затворку фонаря и зажгла фитиль. — Вставайте, вставайте.
Под навесом лениво завозились, сбросили байковые и ватные одеяла. Сонные глаза щурились на свет. Мать надела платье поверх рубашки, в которой она спала.
— Кофе нет, — сказала она. — Осталось несколько лепешек. Будем есть их дорогой. Ну, поднимайтесь, надо грузить вещи. Только потише, а то соседей разбудите.
Прошло еще несколько минут, прежде чем они окончательно стряхнули с себя сон.
— Никуда не бегать, — предупредила мать Руфь и Уинфилда. Все оделись. Мужчины убрали палатку и погрузили вещи. — Поровнее укладывайте, — сказала мать. Они положили сверху матрац и перекинули брезент через жердь.
— Ну так, — сказал Том. — Готово, ма.
Мать держала в руках тарелку с холодными лепешками.
— Хорошо. Вот, берите по одной. Больше у нас ничего нет.
Руфь и Уинфилд схватили по лепешке и залезли на грузовик. Они укрылись одеялами и заснули, не выпуская из рук холодные жесткие лепешки. Том сел в кабину, нажал кнопку стартера. Мотор чихнул и заглох.
— Черт тебя побери, Эл! — крикнул Том. — Батарея разряжена.
Эл пришел в ярость:
— А как ее подзарядишь, когда бензину в обрез?
И Том вдруг усмехнулся.
— Этого я не знаю, только виноват ты, больше никто. Придется заводить вручную.
— Нет, это не моя вина.
Том спрыгнул на землю и достал ручку из-под сиденья.
— Ну, значит, моя, — сказал он.
— Дай сюда. — Эл схватил ручку. — Поставь на позднее, а то мне пальцы оторвет.
— Ладно. Валяй.
Эл крутил яростно. Двигатель работал с перебоями, стучал, фыркал. Том осторожно заглушал его, потом переставил зажигание и уменьшил подачу газа.
Мать села рядом с ним.
— Так весь лагерь разбудим, — сказала она.
— Ничего, опять заснут.
Эл влез в кабину с другой стороны.
— Па с дядей Джоном сели наверх, — сказал он. — Хотят еще поспать.
Том подъехал к главным воротам. Сторож вышел из конторы и осветил грузовик фонарем.
— Подождите минуту, — сказал он.
— А что такое?
— Совсем уезжаете?
— Да.
— Надо вас вычеркнуть.
— Вычеркивайте.
— Куда поедете?
— Хотим податься дальше на север.
— Ну, счастливо, — сказал сторож.
— Счастливо оставаться. Всего хорошего.
Грузовик осторожно обогнул насыпь и выехал на шоссе. Том вел машину по той же дороге, по которой они приехали сюда, — мимо городка Уидпетча на запад, к шоссе № 99, потом к северу на широкое шоссе, ведущее к Бейкерсфилду. Когда они подъехали к городским окраинам, было уже светло.
Том сказал:
— Куда ни глянешь, везде рестораны. И в каждом подают кофе. Вон тот всю ночь открыт. У них, верно, этого кофе галлонов десять, и ведь горячий, черт его подери.
— А ну тебя! — сказал Эл.
Том усмехнулся, посмотрев на него.
— Я вижу, ты в лагере успел девочкой обзавестись.
— Ну и что же из этого?
— Ма, посмотри, какой он злющий. С ним сегодня шутки плохи.
Эл раздраженно буркнул:
— Я скоро отобьюсь от вас. Одному, без семьи, куда легче.
Том сказал:
— Через девять месяцев ты сам обзаведешься семьей. Я ведь все видел.
— С ума ты сошел, — сказал Эл. — Я устроюсь в гараж, а есть буду в ресторанах.
— А через девять месяцев обзаведешься женой и ребенком.
— Нет, не обзаведусь.
Том сказал:
— Уж очень ты стал умный, Эл. Смотри не нарвись — проучат тебя как следует.
— Кто это меня проучит?
— Такие всегда найдутся, — сказал Том.
— Воображаешь, что тебе всё…
— Да ну будет, Эл, — остановила его мать.
— Я первый начал, — сказал Том. — Мне захотелось подразнить его. Ты не обижайся, Эл. Я не знал, что девочка тебя за сердце зацепила.
— Нет такой девочки, которая бы меня зацепила.
— Ну, нет так нет. Не будем спорить.
Грузовик подъехал к городу.
— Закусочных-то сколько — и все с горячими сосисками, — вздохнул Том.
Мать сказала:
— Том! Я один доллар приберегла. Тебе очень хочется кофе? Тогда возьми.
— Нет, ма. Я просто дурака валяю.
— Возьми, если уж так хочется.
— Не возьму.
Эл сказал:
— Тогда нечего твердить — кофе да кофе!
Том помолчал.
— Меня будто тянет в эти места, — сказал он наконец. — Опять та самая дорога, по которой мы тогда ночью ехали.
— Дай бог, чтобы теперь все сошло гладко, — сказала мать. — Ту ночь и вспоминать не хочется.
— Мне тоже.
Справа от них поднималось солнце, и большая тень от грузовика бежала по дороге с ними рядом, перебирая колья изгороди. Они проехали мимо отстроенного заново Гувервиля.
— Смотрите, — сказав Том. — Тут опять живут. Будто ничего и не случилось.
Дурное расположение духа мало-помалу оставило Эла.
— Мне один рассказывал, — заговорил он, — что у некоторых уж по пятнадцати, по двадцати раз всё сжигали. Они отсидятся в ивняке, потом вылезут и опять сколотят себе какую-нибудь лачугу. Точно суслики. Так к этому привыкли, будто и горя им мало. Будто ненастье пережидают.
— Да, для меня та ночь выдалась ненастная, — сказал Том. Они ехали по широкому шоссе. Солнце грело, но их пробирало дрожью. — А по утрам уже холодновато, — сказал Том. — Скоро зима. Хорошо бы все-таки подработать немного до холодов. Зимой в палатке будет невесело.
Мать вздохнула и подняла голову.
— Том, — сказала она, — к зиме надо подыскать жилье. Хочешь не хочешь, а надо. Руфь еще ничего — держится, а Уинфилд совсем слабенький. Придут дожди, надо устраиваться по-настоящему, в доме. Здесь, говорят, как из ведра льет.