ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Когда Черкасов с Мамоновым увидели, как подстреленные Шнелль и один из его людей бессильно зависли на капроновых канатах, «сукин кот» побледнел и сказал:
— По-моему, они накрылись, шеф. Уверен, что в квартире засел Упырь.
Черкасов провёл рукой по лысому лбу.
— Похоже. Я, честно говоря, надеюсь на Гвоздя, но… Если уж там Упырь, значит, там и все остальные. Штерн и Кортнев! Упырь нас опередил. Мало мы с тобой людей, Мамонов, захватили — вот что я тебе скажу. А ты еще говорил, что у нас перебор…
— Но ведь не самим же нам сейчас идти в квартиру, Александр Николаевич? Еще не поздно вызвать подкрепление. — Мамонову стоило только представить себе, что они вдвоем с Черкасовым входят в комнату, залитую кровью, как ему делалось дурно.
— Кретин ты — а Хмельницкий? Что же — лишать Хмельницкого всей охраны разом? — Черкасов ещё раз глянул на камуфлированные тушки Шнелля и его товарища, болтавшиеся под крышей. — А впрочем — вызывай! Если там Упырь, к нему с минуты на минуту подкатят боевики Шиловой. К тому же, если Штерн ещё жив, надо его брать. Любой ценой!
— Золотые слова, Александр Николаевич, — произнес Мамонов, доставая и на всякий случай осматривая свой небольшой, но вполне дееспособный «Вальтер-ППК». — Звоните и вызывайте подмогу. Что-то я пока ничего не слышу о триумфальных подвигах Гвоздя! Молчит Гвоздь-то! К чему, спрашивается, нам с вами рисковать?
— Верно, сукин кот, — согласился Черкасов. — Подмогу мы вызовем. А чтобы Хмельницкий не дулся, преподнесем ему подарок. Надо срочно связаться со Стволом и отдать ему команду «Троя»!
Серебряков полз по полу, оставляя за собой кровавый след. Гвоздь слишком далеко отбросил ботинком его пистолет. Тем не менее Серебряков полз, хотя чувствовал, как с каждой минутой убывают его силы. Он проиграл, но не собирался уступать. Гвоздь подловил его в тот момент, когда он занимался парнями, посыпавшимися, как горох, из окна. Это было недопустимо: забыть об опасности с тыла.
Все то время, пока Тимофей полз к пистолету, он ни на секунду не упускал из виду Гвоздя: хотя парень был основательно оглушен и контужен, он был жив и в руках его по-прежнему оставался АКМСУ — «Автомат Калашникова модернизированный складной укороченный». Впрочем, и АКМСУ Серебряков не очень боялся, что он — автомата не видел, что ли? Главное — добраться до ТТ, тогда Гвоздю конец. Серебряков переводил дух, собирался с силами и снова двигался дальше, отмечая краем глаза, что десантник постепенно приходит в себя. Почему Гвоздь оказался в таком беспомощном положении и кто его достал — это уже мало волновало угасающий рассудок Тимофея. Его мозг терзала только одна мысль: как могло статься, что Гвоздь провел поперек его тела кровавую борозду из пуль.
Когда Тимофей взял пистолет в левую руку — правая у него не действовала, — он увидел, как у Гвоздя поднялись веки и его глаза уставились на Серебрякова безжизненным оловянным взором. Одновременно с этим десантник чуть приподнял ствол автомата. Выстрелы прозвучали почти одновременно — очередь автомата АКМСУ и одиночный хлопок ТТ — а потом наступила тишина, которую уже никто не в силах был нарушить.
Чёрная «Волга» генерал-майора внутренних войск Тимонина подкатила к аэропорту Шереметьево-2 ровно за сорок минут до отлета «Боинга-747» компании «Пан-Америкэн». Мама Глебушки — Аделаида Ивановна — всю дорогу не сводила глаз со своего сына, который внешне совершенно преобразился и походил теперь на джентльмена с картинки из журнала «XL». Мама с радостью провожала Глебушку в Австралию — на двухнедельный отдых — да и отец был не против. В конце концов, папаша-генерал был даже доволен, что его сынуля сам, ничего не требуя от родителей, изыскал источники доходов, чтобы достойно жить и отдыхать. Генерал-майор Тимонин не одобрял занятий сына искусством, и уж тем более — торговлю с лотка в Измайловском парке, — но сейчас вынужден был убедиться, что все это приносило доход, и немалый.
