компании сына. Лола вела с Глебушкой разговоры, от которых у Аделаиды Ивановны чуть не сделался анафилактический шок. В частности, эта самая Лола употребляла непечатные выражения, что — по мнению мамы Аделаиды — являлось крайней степенью морального падения женщины.
В этой чрезвычайно пестрой компании имелась еще одна девушка. Хрупкая платиновая блондинка с удлиненными, как у древней египтянки или русалки, светлыми глазами, единственная из всех сохраняла на лице печальное и даже, если так можно выразиться, похоронное выражение. Одета она была средне — в потертую дубленку и в итальянские сапоги со стоптанными высокими каблуками. При виде этой девушки у Аделаиды Ивановны сжалось сердце: она вдруг вспомнила, что точно так же убивалась сама, когда ее разлюбезный Мишенька Тимонин — тогда капитан — садился в эшелон, чтобы отправиться на усмирение непокорной Чехословакии в 1968 году. Признаться, она бы не возражала против такой невестки, но, понаблюдав за компанией, пришла к выводу, что печальный взгляд красотки предназначается — увы — не Глебу, а скорее всего — роскошному Игорю Кортневу. Между тем Кортнев, подхватив Глебушку под руку, принялся расхаживать с ним по залу, что-то горячо ему объясняя.
Девушка, смерив взглядом Игоря, который не обращал на нее никакого внимания, сказала несколько слов вульгарного вида женщине с фляжкой и мужчине, одетому в куртку чуть ли не на голое тело, и двинулась к выходу. Как и следовало ожидать, в Австралию из этой пестрой компании летели далеко не все. Потоптавшись на месте и пару раз оглянувшись, к выходу вслед за платиновой русалкой зарысил мужчина в куртке, надетой прямо на майку. Следом за ними двинулась и женщина в дешевом кожаном корейском пальто.
Пора было проходить таможенный контроль.
Генерал-майор Тимонин при всех регалиях проследовал в сопровождении супруги вместе с сыном, Игорем Кортневым, Сергеем Штерном и Лолой Назаровой в сторону турникетов. Генерал шутил с таможенниками, говорил, что его сын везёт с собой на одну бутылку водки больше, чем это разрешено правилами, и вообще производил чрезвычайно приятное впечатление.
«Не хватало еще, — думала Аделаида Ивановна, — чтобы Глебушку с приятелями в самый последний момент прихватили за какую-нибудь ерунду. Пусть уж Мишаня постарается, посверкает генеральскими звездами — хуже, во всяком случае, не будет».
Аделаида Ивановна была права: появление генерала самым благотворным образом сказалось на поведении таможенников. Те улыбались генеральским шуткам, хмыкали по поводу лишней бутылки водки и пропустили Глебушку вместе с друзьями через турникет за каких-нибудь пять минут. Когда, казалось бы, дело было уже на мази, Игорь Кортнев неожиданно произнес:
— А знаете, братцы,
Кортнев развернулся на каблуках и вернулся назад — на территорию России. Признаться, никто его не задерживал — не было времени — самолет — «Бо-инг-747» — должен был подняться через четверть часа.
Последнее, что Аделаида Ивановна успела крикнуть сыну через турникет, было:
— Кротенок! Ты захватил цинковую мазь для своих прыщиков?
Она, конечно же, не думала в этот момент об Игоре Кортневе.
Валечка, пьяный в стельку Борис и Маринка Летова сидели в своем «москвиче», не имея представления, кто поведет тачку домой. Женщины машину водить не умели, а Борис Дремов находился в таком состоянии, что не только машиной, но и телегой с лошадью вряд ли смог бы управлять.
— А все-таки сука твой Кортнев, — сказала Валечка, делая очередной глоток из стальной фляжки Бориса. — Улетел, гнида, и слова тебе не сказал. Мог бы поцеловать по крайней мере.
— Броня крепка и танки наши быстры — и наши люди доблестью полны! — неожиданно затянул Борис, который забыл на лестничной клетке свою рубашку и пиджак, после того как его напоили люди Черкасова. Теперь он представлял собой образчик пьяного до пробуждения патриотических чувств российского гражданина, желавшего любой ценой дать душе разгуляться.
