Был случай, что в одной из дворцовых зал выпал снег. Придворные сперва не смогли открыть размокшую дверь, а когда силами всего Кабинета Министров хорошенько на неё поднажали, ввалились в заснеженный зал и застыли от изумления. Но холод вскоре пробрал до костей. Они решили спешно покинуть помещение и обсудить происшествие при закрытых дверях, чтобы не выстудить других дворцовых покоев, да и согреться. Затопили камин, прихлёбывали глинтвейн, любезничали с фрейлинами. Понемногу волнения чувств улеглись, тревоги развеялись, страхи показались ничтожными.
Тут появился король. Ему доложили, он задумался, потом объявил, что сам расследует это происшествие, но прежде совершит несколько туров вальса с каждой из дам. Чтобы не хлопотать с оркестром, было решено обойтись расчёсками и гребнями, если конечно милые дамы будут столь любезны. Никто не противился и даже напротив, все нашли затею довольно милой и вскоре король уже носился вихрем по залу, кружа то одну, то другую из прехорошеньких с распущенными волосами, а придворные, став полукругом, весьма искусно играли на гребешках, приложив к ним полоску папиросной бумаги.
Все так увлеклись, что и не заметили как стемнело. Король совершил последний круг по залу и объявил, что танцы окончились, пусть зажигают свечи и накрывают на стол, а он просит показать ему тот самый заснеженный зал, поскольку разгорячён танцем и было бы в самый раз остудить пыл, чтобы спокойно отужинать; а после он объявит о неких важных переменах в жизни всего государства.
Недоразумение разрешилось довольно просто: крыша требовала безотлагательного ремонта, хотя бы в виду полного ее отсутствия. Но король решил, пусть все остаётся, как есть. Летом здесь можно устроить сад, а пока это будет зал зимних забав. Стол к тому времени был уже накрыт и все отправились ужинать, по пути перешёптываясь о том, какие же всё-таки грядут перемены, и нет ли тут связи со столь неожиданной сменой сезонов.
Однажды Король после государственных забот и тревог трамваем подъезжал ко дворцу и, засмотревшись в окно на положение дел в стране, проехал свою остановку. Трамвай остановился напротив ворот какой-то фабрики. Король вышел и, приблизившись к проходной, прочёл на табличке: 'Фабрика Бумажных Цветов 16-Т'.
Навстречу ему вышли двое рабочих в широкополых шляпах украшенных разноцветными бумажными плюмажами, и закурили. Король, желая послушать о чём говорят простые труженики, достал папиросы и пристроился неподалёку, будто бы изучая объявления о найме.
Один из рабочих сетовал: дескать, ему уже надоело плести эти бумажные венки, и он бы с радостью устроился садовником, выращивал бы гладиолусы и гиацинты, а зимою работал бы в оранжерее. Всё его детство прошло среди живых цветов, поскольку дядюшка был садовником, и каждое лето он помогал ухаживать за садом. Он до сих пор прекрасно помнит пение дядюшкиных канареек, его манеру выколачивать трубку о небольшой пенёк эвкалипта, когда-то выросшего посреди веранды и спиленного практически в слезах: дожди в то лето не стихали, а эвкалипт грозил пробить крышу… А вот нынче живые цветы не в почёте, они так быстро вянут, не то что искусственные!
Товарищ рабочего был вполне с ним согласен и добавил, что как бы ни была обманчива вечность фальшивых растений, а ничто не заменит впечатления от живого цветка. Словно семя, попав внутрь созерцателя, оно прорастает и цветёт там. Да, ответил ему мечтающий стать садовником рабочий, только у живого цветка есть аромат, а у впечатления — радость, и нужно лишь немного терпения, чтобы семя дало всходы и расцвело, но кто же сейчас согласится ждать, тем более, ни разу не испытав чувства цветения.
Король докурил свою папиросу и, переполненный услышанным, поспешил ко дворцу, чтобы сделать соответствующие распоряжения. Во-первых, все бумажные цветы собрать и отдать истопникам, строго-настрого наказав их сжечь, с тем, чтобы более никогда, ни единого бумажного цветка, нигде, в общем — понятно. Во-вторых, сады, клумбы, оранжереи — обязательно и повсеместно, а также вазы для срезанных цветов: по три на комнату и по тридцать три на зал. В-третьих, бутоньерки: у кавалеров в петлицах, у дам — где пожелают. В-четвёртых, вот это вот таинственное чувство цветения: подготовить преподавателей, создать учебники, ввести школьный предмет, назначить учёные степени. В-пятых, фестивали, конкурсы, состязания цветоводов; определить необходимое число призов и наград.
