божественный гнев.
— Боги древних тоже были ревнивы, — пробормотал Леонардо.
Немного спустя мы со двора Попугая входили в библиотеку Ватикана. Открыв тяжелую резную дверь, маленький кругленький мужчина лет шестидесяти встретил нас широкой приветливой улыбкой:
— Мэтр! Мэтр Леонардо! Какая радость видеть вас!
— Томмазо, друг мой, наконец-то вы вернулись из Болоньи. Давно ли?
— Да вот уже пять дней, только я простудился и не выходил из дому. А как вышел, так сразу — к моим книгам.
— Молодец! Гвидо, представляю тебе Томмазо Ингирами, префекта Ватиканской библиотеки, вольнодумца и страстного любителя театра. Томмазо, а это один из моих протеже — Гвидо Синибальди. Хотелось бы, чтобы ты принимал его, как меня самого.
Коротышка подошел ко мне поближе:
— Гвидо Синибальди? Уж не сын ли Винченцо Синибальди, бывшего баригеля?
— Он самый, синьор.
— Я очень восхищался вашим отцом, мой мальчик, его нам сильно не хватает. Особенно в эти трудные времена… — Библиотекарь покачал головой. — Увы! Я не имел счастья быть знакомым с ним лично: меня назначили на эту должность за несколько месяцев до его… кончины. Все это весьма печально, да.
Немного помолчав, он продолжил:
— Но я не хочу отягощать вас печальными воспоминаниями… Скоро мне нужно будет подняться в апартаменты папы: я приобрел в Болонье несколько книг, которыми он, не сомневаюсь, заинтересуется. Не желаете ли ознакомиться с моими владениями?
Встретив одобрительный взгляд да Винчи, я согласился, хотя казалось неуместным отвлекать библиотекаря папы от его дел. Однако, ободренный поведением мэтра, я проследовал за Томмазо Ингирами в первый зал библиотеки Ватикана. Там стояли четыре красивых дубовых стола, до блеска натертых воском; обитые красным бархатом стулья были отодвинуты к окну. Вдоль трех остальных стен выстроились массивные шкафы темного дерева. В них рядами расположились книги, и я был несколько разочарован тем, что не мог подойти к ним поближе.
— Здесь собраны латинские манускрипты, — начал Ингирами, широко обводя комнату рукой. — Тут находится сокровищница нашего языка. Клавдиан, Авсоний, Саллюстий, блаженный Августин, Теренций, Светоний, Тацит, Сенека… Все рукописи хорошо переплетены и грамотно переписаны. Зал открыт для всех читателей, любящих литературу. Я отдам соответствующий приказ, и вы будете чувствовать здесь себя как дома.
Я поблагодарил его.
— А теперь, мой молодой друг, повернитесь и посмотрите на нашу фреску работы Мелоццо да Форли. В ней он обессмертил того, кому мы всем этим обязаны.
Я поднял глаза к указанному месту: прекрасное произведение живописи, с тщательно проработанной глубиной. В охристо-голубом пространстве античной галереи были изображены шесть персонажей, отмеченных мудрой сосредоточенностью. Один, в папском облачении, сидел в красивом кресле, обитом бархатом. Другой, стоя перед ним на коленях и с обнаженной головой, пальцем указывал на надпись в нижней части картины. Четверо остальных, стоя в сторонке, казалось, углубились в обсуждение какой-то важной темы.
— Человек, сидящий в кресле, есть не кто иной, как его святейшество Сикст Четвертый, горячо почитаемый основатель нашей библиотеки, — пояснил Ингирами. — Именно благодаря его щедрости и прозорливости могли быть воздвигнуты эти стены и обогащены эти полки. Можете мне поверить, подобного собрания не было со времен Александрии.
— А кто стоит перед ним на коленях? — спросил я.
