Несли флаги России, портреты царя, православные иконы, пели «Боже, царя храни», «Слава, слава государю», слышались здравицы за веру, царя и отечество.
Эту ночь отец и сын провели на Арнаутской, у сестры Йоэля, Гиты Эпштейн. Йоэль приехал в Одессу еще и по делу: с началом войны ожидалось подорожание, поэтому те, кто поумнее, загодя запасались товарами. Предоставленный самому себе, Шоэль бродил по Одессе в своей соломенной шляпе. Демонстрации продолжались, хотя понемногу теряли свой первоначальный запал.
Приход субботы отец и сын встретили в Бродской синагоге, где выступал знаменитый кантор Пиня Минковский – полный человек лет пятидесяти, с черной бархатной кипой на голове. В зале, освещенном сверкающими хрустальными люстрами, играл орган. В синагогальном хоре участвовали и женщины. Минковский пел по нотам в сопровождении хора и органа. Иногда он вставлял в пение обычную ежедневную молитву, исполняя ее без нот, но почему-то именно она находила особый отклик в душах людей. На следующий день Горовцы отправились в синагогу Явне.
Впрочем, Йоэль развлекал сына не только в религиозном духе. Вечером они сходили с Гитой в городской сад на концерт в пользу семей резервистов. Оркестр играл Чайковского и Римского-Корсакова, выступали вокалисты, среди которых Шоэлю особенно понравилась очаровательная Иза Кремер[42], певшая еврейские народные песни.
Война в Одессе еще не ощущалась. В ресторанах и кафе, на рынках и улицах толпился народ, а на пляжах и вовсе негде было яблоку упасть. На Пушкинской, Ришельевской и Дерибасовской торговцы фруктами выставляли свой товар на продажу: ряды лотков тянулись вдоль стен домов. Тяжелые ломовые лошади тянули телеги, полные мешков и ящиков.
Но вот, наконец, с делами покончено, можно ехать домой. Что и говорить, приезд Шоэля был самым важным событием в маленьком городке! Фейга и Мирьям, дедушка и бабушка, да что там!.. – вся семья встречала Шеилку на вокзале. Подумать только, как быстро растут мальчики после бар-мицвы! Вот он выходит из вагона – высокий загорелый юноша в соломенной шляпе. В голосе его уже прорываются взрослые нотки. Только глаза не изменились – по-прежнему яркие, распахнутые. Слезы гордой радости мешают Фейге наглядеться на дорогого сыночка.
Мирьям же, как была, так и осталась болтушкой, но тоже подросла, изменилась. Как все-таки приятно вернуться домой! Вечером вся родня – и стар и млад, а также несколько близких друзей собрались в доме Йоэля. Пришли Урбахи, пришли Гинцбурги. Фейга постаралась на славу, стол ломился от угощений. Шеилку посадили во главе рядом с отцами семейств. Парень смущался и все сбивался на сефардский иврит. Сама не своя от счастья, Фейга радушно угощала гостей.
– Тебя не понять, Шоэль! Ну же, говори на идише! – просят собравшиеся героя вечера.
Конечно, местным евреям не очень-то знаком сефардит. Но Шоэль уже не хочет говорить на идише, он приехал из страны иврита и за год почти отвык от
– Отвык? Так мы тебе напомним! – и гости тянутся к рюмкам, а вместе с ними и реб Исайя с удовольствием глотает купленную в монопольке водку. Взволнованный Йоэль в который уже раз провозглашает
– Говори на идише, разбойник! – шумят гости. – Эй, Фейгеле! Уговори-ка свое драгоценное чадо перейти на понятный язык.
Но Фейга и не думает вмешиваться, ей не до этого, ее лучистые глаза искрятся от счастья. Шеилка тоже хлебнул немного водки. На земле израильской принято пить легкое вино «Кармель», но здесь, в России, предпочитают горилку, градусы которой мгновенно зажигают душу. Напились все – даже бухгалтер Йехиэль и старый Гинцбург, – чудеса! Даже Яков Урбах веселится от души! А где веселье, там и песня – вот уже все вместе затянули песню на иврите:
– Там, на родной земле отцов…
Фейга сияет. Как хорошо, как радостно собраться всей семьей…
Городок наш находился недалеко от границы, и с началом войны некоторые семьи оставили свои дома и переехали в украинскую глубинку. Количество беженцев росло, а для Йоэля вновь настали трудные дни. Он продолжал продавать товары в кредит, но многие покупатели уехали, так и не рассчитавшись с ним. В тот год многие предприятия разорились, пострадал и магазин Горовца. Он потерял две трети своего состояния. В Одессе Йоэль приобрел чересчур большое количество товаров, приближалось время оплаты, а денег не было. Зато потери Якова Урбаха оказались терпимыми: его магазин был невелик, и он не любил давать в кредит.
