так, если это необходимо, только обидно очень; вертишься как белка в колесе, кусаешь себя за хвост, опоясываясь вокруг земного шара — работа-дом-похороны, работа-дом-похороны, гостей этих уже видеть не могу, они и уходить перестали, не тратят на это время, часами сидят рядом на ветвях и вертят лысыми головами.
Отец на вечеринке подсаживается к другу семьи, адвокату, и говорит: слушай, ну ты в курсе, да?.. какого черта, слушай. Мы же обычная семья, мы ничего такого не делали вовсе; я уже и в министерство писал, мне проверили всю карму и говорят, что это не в их компетенции; но так же нельзя, мы должны получить какое-то возмещение; помоги по дружбе, выясни, чего там и как, а? ты ведь помнишь, мы всегда приглашали тебя на поминки.
Ангелы говорят: там наверняка что-то напутали сверху, не идти же специально выяснять, мы снова будем выглядеть идиотами; боже мой, ну давайте создадим ему условия, давайте все вообще поменяем, жалко же парня, ерунда какая-то выходит действительно.
И они меняют действительно почти все, и засыпают все вокруг манной небесной, что твоим ДДТ, но он рождается, и все снова катится вверх тормашками, и они, дождавшись, когда Бен Бакстер родится снова, спрашивают его: чувак, что с тобой? ты уже всех достал, понимаешь?
Бен Бакстер говорит: мне скучно, мне смертельно скучно.
Ангелы говорят: так мы тебя развеселим, придурок; и совещаются некоторое время, и думают, не смотаться ли все же наверх, но все почему-то вытягивают длинную спичку, и они решают применить интенсивную терапию, и соскребают отовсюду уже чуточку использованную манну небесную, чтобы отправить ее в Центральную Африку, и устраивают ему вместо этого одну за другой революции, войну, исламский фундаментализм и легализацию марихуаны, уповая на действенный эффект электрошока.
Бен Бакстер не хочет идти на войну, и его вешают за мародерство, Бен Бакстер присоединяется к революции, и его тут же ведут на гильотину; Иегуди бен Бакстера придавливает фундаментом непрочно построенного дома, а легализация марихуаны ему определенно нравится, и он незамедлительно умирает от смеха, и говорит: дайте еще немного этой замечательной анестезии, добрые ангелы, вы не представляете, как меня только что вставило.
Вот дерьмо, говорят добрые ангелы, знаете, парни, теперь уже поздно куда-то идти и задавать вопросы, мы и так тут уже не-пойми-чего наворотили; давайте просто скинемся кредитами добрых дел и устраним этого мудака из всеобщей гармонии мироздания, тем более, что он в нее и не вписывается совершенно; честное слово, заебал уже, откровенно говоря.
И они приходят с пылающими мечами наперевес к колыбели новорожденного Бена Бакстера, и будят его, и, дождавшись, когда он перестанет заходиться плачем, говорят: хватит! ты специально над нами издеваешься, презлым платишь за предобрейшее; довольно смущать умы, мы и так уже догадываемся, чей мятежный дух заставил нас потерять столько времени, но все-таки пусть ты скажешь это сам — кто ты?
Бен Бакстер открывает глаза и говорит: я сын человеческий.
Ольга Лукас
Про давление
Остап Бендер давно заметил, что на каждого человека всю его жизнь давит атмосферный столб, целая куча спрессованного воздуха. На самом деле это не совсем столб, а невидимая обычным зрением нога большого атмосферного слона.
Слонов в атмосфере очень много, и все они давят своими ногами людям на головы. Люди не замечают, потому что привыкли с рождения ощущать макушкой тяжелую слоновью пяту. Кроме того, атмосферные слоны приносят несомненную пользу: они затыкают на голове особое микроскопическое отверстие, через которое может выбраться и улететь в неизвестном направлении человеческая душа.
Если какой-нибудь рассеянный слон слишком долго ковыряется в ухе правой передней ногой, душа из человека, прежде этой ногой придавленная, выбирается на свободу, показывает слону неприличный жест и улетает. Человек тут же падает, приходят врачи и констатируют смерть. Слону же отрубают ногу за безответственное отношение к работе: для того, чтобы ковыряться в ухе каждому слону выдан индивидуальный хобот, ноги же следует использовать по назначению, а не как попало.
Когда какому-нибудь слону-раздолбаю отрубают третью, предпоследнюю ногу, он ревет от страха и пытается удержать равновесие на голове оставшегося в его распоряжении человека. Вот тут-то у человека и начинаются проблемы с давлением, потому что когда туша атмосферного слона распределяется по четырем гражданам, то еще ничего, терпеть можно, но одному нести через жизнь такую тяжесть — это уж извините. К счастью, слоны тоже умирают и у человека, придавленного одноногим слоном, есть надежда поменять седока.
Когда обычные атмосферные слоны умирают, из них выпускают весь воздух и развеивают над океаном. А самых почетных кладут в погребальные лодки и отправляют в космос. Если по небу плывет вереница облаков, это значит, что целая группа почетных слонов отправляется в бесконечный путь неизвестно куда. Можно помахать им вслед хоботом.
Уроки счастья
В одном классе появился новый учитель.
— Я буду вести у вас уроки счастья! — сказал он.
— Ну-ну, — отозвались ученики, нервно покуривая.
— Вот вы, самый наглый ученик, чего хотите от жизни? — не растерялся учитель, тыча пальцем в самого наглого ученика.
— Ну, эта, мотоцикл реальный, байкерский, — сказал самый наглый ученик, — Сейчас ты мне будешь втирать, что это не счастье?
— Вовсе нет, — с великолепной усмешкой сказал учитель, — Твой мотоцикл уже стоит под окном. Вот техпаспорт.
— А Вы волшебник или новый русский? — спросила с первой парты девочка в очках. — И не ворованный ли этот мотоцикл?
— Слишком много вопросов для первого раза, — поморщился учитель, — Называйте меня как хотите. Вот, хотя бы, Иван Петровичем. Или Петром Иванычем. Да, Петром Иванычем, пожалуй, как-то живее. А теперь перейдем к теории счастья. Открывайте тетрадки, записывайте.
Через неделю на уроке счастья присутствовали уже все ученики класса, кроме того, самого наглого, который получил мотоцикл и теперь только и делал, что гонял на нем по городу, и никто его не останавливал, потому что в техпаспорте мотоцикла было написано нечто такое, что очень пагубно действовало на всех без исключения старух и милиционеров. Старух и милиционеров сперва в районе, а потом и во всем городе стало значительно меньше. Народ говорил, что
