это счастье, а ученики говорили: 'Это нашему учителю спасибо!' А другие учителя подозрительно перешептывались на педсоветах: 'Вы заметили, коллеги, они перестали на уроках курить нервно! И все такие веселые! Небось, колются! Усильте бдительность! Ищите в партах шприцы!'
— Ну, а вот вы, например, о чем мечтаете? — спросил учитель счастья у девочки в очках.
— Я мечтаю поступить на юридический факультет, стать дипломированным адвокатом, защищать людей от несправедливости, получить всемирную славу и много денег!
— А, безделица, — махнул рукой учитель, — К чему учиться? Получите, распишитесь. Можете уже приступать к своим обязанностям.
И он выдал ей, вы не поверите, диплом. Причем красный.
— Тогда меня больше ничто не держит в стенах этой школы, — сказала девочка в очках, собрала вещи и ушла, гордо потрясая дипломом.
— А мы с вами продолжим изучать теорию счастья, — сообщил учитель, сел на кафедру, положил ногу на ногу и стал вдохновенно диктовать.
Еще через неделю все были потрясены тем, что тихая скромная Риточка уже выиграла какой-то процесс, защитив простого алкоголика от несправедливых притязаний высокопоставленной чиновницы.
— Есть какие-нибудь пожелания, предпочтения, идеи? — поинтересовался на третьем уроке Петр Иванович (он же Иван Петрович).
— Есть! — сказали с третей парты, — Хотим жить вместе, а закон и правопорядок не велит. Да и попросту негде. У него дома — семеро по лавкам, а у меня папенька шибко строгий.
— Подойдите ко мне, мои Ромео и Джульетта. Вот вам ордер на отдельную квартиру. Живите там себе на здоровье и радость, а если будет приставать закон и порядок, направляйте его к Риточке, не зря я ей в прошлый раз диплом-то выдал. Она уже и этого, хама на мотоцикле, защитить успела. Старушку, кажется, раздавил, вот жалость-то. И трех милиционеров, пытавшихся его остановить.
— Можно мы тогда прямо сейчас пойдем, не дожидаясь конца урока, а? — спросили Ромео и Джульетта, переминаясь от вожделения с ноги на ногу.
— Идите, живите! — махнул рукой учитель, — А мы тем временем продолжим.
С каждым разом на урок приходило все меньше и меньше учеников. Как только чье-то желание исполнялось, учитель ставил в классный журнал итоговую пятерку (девчонки подсмотрели в учительской), таким образом освобождая осчастливленного от дальнейшего посещения занятий.
Школьники, оснащенные всеми достижениями науки и техники, снабженные жильем, а некоторые и работой (двое уже пели из телевизора, одна танцевала в Лебедином озере, четверо снимались в кино, причем снимал их тоже свой, одноклассник) вызывали зависть и острую ненависть в сердцах всех прочих учеников. Тем более, что прочих учеников на уроки счастья категорически не допускали. Были даже зафиксированы попытки побивать счастливчиков, но суровый адвокат Риточка, при помощи всесильных связей в высших юридических сферах, всем обидчикам впаивала такой срок, что от побиваний пришлось отказаться. Иные меры воздействия придумать было трудно, вот и перестали все ученики разом нервно курить на уроках, а только и думали, как бы извести этих, с их счастьем, а учителя забрать себе, посадить в подвал и заставить колдовать по заказу.
На последний урок Петр Иванович (он же Иван Петрович) зашел просто так, для галочки. Вроде бы, все желания уже исполнил, хотя последнее было особенно трудным — сделать из Матрены Степанчиковой фотомодель, не хуже как в телевизоре показывают.
Но вот даже Матрена облагородилась, и закончился учебный год. Хотя, постойте…
— Вы кого-то ждете, или так, в гости зашли? — обратился учитель к последней парте.
— Я пришла на урок, — пискнула последняя парта, — Я всегда тут сидела.
— Ага, значит, еще кто-то остался неосчастливленным. Ну, подходите ближе, давайте знакомиться. Сегодня обойдемся без теории. Только практика. Голая, не поймите превратно, практика.
Последняя парта покраснела и переместилась на первую.
— Аня.
— Иван Петрович. Или Петр Иванович. Как вам, кстати, больше нравится?
— Петр Иванович как-то интеллигентнее.
— Для вас буду Петром Ивановичем, — великодушно разрешил учитель, — Что будем исполнять? Желайте, не стесняйтесь, кроме меня вас никто не слышит.
— Да нет, мне ничего не надо.
— Вас дома бьют? Вы из многодетной семьи? Вас тиранит бабушка-бывший чекист? Ну, желайте, у всех есть какие-то желания. Аня, ну подумайте, может быть, кто-то из ваших родных болен, или беден. Может быть, мы поможем вашей бабушке-бывшему чекисту забыть о ее кровавом прошлом?
— Ничего подобного. Я живу в очень счастливой, обеспеченной семье. А бабушка моя сейчас в Германии на курсах повышения квалификации.
— Удивительно. Впервые вижу девушку с таким низким порогом воображения. Ну вспомните, о чем мечтали ваши подруги! Хотите вести ток-шоу? У меня есть одна вакансия — для своих берег, но могу пожертвовать.
— Все, чего мне хотелось, у меня есть. Единственное, о чем я могу мечтать — видеть Вас, Петр Иванович, почаще.
Петр Иванович сел мимо кафедры и по привычке закинул ногу на ногу.
— Ох ты ж! — сказал он, потирая ушибленный тыл, — Только не говорите этого, того, что Вы хотите сказать. Я подлец. У меня три жены. Брошенных. Все с детьми. Я сожительствую с танцовщиком мужского стриптиза. Он негр. Огромный, черный, страшный. Ручищи вот такие вот! Я наркоман. Я болен, ужасно болен. Жить мне осталось немного. Я заражу Вас дурными болезнями, всеми, какие только есть на свете. А потом брошу! Что еще… Я… э…
— Мне ничего такого от Вас не нужно, — пролепетала Аня, — Я Вас просто люблю. Бескорыстно. И это счастье.
Петр Иванович заметно скукожился, почернел. На голове проступили рожки, заостренный скорпионий хвостик принялся хлестать его по бокам. А в открытое, по случаю лета, жары и последнего урока окно влетел красивый белый ангел и дал Петру Ивановичу щелбана.
— А спорим, что в газете 'Красное Забубенье' есть хотя бы один честный журналист! — произнес ангел мелодично и нежно.
— Опять на щелбан? — подорвался Петр Иванович.
— Да, пожалуй, — согласился ангел.
— А как же я? — опомнилась Аня.
— А вам я сейчас выпишу пропуск, — засуетился ангел, Вот, не потеряйте. После смерти предъявите на таможне в чистилище, Вас пропустят наверх. Правда этого,