Когда Глебушка, Аделаида Ивановна и генерал-майор прошли в зал, где заполнялись таможенные декларации, мама Глебушки заволновалась.
— А где твой билет, сыночек? Надеюсь, ты его не забыл? — Мама улыбалась, но на лице у нее был написан испуг: в те времена, когда генерал Тимонин был еще только лейтенантом, потеря любого документа была чревата весьма и весьма большими неприятностями.
Глебушка лениво цедил слова сквозь зубы и посмеивался над страхами матери.
— Я же тебе сто раз в машине говорил, мама, что билеты покупал мой приятель, с которым мы летим вместе. Сейчас он приедет — если уже не приехал — и мы пойдем в самолет. Дай мне, ради бога, заполнить декларацию, ладно?
Аделаиду Ивановну чрезвычайно волновало, что Глебушка взял с собой мало вещей — всего один чемодан, хотя, впрочем, довольно вместительный на вид.
— Ну сама посуди, — говорил ей Глебушка, закончив заполнять декларацию и сжимая ее в руке, словно пропуск в другой мир, где — в отличие от Москвы — не мело по улицам снежной крупой и круглый год ярко светило солнце. — Зачем мне брать с собой, к примеру, плавки, фотоаппарат и давно вышедшие из моды летние штаны и рубашки, когда я все куплю там, на месте? Уверяю тебя, в Австралии все стоит в два раза дешевле, чем здесь. Да и качество получше. Не турецкое, во всяком случае…
— Хм, по-моему, Глеб прав, — выразил свое мнение генерал Тимонин, которому вспомнились молодые годы, когда он с легкостью снимался с места с одним только фибровым чемоданчиком в руках и готов был следовать с ним в любую точку страну — куда Родина пошлет. — Незачем занимать себе руки лишней поклажей. Бритва, зубная щетка, пара смен белья, одежда на первое время — всего этого вполне достаточно. Это ты у нас, мама, — обратился он к Аделаиде Ивановне, — всегда тащишь с собой целый контейнер — даже когда выезжаешь на дачу…
— А ты, — сварливо начала «мама», — везешь с собой спиннинг, тридцать сортов блесен, резиновые сапоги под горло и…
— Погодите, — перебил их Глебушка, направляясь к небольшой живописной группе, которая только что вошла в зал. — Вот они, мои друзья, с которыми мы летим вместе.
Генерал Тимонин и Аделаида Ивановна прекратили привычный спор и, как по команде, уставились на людей, к которым подошел их отпрыск.
Их было много — шесть человек — и некоторые из них — в отличие от одетого «с иголочки» Глебушки, выглядели несколько экстравагантно. Особенно поразили семейную чету основательно поддатый здоровенный мужик в дешевой китайской куртке, надетой прямо на синюю майку с большим вырезом на груди, и довольно-таки вульгарная дама, которая сильно нервничала и время от времени что-то потягивала из плоской металлической фляжки. И майку, и фляжку генерал-майор Тимонин признал сразу: эти вещи были непременной принадлежностью армейского быта. У него самого имелись такие же сувениры, напоминавшие о гарнизонной лейтенантской жизни.
Впрочем, среди этой шестерки были и знакомые лица. В частности, генерал и генеральша мгновенно узнали красавца Игоря Кортнева, которого видели пару раз у себя дома, когда Глебушка устраивал вечеринки. Они знали, что Игорь тоже торговал в Измайловском парке, но потом обстоятельства его жизни волшебным образом переменились, и он стал, благодаря женитьбе на богачке, вице-президентом компании и вообще известным в столице человеком, которого не раз показывали по телевизору. Его безукоризненный костюм и английское, верблюжьей шерсти, пальто в полной мере соответствовали образу преуспевающего джентльмена, но здоровенный кровоподтек на скуле несколько портил облик безупречного господина.
Сергея Штерна чета Тимониных знала отлично и очень его недолюбливала. По их мнению, именно под влиянием Сергея Глебушка ушел из семьи и зажил жизнью «рыночной богемы» — так, во всяком случае, именовала эту социальную прослойку Аделаида Ивановна. Сергей выглядел обыкновенно — даже улетая в Австралию, он не озаботился сменить «прикид» и был одет все в тот же обшитый кожей берет, куртку «пилот» и джинсы. Подруга Штерна Лола тоже была знакома Аделаиде Ивановне: как-то раз, когда она заявилась на рынок, желая полюбопытствовать, чем занимается ее мальчик, она застала эту женщину в
