отношения? Все эти вопросы постоянно мучили Кейтлин, но она не могла позволить себе унизиться настолько, чтобы расспрашивать Мейсона.
Проходили недели. Днем Кейтлин работала — много, как всегда, вровень со своими ковбоями. По вечерам сидела за столом, обложившись счетами и гроссбухами. Вроде бы — наконец-то! — концы начинали сходиться с концами. Теперь даже бывали минуты, когда Кейтлин позволяла себе надеяться, что сумеет выпутаться из финансовой западни.
А потом она вспоминала о взносах по закладной. Верный слову, Мейсон пока не напоминал о них. Но отсрочка, заработанная ценой ночи любви, должна была вот-вот закончиться.
Однажды Мейсон позвонил поздно вечером. От его красивого голоса, низкого, звучного и волнующего, тело Кейтлин затрепетало от желания.
— Я слушаю тебя, — сказала она.
— О, как мне повезло! Почему ты не хотела разговаривать со мной? Что стряслось, Кейтлин? Почему ты вдруг охладела после ночи любви?
Она ощутила резкую боль в груди и прошептала:
— До свидания, Мейсон.
— Не спеши! Я должен знать, в чем дело. То ты сама страстность и огонь, то враждебность и лед. Почему, Кейтлин?
— Я не хочу говорить об этом.
— Я должен знать!
— Но я не могу ответить. Так что, если тебе нечего больше сказать, я вешаю трубку.
— Мне есть что сказать.
Чуть помолчав, Кейтлин подсказала с горьким сарказмом:
— Подходит время выплаты.
— Еще не подошло. Помнишь, после банкета я освободил тебя от выплат?
— Я помню, — глухим голосом отозвалась она, боясь заплакать, закричать, забиться в истерике. — Но все равно время платить близко.
Молчание. Потом Мейсон неожиданно заявил:
— Деньги тебе не понадобятся.
— И почему это я не удивлена? Что, придумал, как я еще могу тебе услужить?
Он не отреагировал на иронию.
— Я хочу, чтобы ты приготовила чемодан, Кейтлин.
Она мгновенно насторожилась.
— Чемодан?..
— Ты не ослышалась.
— Чемодан — с чем?
— Со всем необходимым в расчете на две недели.
— На две недели?..
— Для начала. Об остальном позаботимся потом. Вряд ли ты будешь одеваться часто.
Кейтлин так сжала трубку, что побелели костяшки пальцев.
— Ты человек без нервов, Мейсон.
— Правда?
— Правда, и тебе это известно… Две недели где?
Смех, раздавшийся в трубке, был таким обольстительным, что у Кейтлин закружилась голова.
— А это, — ответил Мейсон, — сюрприз.
Что же он придумал на сей раз? Кейтлин испугалась, поняв, насколько хочет узнать это. Прошло не меньше минуты, прежде чем она вспомнила, что ее отношение к Мейсону, насколько бы серьезно оно ни было, никакого значения не имеет: его планы на ее счет всегда подчинялись какой-либо цели. А какова эта цель в данном случае, догадаться нетрудно.
— Я не смогу оставить ранчо на две недели.
— Наверняка сможешь, — бодро отозвался он.
— Нет, — твердо сказала Кейтлин. — И два дня принесли достаточно вреда. Уехать же на две недели попросту невозможно. Не знаю, что ты там придумал, но это не имеет никакого значения, потому что мой ответ не изменится.
— Если тебе кажется, что не хватит ковбоев, чтобы удержать ранчо на плаву в твое отсутствие, я помогу все устроить.
— Я не нуждаюсь в твоей помощи, Мейсон.
Он рассмеялся.
— Независимая, всегда готовая дать отпор мисс Маллин… А не приходило ли в твою головку, любимая, что моя идея может тебе понравиться?
Любимая…
— Не называй меня так, — прошипела она. — И скажи только одно: надо ли мне будет в эти две недели спать с тобой?
— Это входит в программу, — жизнерадостно сообщил Мейсон.
Две недели любви. Просыпаться по утрам и видеть Мейсона рядом с собой. Сама мысль об этом была блаженством. А потом снова терпеть унижения?
— Мой ответ — нет.
— Но, разумеется, — он словно не слышал отказа, — две недели это только начало.
В душе Кейтлин закипал гнев. Как смеет Мейсон обращаться с ней так, будто она продажная женщина, всегда готовая его ублажать?!
— И на какой же именно срок ты рассчитываешь?
— На длительный, Кейтлин. Весьма длительный.
— Длительный — это сколько? Месяц?
— Еще дольше.
А он хам! Невозможный, непревзойденный хам. И она непременно выскажет ему это в лицо — причем в самых доступных выражениях. Но прежде надо еще кое-что выяснить. Значит, придется поиграть еще немного.
Стараясь говорить как можно спокойнее, Кейтлин поинтересовалась:
— А что я получу за это?
Ответом было молчание. Странное молчание.
— Что получу я? — повторила Кейтлин.
— А как ты думаешь?
— Судя по прошлому опыту, могу предположить, что ты собираешься освободить меня от выплат.
— Их больше не будет.
— Совсем? — недоверчиво уточнила она.
— Совсем.
Кейтлин закрыла глаза. Не платить. Не волноваться о будущем. Стать наконец свободной. Жить без постоянной тревоги за то, что ее любимое ранчо отберут.
Но она не станет до конца свободной. Потому что всегда будет Мейсон и его притязания. Притязания, которые Кейтлин приняла бы с радостью, будь они основаны на любви. Но со стороны Мейсона любви не было, и это делало невозможными любые соглашения.
— Ты предлагаешь мне, — цедила слова Кейтлин, — стать твоей содержанкой.
— Не помню, чтобы я это говорил.
— Как это еще называется?
— «Замужество» не подойдет? — мягко поинтересовался Мейсон.
— Замужество! — Кровь отхлынула от ее щек.
— Я прошу тебя выйти за меня, Кейтлин.
— Ты просишь об этом не в первый раз, — сказала она, когда обрела возможность говорить.
— Верно.
