похожем на черную помятую селедку.
Когда Игорь сел к столу, Маринка на некоторое время забыла про злого гнома. Слишком многое ей хотелось объяснить Кортневу.
— Я вам вот что, господин Кортнев, хотела сказать, — начала она, набрав в грудь побольше воздуха. — Вы, конечно, вице-президент и все такое, но я…
— А ты шпионка Мата Хари и все такое. И зачем ты только — такая красивая — взялась за это дело, а? — Роскошный Игорь Кортнев вытянул ноги в сверкавших туфлях и потянул из соломинки коктейль, который предложил ему официант. — Выпей вот, — пододвинул он ей стакан с оранжевым напитком. Между прочим, «Джордан» называется.
— А почему «Джордан»? — спросила Марина, расправляя на коленях юбку и устремляя на Кортнева сине-зелёный взор.
— Потому что потому, — сказал Кортнев, отвечая Летовой колючим взглядом, и сразу же в свою очередь задал ей вопрос:
— Так какого же черта ты за мной шпионишь, девушка? Денег не можешь, что ли, другим способом заработать? — Кортнев положил в золотой мундштук сигарету и закурил. — Впрочем, это так, вопрос риторический. Люди сейчас, чтобы выжить, во все тяжкие пускаются. Так что твое занятие ничем не хуже прочих. А в том, что Шилова рано или поздно установит за мной слежку, я не сомневался. Меня больше интересует другое: что, на твой взгляд, я должен та кого натворить, чтобы Дианка меня велела прикончить? Иными словами, до какой степени я могу позволить себе вольности с другой женщиной, чтобы это не было чревато для меня смертью? Она тебе об этом, случаем, не говорила?
У Маришки разом оледенели руки и ноги.
— Как это — прикончить?
— Очень просто: раз по головке — ив сундучок. А ты как думала? А-а-а, так ты, оказывается, Дианку не знаешь? Такая уж она у меня, моя Дианка, — собственница. Она ни с какими бабами делить меня не желает — и отпускать на волю — тоже. У нее в башке засела фраза какого-то античного автора — «лучше мёртвый, чем неверный». Она, знаешь ли, античных авторов почитывает — все больше тех, что норовили прихлопнуть в Афинах или Риме демократию. Как тебе, скажи, это нравится?
— Нет, мне это очень не нравится, — сказала Марина. — Где тут ваш «Джордан»? — Она вытянула почти весь коктейль без соломины до дна и махнула официанту, чтобы он принес еще. Тот мгновенно выполнил приказание подруги вице-президента Кортнева. Марина снова схватилась за стакан.
Кортнев смягчился. Более того, он намазал на пресный крекер дорогой, как жемчуг, иранской икры, и скормил ее Летовой: коктейль «Джордан» был очень крепок.
— Значит, Шилова может преспокойно вас ухайдокать? — спросила она, поднимая на Кортнева свой взор русалки. — А я, получается, всему этому потворствую?
Игорь Кортнев выказал удивительное хладнокровие. Пододвинув Маринке салат «стоп энд гоу», он сказал:
— А что ты хочешь? Я сам себе такую судьбу выбрал. Богатую жену нашла мне сваха — все по закону — другое дело, супруга не имеет, конечно, права меня убивать, но мы же с тобой не в Англии, смекаешь? А здесь, у нас, моя Шилова может делать, что захочет. Если, конечно, решит, что я ей изменяю.
— Но самое страшное другое, — сказал он шепотом, чуть пригибаясь над столом. — Как это ни смешно и ни ужасно: она меня любит и вследствие этого желает заполучить меня не только в качестве красивого декора, — тут Кортнев мрачно ухмыльнулся, — но и всего целиком…
Марина задумалась. Положив свои тонкие пальцы на запястье Кортнева, она горячо прошептала:
— Бог мой, да вы, пожалуй, самый несчастный человек на свете…
Пока официант приносил английский ростбиф и «завертанцы» по-бретонски под соусом бешамель, Игорь успел в нескольких словах поведать Марине грустную историю своего знакомства с Шиловой.
— Я знал с самого начала, что она пришлет кого-нибудь, — говорил он, поглядывая на часы, — просто не мог предположить, что этот «кто-нибудь» окажется такой приятной во всех отношениях девушкой. Впрочем, что я? Шилова могла подослать ко мне только такую! Это же ее лозунг: самое лучшее в мире — только для нее!
