?
– Отвали, дед, – отозвался Грохт.
– СЧАСТЬЯ ВАМ, МОЛОДОЙ ГОСПОДИН.
– Слишком много нынче развелось нищих, так мой отец говорит, – сказал Грохт, когда они отвалили. – Говорит, Гильдия Нищих должна что-то с этим сделать.
– Да, но все нищие – члены Гильдии, – сказал Джимбо.
– Ну, тогда они не должны позволять такому количеству вступать в Гильдию.
– Да, но это все же лучше, чем болтаться по улицам.
Подонок, который проявлял наименьшую мозговую активность в группе, недостаточную, чтобы замечать внешний мир, тащился сзади. У него было неприятное чувство, будто он прошелся по чьей-то могиле.
– Этот выглядит каким-то совсем тощим, – пробормотал он.
Остальные не обратили на него внимания. Разговор вернулся в прежнее русло.
– Я сыт по горло «Подпольной Материей», – заявил Джимбо. – Дурацкое название.
– Правда, страшно тощий, – сказал Подонок. Он похлопал себя по карманам.
– Ага, мне больше всего нравилось, когда мы были «Те, Кого», – сказал Простак.
– Мы же были «Теми, Кого» всего полчаса,[30] – напомнил Грохт. – Вчера. Между тем, как мы побыли «Кляксами» и стали «Свинцовым Баллоном», помнишь?
Подонок обнаружил десятипенсовик и повернул назад.
– Должно быть какое-нибудь хорошее название, – сказал Джимбо. – Могу поспорить, мы сразу поймем, что это самое оно, как только увидим.
– Точно. Мы остановимся на том названии, насчет которого мы не начнем спорить через десять минут после того, как его придумаем, – сказал Грохт. – Мы не сделаем карьеры, если люди не будут знать, кто мы есть.
– Мистер Достабль сказал, что это так и есть, – сообщил Джимбо.
– Это тебе, старик, – сказал Подонок, вернувшись на улицу.
– БЛАГОДАРЮ, – ответил благодарный Смерть.
Подонок догнал остальных, которые вернулись к обсуждению леопарда со слуховыми проблемами.
– Куда ты дел его, Подонок? – спросил Грохт.
– Ну, понимаешь, типа, в твоей спальне…
– Как убивают леопардов? – спросил Простак.
– Есть идея! – мрачно сказал Грохт. – Мы позволим ему подавиться насмерть Подонком.
Ворон изучил часы в холле с умудренным видом понимающего толк в добротной бутафории.
Как заметила Сьюзан, они были не столько маленькими, сколько пространственно искаженными; они выглядели небольшими, но в то же время как что-то огромное, видимое издалека, и в том и в другом случае мозг напоминал глазам, что они ошибаются.
Но сейчас ворон разглядывал их в упор. Они были сработаны из какого-то темного, почерневшего от времени дерева. Был у них и маятник, который медленно раскачивался.
Стрелок у часов не было.
– Впечталяюще, – признал ворон. – Лезвие косы на маятнике. Премилый штрих. Очень готично. Никто не смог бы подумать, глядя на эти часы, что…
– ПИСК!
– Ну хорошо, хорошо, я иду, – ворон перелетел на узорчатый дверной косяк. В орнаменте преобладали черепно-костяные мотивы.
– Великолепный вкус, – сказал он.
– ПИСК. ПИСК.
– Ну, водопровод может проложить кто угодно, я полагаю, – сказал ворон.
– Любопытный факт. Знаешь ли ты, что уборная в действительности названа в честь сэра Чарльза Уборного? Немногие…
– ПИСК.
Смерть Крыс навалился на большую дверь, ведущую на кухню. Она со скрипом открылось, но что-то здесь было не так. У того, кто слышал его, возникало ощущение, что скрип специально введен в дверь кем- то, кто чувствовал, что двери вроде этой обязательно должны скрипеть.
Альберт мыл посуду в каменной раковине и таращился в пустоту.
– А, – воскликнул он, поворачиваясь, – это ты! А это что еще за хрень?
– Я ворон, – нервно сказал ворон. – Между прочим, одна из самых умных птиц. Некоторые люди склонны утверждать, будто это майна, но…
– ПИСК!
Ворон взъерошил перья.
– Я здесь в качестве переводчика, – сказал он.
– Он нашел его? – спросил Альберт.
Смерть Крыс разразился продолжительным писком.
– Искал повсюду. Ни следа, – перевел ворон.
– Значит, он не хочет, чтобы его нашли, – сказал Альберт, размазывая грязь по тарелке с узором из черепов. – Мне это не нравится.
– ПИСК.
– Крыса говорит, это еще не самое худшее, – сказал ворон. – Крыса говорит, что ты должен знать, что поделывает его внучка.
Крыса запищала, ворон заговорил.
Тарелка разбилась вдребезги о раковину.
– Я знал это! – заорал Альберт. – Спасать его! Очень глубокая мысль, ничего не скажешь! Так, ладно! Я отправлюсь сам и во всем разберусь. Хозяин думает, что ему удасться скрыться, так? Но не от Альберта! Вы двое, ждите здесь!
Плакаты уже украшали Псевдополис. Новости распространяются быстро, особенно когда за