— Молчи, женщина! — вскричал он, поворачиваясь к Валентине. — Попрощалась с ним Маринка — и ладно! Нового себе найдет. Сама же постоянно про новых мужиков толкуешь! Вот и она себе нового найдет — не такую, блин, скотину!
— Скотину? Это он наверняка про меня ляпнул, — сказал Игорь Кортнев, усаживаясь в древний «москвич» на водительское место и включая зажигание. — Но и я не так прост, — обратился сразу ко всему экипажу Кортнев. — Вы, наверное, думали, что это я фальшивые «грины» кропал — так ведь? Да ничего подобного. Слишком хорошо знал меня Штерн — и, между прочим, всегда считал за честного человека, — чтобы довериться в таком деле.
— Скажи, Игорек, а в Австралию ты тоже не собирался драпануть? — спросила Маринка Летова, когда машина Бориса выехала со стоянки аэропорта и покатила в сторону города.
— Была такая мыслишка, каюсь, — сказал Кортнев, выворачивая руль. — Я-то одного хотел: поработать, попечатать в свое удовольствие на офортном станке. Выставиться где-нибудь. А Шилова мне этого не давала — вечно скандалы устраивала. А вот в Австралии…
— Да уж, этот континент входил в твои планы, — произнесла с улыбкой Марина. — Мне кажется, уехав туда, ты хотел отомстить своей супруге — и копил для этого денежки.
— Интересно, а куда Штерн свой печатный станочек дел? — вдруг совершенно трезвым голосом поинтересовался Борис, поворачиваясь к Кортневу.
Игорь хмыкнул:
— «Куда дел, куда дел?» Вам что, хочется его дело продолжить? Не советую. У вас ни умения, ни связей его нет — сразу попадетесь. Впрочем, станочек скорее всего накрылся. Закопал его Сережа где- нибудь в лесу, неподалеку от дачи своего отца в Перхушкове.
Диана Шилова по обыкновению стояла у окна, чуть раздвинув дорогие бежевые шторы. Ждала, когда приедет Серебряков и привезет Штерна с Лолой. С Игорем Кортиевым она давно уже мысленно распрощалась. Легко или трудно далось ей это решение — было уж дело десятое. Главное, оно было принято, и теперь Диана Павловна жила настоящим. На помощь Серебрякову она отправила два больших джипа «Черокки», набитых хорошо вооруженными охранниками. Диана Павловна прошлась по кабинету, посидела за столом, а когда, по ее подсчетам, Серебряков уже должен был вот-вот появиться, снова прошла к окну. Раздвинув шторы, она увидела, как что-то крохотным лучиком сверкнуло на крыше дома напротив — будто какой-то человек хотел с помощью зеркальца пустить ей в глаза солнечный зайчик. Это чрезвычайно раздражило Шилову, и она уже хотела позвонить Зинаиде и потребовать от нее, чтобы та выяснила, что творится на крыше дома напротив, но не успела… Что-то дзенькнуло, пролетело сквозь толстое тонированное стекло и вонзилось ей прямо в лоб, разворотив череп. Последнее, что успела подумать Шилова, прежде чем ее накрыла темнота, было — «Зачем я отослала от себя Серебрякова… Он бы этого не допустил…»
Вечером того же дня Маринка, войдя в свою комнату с подносом, уставленным тарелками с вкусной едой, заметила, что Игорек буквально прилип к экрану ее допотопного телевизора. По шестому каналу показывали «Дорожный патруль».
— Сегодня утром состоялась перестрелка между двумя преступными группировками на улице Хулиана Гримау. В результате погибли известный авторитет Черкасов, именовавшийся в блатном мире Быком, и несколько боевиков, опознание личностей которых отложено. По-видимому, это была очередная разборка между «авторитетами» из-за сфер влияния в деловом мире нашего города.
Кортнев приобнял Маришку за бёдра и усадил её рядом с собой на узкий девичий диванчик.
Девушка поставила поднос на тумбочку и с не меньшим интересом впилась глазами в экран телевизора, поскольку передача продолжалась.
Когда зрителям было продемонстрировано пробитое пулей окно офиса Шиловой, голос диктора, довольно, впрочем, равнодушно, сообщил следующее:
— Диана Павловна Шилова, президент концерна «Троя», была застрелена сегодня днем в своем