— Это мой знаменитый предшественник Бартоломео Платина, первый библиотекарь Ватикана. Его талант и упорство являются примером для всех, кто идет по его стопам: не будь его, мы никогда не собрали бы столько шедевров. К несчастью, Платина умер через шесть лет после назначения. Эта картина напоминает о папской грамоте об основании библиотеки и одновременно о его вступлении в должность в 1475 году.
— Не тот ли это Платина, автор «Жития пап»? — поинтересовался Леонардо.
— Он самый. Он написал эту книгу по просьбе Сикста Четвертого. Превосходная композиция, отличающаяся большой исторической правдой. После него осталось еще несколько рукописных работ, которые следовало бы напечатать. Что касается группы четырех мужчин, то все они — племянники папы. Вы, несомненно, узнаете того, что в центре: кардинал Джулиано делла Ровере, будущий Юлий Второй. Один из самых значительных пап и мой благодетель.
Последние слова Ингирами произнес с некоторой восторженностью. Затем он неожиданно повернулся и направился ко второй двери.
— Проходите! Теперь — в греческий зал.
Мы прошли в другую комнату, гораздо просторнее первой и с такими же массивными шкафами. Но здесь не было ни столов, ни стульев; только восемь пюпитров кованого железа, позволявших читать стоя, да низкий длинный шкаф под окном, возможно, служивший и скамьей. Я обратил внимание на мощеный черно-белыми плитками пол, декорированный цветочным орнаментом. Холодно-строгий стиль этой комнаты располагал к познанию и размышлению.
— Здесь мы храним манускрипты древнегреческих философов, поэтов, астрологов, врачей… В общей сложности — более полутора тысяч томов, к которым следует добавить более поздние труды и коллекцию гравюр. Самые ценные находятся в этом низком шкафу. Если вам нужно получить консультацию по какому- либо произведению, вы можете обратиться к моим помощникам. А если пожелаете взять книгу на дом, вам надо отметиться в этом реестре!
Префект показал на большую раскрытую тетрадь, где колонкой были вписаны фамилии.
— Значит, вы выдаете книги и частным лицам?
— Разумеется! Папе — само собой, а также кардиналам, ученым, простым любителям чтения. Что станет с библиотекой, если она не будет оживлять свои книги?
Удивление мое росло.
— А вы не опасаетесь злоупотреблений?
Он улыбнулся:
— Конечно же, мы принимаем меры предосторожности.
Знаком он пригласил меня подойти к реестру. Вверху первой страницы я прочел:
«Патриций Бокерон / взято: Трактат об архитектуре, „Филарет / залог: перстень из позолоченного серебра“.
«Кардинал Бибьена / взято: О пользе церковных служб, „Юлий Римский / залог: серебряная чаша“.
«Нунций Федерико Моретти / взято: О неведомых доктринах», «Никола из Куэ / залог: две золотые серьги».
Далее шли страницы с другими фамилиями, принадлежащими знатным людям города, включая Леонардо, и каждый раз был указан отданный в залог предмет.
— Редко бывает, чтобы наши книги не возвращались бы к нам в превосходном состоянии, — заключил Ингирами. — Давайте пройдем в большой зал.
Мы вошли в другую дверь и погрузились в благотворное тепло. Комната, в которой мы очутились, поражала своей роскошью: высокие окна с отчеканенными на стеклах гербами делла Ровере, горящий камин, большой черный стол с цепочками для закрепления манускриптов, красная обивка на стенах, увешанных географическими картами, коллекция геометрических и астрологических инструментов, отбрасывающая отблески пляшущего пламени.
Мужчина лет пятидесяти, крепкого телосложения склонился над манускриптом с великолепными миниатюрами.
— А это Гаэтано Форлари, мой второй помощник.
Мы поздоровались.
— Он сейчас займется вами… Все, что вы здесь видите, предназначено для просмотра редчайших манускриптов. Для удобства читателей зимой мы отапливаем помещение, так что вынуждены отодвинуть
