села никто не расценивает как противника. Постарайтесь это понять.
– Мы что же, не будем атаковать? – удивленно хмыкнул Мозалев.
– Возможно, – нахмурился Рябинин. – Слушайте приказ: выставьте дозор на этой дороге в пределах видимости села и ждите моих распоряжений. Без команды в Вознесенское не входить ни под каким видом!
Андрей снял портупею с пистолетной кобурой и передал одному из подчиненных:
– Я еду на переговоры с крестьянами.
– Да вы в своем ли уме, товарищ Рябинин? – возопил Мозалев. – Они же Рыжикова, предсовета своего, и весь актив выгнали; нас раз десять обстреливали, лишь только пытались приблизиться. Не хватало еще вам в самое логово соваться!
– Мол-чать! – прикрикнул Андрей. – Выполняйте приказ. Старшим в мое отсутствие назначаю комэска Сурмина.
Рябинин пришпорил коня и поскакал к Вознесенскому.
Саженях в сорока от околицы дорогу преграждали наспех сколоченные из жердей рогатки. Андрей натянул повод, вытащил из кармана носовой платок и стал размахивать им над головой.
– Э-эй, караул! Есть здесь кто-нибудь? – громко позвал он.
– Чаво орешь-то? – раздался из придорожных кустов недовольный голос.
На дорогу вылез мужик с ружьем на изготовку. Он был одет в овчинный тулуп, на голове – низко надвинутая войлочная шапка.
– Ты хто? Парламентер, что ли? – спросил он, кивнув на белый платок.
– Так точно, – весело отозвался Рябинин. – Хочу побеседовать с Прокопием Степановичем Лапшиновым.
– Ишь ты, к Лапшинову ему надоть! – хмуро усмехнулся караульщик. – А на кой он тебе?
– Мы с ним знакомы – по весне я гостил у вас в Вознесенском, – Андрей красноречиво похлопал себя по карманам шинели. – Оружия у меня нет, так что не беспокойтесь.
Мужик придирчиво осмотрел Рябинина со всех сторон.
– Ладноть, – опуская ружье, буркнул он и повернулся к кустам: – Аниська! Выдь-ка сюды.
Сбивая брызги росы и пожухлую листву, из кустов выскочил подросток лет четырнадцати, тоже с ружьем и одетый по-зимнему.
– Проводь человека к Прокопу, – распорядился старший караульщик. – Да скажи там, чтоб смену нам прислали – уже к заутрене давно звонили.
Недоверчиво стрельнув глазами в сторону Рябинина, он добавил:
– Да гляди за верховым-то! Коли чаво не так – сам знаешь…
Парень зарделся от смущения и с напускным безразличием обратился к Андрею:
– Коняку шагом пускай и не балуй у меня! Впереди пойдешь, а я – следом… Ну тронулись, что ль?
У самой околицы, рядом с опущенным шлагбаумом их поджидал следующий пост – четверо молодых, вооруженных винтовками крестьян.
– Никак, Аниська пленного поймал! – дружно рассмеялись они.
Рябинин вежливо поздоровался и объяснил, что прибыл для переговоров. Мужики подняли шлагбаум и пожелали Аниське удачи.
– Видать, зауважали, коль переговорщиков-то шлют, – услышал Андрей за спиной.
В сельском храме, что стоял на площади, шла служба. Из широко открытых дверей слышалось пение хора и низкий речитатив диакона. На улицах было пусто, только у крыльца сельсовета, под красным государственным флагом, толпилось несколько караульных с ружьями за плечами. Аниська проводил Рябинина до коновязи, шепнул что-то мужикам и, перескакивая через лужи, поспешил к храму.
Через несколько минут оттуда вышел старший сын Прокопия Лапшинова Николай в распахнутой кавалерийской шинели, с непокрытой головой. Его лицо было бледным и сосредоточенным. Подойдя к Рябинину, он кивнул, но руки не подал, а лишь поманил за собой.
– Отец с мужиками счас подойдут, – отворяя дверь сельсовета, пояснил Николай.
