понял, что для меня это не игры. На кону ранчо моих родителей. Будет оно существовать или нет. Это мой дом, и я сделаю все, чтобы он таковым и оставался — столько, насколько хватит моих сил. — Кейтлин на минуту умолкла, переводя дыхание и стараясь взять себя в руки. Но когда заговорила, голос ее был зол по- прежнему. — Тебе нравится брать надо мной верх, Мейсон. Ты любишь, чтобы я плясала под твою дудку. Это шантаж чистой воды.
— Шантаж?
— Не похоже, что тебе нужны деньги.
— Голословное утверждение, — проворчал он.
— Будь тебе на самом деле нужны деньги, ты бы не удовлетворялся моими услугами, а настоял на чеке. Почему ты так поступаешь со мной, Мейсон?
— У меня есть на то причины.
— Не говори, что мои услуги ценны для тебя.
— Не будь они ценны, разве я просил бы тебя их оказывать? — Он помолчал. — Так ты пойдешь на банкет?
Не люби она его так отчаянно, Кейтлин не заставила бы просить себя дважды. Вечер в обществе Мейсона — и в следующем взносе не будет надобности. Что может быть проще? Однако сейчас она была влюблена по уши, и мысль, что она будет для Мейсона всего лишь заменой другой женщины, причиняла Кейтлин непереносимую боль.
— А если я откажусь? — пересохшими губами прошептала она.
— Тебе еще не надоело задавать один и тот же вопрос? Не заставляй меня повторяться, Кейтлин.
— Ты и правда опротестуешь закладную? И отберешь ранчо?.. — Ноги у нее так ослабели, что начали подгибаться. — У тебя совсем нет сердца, Мейсон? — К собственному ужасу, на последних словах Кейтлин всхлипнула.
Мейсон долго молчал. Неужели, подумала Кейтлин, я наконец достучалась до него?
— Вот что я тебе скажу, — наконец сказал он, — подумай до завтра. А завтра дашь мне ответ.
Думать, разумеется, было особо не над чем. Мейсон вовсе не удивился, когда, позвонив Кейтлин, услышал о ее согласии идти на банкет.
— Мне заранее все ненавистно, — честно предупредила она.
Мейсон засмеялся.
— Я веду тебя не на пытку, Кейтлин. Ты сможешь неплохо повеселиться.
Кейтлин прикрыла глаза. Если бы Мейсон пригласил ее с самого начала! А так…
— Какое там веселье. — Ее голос дрогнул. — Мне даже нечего надеть на этот твой банкет.
— Ты меня удивляешь, — хмыкнул он.
— Уж не про зеленое ли платье ты подумал?
— Про него, разумеется.
— Оно никогда не предназначалось для меня.
— Теперь оно твое.
— Платье с плеча другой женщины.
— Мечта, а не платье.
— Мечта, купленная для другой. Я не смогу надеть его.
— Когда я представляю тебя в нем, — в хрипловатом голосе Мейсона снова появились мягкие, обволакивающие нотки, — я вижу воплощенную мечту о любви, притягательную зеленую грёзу. Не будет мужчины, который не захочет подержать тебя в объятиях. Все эти гордые нефтяные короли, все до одного будут завидовать мне. Они представят, как я целую тебя…
Кровь закипала в жилах Кейтлин. Бессознательно она ерошила взлохмаченные волосы, радуясь, что Мейсон не видит ее сейчас.
— Перестань! — с отчаянием вскрикнула она наконец. И уже спокойнее добавила: — Надо быть сумасшедшей, чтобы согласиться пойти с тобой.
— Что ты сказала, Кейтлин? — В голосе Мейсона звякнул металл.
— Я не пойду на банкет.
— Ты передумала?
— Совершенно верно.
Если она ожидала новой порции уговоров, то ошиблась.
— Вольному воля, — только и сказал Мейсон.
— Мейсон… Ты дашь мне время собрать деньги?
В его тоне сквозило удивление.
— Зачем спрашивать, если знаешь ответ?
— Итак, я должна выбирать: банкет или опротестование? Тебе наплевать на мое отчаяние? Не можешь быть хоть чуточку сострадательным?
— Я сострадаю тебе, — заверил он, — только не так, как ты ждешь.
Кейтлин молчала. Если и были слова, которые могли положить Мейсона на лопатки, она этих слов не знала.
— Я прощаюсь, — заторопился вдруг Мейсон. — У меня встреча, надо выйти пораньше… Так о банкете мы забываем?
В этот момент Кейтлин осознала, что из-за гордыни и любви к Мейсону вот-вот потеряет ранчо.
— Мейсон, погоди! — выдохнула она в трубку. — Я… Я пойду на банкет. — Каждое слово давалось ей с трудом.
— Опять передумала?
— Да…
— Прекрасно, — ровным голосом откликнулся Мейсон.
К досаде Кейтлин, он, казалось, принял перемену ее мнения целиком на свой счет. Борясь с душившими ее слезами, она слушала, как он говорит:
— Я буду на ранчо в воскресенье утром. И не тревожься о платье. Я захвачу его с…
— Мейсон, — перебила она, — я хочу, чтобы ты кое-что понял. Я согласилась пойти с тобой на банкет, но потому лишь, что у меня не осталось выбора.
7
— Самая прекрасная женщина этой ночью — ты.
Было далеко за полночь. Банкет закончился, и они стояли у дверей гостиничного номера Кейтлин. Две комнаты, такое условие поставила Кейтлин, и Мейсон не возражал. Его собственный номер был дальше, за холлом.
— Не было сегодня мужчины, ни единого, кто не желал бы заполучить тебя в объятия.
— А ты не преувеличиваешь, Мейсон?
Хотя Кейтлин и выпила за вечер всего два-три бокала шампанского, она слегка опьянела. Опьянела от смеха и беззаботной атмосферы; от восторженного внимания мужчин, которых представлял ей Мейсон — кое-кто из них подавал ей знаки, но Кейтлин делала вид, что не понимает. Однако более всего опьянела она от счастья быть рядом с любимым человеком, скользить в его объятиях по паркету танцзала, прижиматься к Мейсону, чувствуя томительный восторг от соприкосновения в танце своих и его ног.
— Так уж и ни одного? — поддразнила Кейтлин.
— Ни единого, — в тон ей отозвался Мейсон.
— Ты тоже был неплох. Несколько дам просто пожирали тебя глазами.
— Правда пожирали?
— Я уж думала, ты бросишь меня на произвол судьбы, а сам уединишься с кем-нибудь.
— Там была только одна дама, с которой я желал бы уединиться, и желал я этого просто