Между тем немецкие войска заняли часть Польши. Война – войной, но дети продолжали учиться. Тогдашний российский министр образования граф Игнатьев увеличил процентные нормы для евреев- беженцев в государственных школах. Отныне любой еврей со статусом беженца мог поступить в среднюю школу. Превратился в беженца и Йоэль. Продав магазин со всеми его товарами, продавцами и долгами, семья Горовец переехала в родной город Йоэля, где когда-то работали меламедами его отец, дед и прадед. Местечко располагалось далеко от фронта, и жизнь здесь шла по-прежнему неторопливо.
Говорят, перемена места – к перемене удачи. Чем же заняться на новом месте? Городок небольшой, лавок в нем уже больше, чем надо. К тому же Йоэль знал по опыту, что обустройство хорошего магазина требует немалых средств. Поразмыслив, он решил открыть в городке столовую. Идея Горовца основывалась на том, что три дня в неделю местный рынок заполнялся крестьянами из окрестных сел, и горячая пища была бы для них в самый раз. Вдобавок, по причине военного времени через городок постоянно проходили военные части, останавливались на постой и также представляли собой возможную клиентуру. Да и местным жителям хорошая столовая не помешала бы. Так рассуждал Йоэль, а деловая интуиция редко его подводила.
Главная проблема заключалась в том, что он был крайне ограничен в средствах. Исайя Рахмилевич, который был привязан к своему дому и остался в родном городке, помог Йоэлю и на сей раз, но очень малым. Горовец снял помещение рядом с рынком, привел его в порядок, сделал ремонт. На кухне поставили большую плиту, приобрели посуду – тарелки и стаканы, ложки и вилки, кастрюли и сковородки, скатерти и солонки. Шмуэлевич, хозяин мебельного магазина, дал в кредит столы и стулья. Над входной дверью повесили вывеску, на которой красовалась свежая надпись:
И сразу же завертелись дела, появились заботы. Фейга Горовец, – а ей было в ту пору уже тридцать пять лет – взяла на себя работу по кухне, Йоэль занялся снабжением и следил за порядком. В официантки же он взял свою сестру. Столовая заработала сразу после праздника Песах 1915 года. В рыночные дни многие крестьяне приходили сюда попробовать блюда, которые готовила Фейга. Заглядывали в столовую и жители городка, и военные.
Фейга и Йоэль работали с рассвета до поздней ночи. Шоэль был им в этом не помощник: его ждали экзамены, и он усиленно готовился. Родители наняли для сына репетитора – учителя Шнеурмана, сороколетнего холостяка и любителя широко пожить. Про него рассказывали, что он заядлый картежник и выпивоха, а к тому же еще и дамский угодник. Впрочем, это не мешало Шнеурману быть отличным преподавателем.
Горовцев волновало прервавшееся образование старшего сына. Поскольку учеба в «Герцлии» стала невозможной из-за начавшейся войны, Йоэль и Фейга ухватились за другой вариант – русскую гимназию. А так как Шоэль считался беженцем, было решено послать его в Одессу. Горовец списался с Гитой, и та согласилась взять Шеилку к себе. Летом 1915-го года юноша отправился к тетке. Перед отъездом в Одессу в дополнение к Шнеурману родители пригласили еще одного репетитора, с которым Шеилка усердно занимался, готовясь к вступительному экзамену.
В то время в Одессе было шесть гимназий, и каждая из них имела свои особенности. Незадолго до шеилкиного приезда сюда перевели Люблинскую гимназию, разместившуюся в помещении бывшей Второй гимназии. Ее учителя и администрация переехали из Люблина в полном составе, но какая же гимназия без учеников! В газетах напечатали объявления о приеме, и еврейские юноши, в основном беженцы, массами устремились туда. Оказался среди них и Шоэль. По истории его экзаменовал сам директор гимназии. Вышло так, что как раз накануне Шоэль перечитал учебник Платонова – главу о царе Петре Алексеевиче и его сестре Софье, о неудачном заговоре против Петра, казни стрельцов и заточении Софьи в Новодевичий