— Вы еще не знаете особенно гнусной подоплеки этих событий, — сказала Летова, снова касаясь пальцами тонкого запястья художника Кортнева. Она понимала, что совершает, так сказать, «должностное преступление», но ничего не могла с собой поделать. Если бы Марину в этот момент спросили, как она относится к вице-президенту компании «Троя», она бы, не моргнув и глазом, ответила, что влюблена в него по уши.
— Мне нужно срочно позвонить, — произнес он с ухмылкой, которая должна была означать, что звонить он собирается отнюдь не Шиловой.
Как только Игорь отошел, перед взглядом Марины снова возник отвратительный субъект в берете. Он по-прежнему рассматривал ее в упор и делал ей какие-то знаки — то ли мигал глазом, то ли ухмылялся. Марина отвернулась и стала смотреть на стриптизёршу, которая в этот момент стягивала с себя что-то вроде резинового надутого бюстгальтера.
— Гость за соседним столиком предлагает вам выпить с ним розового французского шампанского, — сообщил официант, и Марина увидела перед собой огромный фужер, содержимое которого искрилось и переливалось, словно хрустальные ключи из сказки.
Марина слегка растерялась, не зная, как себя вести, и в сторону «голубого берета» посмотреть не решилась. Между тем стриптизёрша на эстраде избавилась от надутого, похожего на шину резинового бюстгальтера и стала трудиться над такими же трусиками.
«Хоть бы Игорь скорее пришел, что ли», — подумала Марина и отпила — но не из фужера с шампанским, который поставил перед ней официант, а из бокала с белым вином, сопутствовавшим блюду под соусом бешамель.
Неожиданно ей подали еще один фужер с шампанским. Летова оглянулась. «Десантник» смотрел на нее в упор, щерился во все тридцать два зуба — надо сказать, весьма плохих — и трогал краем своего бокала другой бокал, стоявший на его столике. Марина решила не напрягать ситуацию, демонстрируя презрение, и прикоснулась краем своего бокала к присланному фужеру.
Это было ошибкой, поскольку мерзкий тип, которому в ресторане такого класса, как «Первая формула», было не место, тотчас же поднялся со стула и прошел к столику Летовой.
— Позволишь? — спросил он с таким видом, будто она была продажная женщина и имела вытатуированную на бедре надпись — свою постоянную цену.
Марина не знала, что ответить: в таких роскошных ресторанах ей отродясь не приходилось бывать, а этот парень вел себя так, будто знал здесь всех и вся. Во всяком случае, официанты смотрели ему в рот и старались угадывать малейшие его желания.
Марина промолчала, а субъект в берете уселся за ее с Кортневым столик.
— Видел твоего «нового русского», — развязно сообщил он, мгновенно выливая себе в глотку фужер розового шампанского. — Не мужик, а прямо сакура в цвету. Он у тебя, часом, не педик? Да ты не стесняйся, — прибавил он, — сейчас таких клюшек, вроде тебя, которые педиков конвоируют, чертова прорва. — «Десантник» щелкнул пальцами, отчего рядом с ним мгновенно материализовался официант.
— Миноги мне дай в желе — и много, — коротко распорядился он. — Люблю, знаешь ли, — обратился он к Летовой, — потому как в Прибалтике служил. Так ты мне не ответила, — снова вернулся он к прерванной им же самим беседе, — ты что — педиков в свет выводишь? Чтобы их, значит, за мужиков держали… Хвалю, девочка, дело хорошее, — «Голубой берет» достал из кармана черного костюма нож- выкидуху и принялся прямо за столом чистить им себе ногти.
— Ну, и сколько ты с ним намолачиваешь? — «Десантник» поднял свои оловянные глаза и воткнулся ими в оцепеневшую Марину.
— Страшно, да? — осклабился «десантник», которому, по-видимому, чрезвычайно импонировал ужас другого человека. — Но ты не боись — я тебя не трону. Мне ведь чего надо? — обратился он к Маринке, складывая нож и пряча его в карман, — самую малость ласки — и шабаш. Возьмешь за щечку, пока твой в сортире со своими тусуется — и ладно. А я тебе за это две сотни «зеленых» отстегну. Не лишняя ведь вещь — два стольничка, верно? Купишь себе бигуди или еще что-нибудь — морду мазать, чтобы мягкая была. Ну, пошли, что ли?