Андрей огляделся. Посреди просторной горницы стоял обыкновенный конторский стол, вокруг – с десяток беспорядочно расставленных стульев и табуретов. На лавке у печи – кипа бумаг, две винтовки и ящик с патронами. Дощатые полы были покрыты свежей грязью.
Николай потушил тлевшую под потолком «керосинку» и указал Рябинину на стул. Сам он сел напротив и напряженно уставился в пол. Андрей тоже не решался начать разговор.
Четверть часа спустя на крыльце раздались топот и громкие голоса. В горницу ввалилась толпа крестьян, по большей части немолодых. Последним вошел, плотно притворив за собой дверь, Прокопий Степанович. Вознесенский староста снял кафтан и картуз, аккуратно повесил их на резной деревянный гвоздик и только потом подошел к Рябинину:
– Вот уж с кем не ожидал увидеться в лихие-то времена! – подавая Андрею руку, с вежливой улыбкой проговорил Лапшинов. – Доброго здоровьичка!
Он уселся за стол, водрузил на нос очки и позвал своих мужиков:
– Ну, чиво вы там у печки сгрудились? Садитесь рядком, да будем судить мирком. Андрей Николаич – персона нам знакомая, чай не с худым делом посланный, – он лукаво подмигнул Рябинину. – Так что ль, аль нет?
Андрей не нашелся, что ответить, и только согласно кивнул. Крестьяне расселись вокруг стола и приготовились слушать.
– Я имею полномочия для переговоров с вашим сельским обществом… – начал Андрей.
– А какие энти полномочия? – мягко перебил его Прокопий Степанович.
– Полномочия губкома партии и территориального ГПУ…
Крестьяне многозначительно переглянулись.
– …Мне поручено передать жителям Вознесенского, что губернские партийные и хозяйственные органы власти готовы рассмотреть ваши предложения по урегулированию цен на зерно…
Крестьяне громко зароптали. Откуда-то из-за спины Прокопия Степановича вскочил бровастый бородач и, потрясая кулаком, закричал:
– Да сколько можно? Который месяц талдычим одно и то ж – все в трубу! И в волости дают от ворот- поворот, и в уезде. Теперича – по новой: «готовы-де рассмотреть»! Тьфу, напраслина!
– Верно!
– Правильно!
– Уж мочи нету от обещаний! – заголосили остальные.
Андрей растерянно глядел на перекошенные мукой лица.
– А ну-ка угомонитесь! – раздался сквозь шум негромкий, но твердый голос Прокопия Степановича. – Ишь разгорланились, чай не митинх тута. Дайте человеку слово сказать, а уж потом орите. – Он повернулся к Рябинину. – Со мною пришли не только вознесенские. Вот Корней, – Лапшинов указал на бровастого крикуна, – из соседней Щербатовки, есть посланные от других обществ и даже из соседнего уезду. Почитай, говоришь ты, мил человек, со всем крестьянством губернии. А на мужиков наших ты не серчай – мы вить, взаправду, где только с прошеньями не бывали – да все коту под хвост.
Прокопий Степанович строго посмотрел на своих товарищей:
– Негоже нам, православные, орать и браниться, уважайте гостя, да и себя тож.
Собрание успокоилось.
– Благодарю, Прокопий Степанович, – вновь заговорил Андрей. – Позвольте, я продолжу… Учитывая требования крестьянства, в нашу губернию прибывает спецуполномоченный из Москвы. Под его руководством будут работать губернская, уездные и волостные комиссии по согласованию цен на зерно.
– Дождались наконец, – шепотом обронил кто-то.
– Так в Москве-то видней, там люди умные сидят – не нашим властям чета, – так же шепотом прозвучал ответ.
Андрей перевел дух и продолжил:
– В отношении неприятностей с вознесенскими призывниками уже приняты меры. Виновник конфликта, некто Парамонов, посажен под арест и вскоре будет отдан под суд; ваши парни могут вернуться на сборный