Король не заметил, как прошёл мимо дворца — не меньше, чем трамвайную остановку — и остановился лишь услышав уличных музыкантов, которые пели его любимую песню про город Истанбул, турецкую столицу. Это он сейчас Истанбул, а раньше это был город Константинополь и если ты, скажем назначил своей девушке свидание в Константинополе, то и думать забудь её в этом городе встретить, и такое обстоятельство разве лишь одним только туркам и на руку. Istanbul var, Konstantinopol yok, говоря по-турецки и по такой схеме: Konstantinopol — Stinopol — Stinpol — Istanbul, размышлял король, расхаживая перед музыкантами туда-сюда и помахивая своей тросточкой, которая была в общем-то дудочкой, но годилась и для того, чтобы опираться на неё во время ходьбы, или вот так помахивать в воздухе, прохаживаясь под звуки любимой песенки. Ещё кстати припомнилась королю и другая песенка, про то, как некто со своим другом Алёшей попал, было дело, в Турцию, где они чистили туркам карманы. Те, наконец, пожаловались своему шаху, а шах им отвечал, мол, запирайте турки вы карманы на висячие замки. Воровская, что и говорить, песня, а король не очень жаловал подобный жанр в современном исполнении, но старинные песни, вроде этой, подкупали своим простодушием, да и про Турцию как то приходилось к слову…
Тут королевский взгляд упал на корзину бумажных цветов; стоявшая перед ним торговка затрещала: 'Цветочки, цветы бумажные, вечные. Украсят свадьбу, скрасят похороны'.
Король тотчас же вспомнил о своих планах и, решив начать выполнение их немедля, купил у торговки всю корзину и понёс её подальше от людских глаз, чтобы сжечь. Он выбрал для этой цели задворки магазина 'Царство прохладительных вод' и достал свою зажигалку. Как на грех, в ней закончился газ, и король, бесплодно почиркав колёсиком и попутно полюбовавшись фонтанчиком искр, отбросил её в сторону. Он пошарил вкруг себя взглядом и заметил пробегавший мимо спичечный коробок на тонюсеньких ножках, который, видать, удирал что есть ног от своего курильщика.
Король вежливо попросил беглеца помочь в добром деле, сжечь всю эту дрянь. Коробок счёл за честь выполнить высочайшую просьбу, а заодно пожаловался повелителю на неопрятность своего бывшего владельца, обмочившего брюки и чуть не приведшего в негодность все спички. Король пообещал издать соответствующее распоряжение о приличествующей всем подданным аккуратности. Взыграло пламя, вскоре искусственные цветы превратились в пепел. Так было положено достойное начало реформ.
За ужином король был оживлён, ел охотно и пил в меру, иногда принимал вид загадочный и многообещающий. Обратил внимание на отсутствие эстрагона, но едва повар заторопился на кухню, остановил его словами: 'Эй, стой, я уже не хочу, просто решил поделиться наблюдениями, а сейчас лучше буду свистеть в ключ на луну полный джаз, и если вы уже тоже отужинали, то можете стучать ножом или вилкой о край тарелки в затакт. В нужный момент я прекращу своё соло, его перехватите вы, Министр Чердаков и Мансард, на, скажем… вот этом свистке от чайника, а остальные пусть продолжают стучать, понемногу снижая темп, до тех пор, пока я не подниму над головой бумажный цветок, чтобы затем объявить свою волю'.
Дело пошло. Мелодия была всем известна настолько хорошо и была так всем по душе, что некоторые из придворных едва удерживались, чтобы не вплести в неё какой-нибудь свой оборот, но, помня королевский приказ, лишь вытягивали трубочкой губы и вращали глазами, выдерживая указанные темп и ритм. Наконец король отнял ключ от губ и уже Министр повёл тему, а король только вскрикивал в такт, как заправский джазмен, настолько ловко выходило у Министра, и
