мелькало отражение свечки, и живо вообразила себе Кащея Бессмертного. Это маленький, тощенький, но необыкновенно юркий и подвижной старикашка, лет шестидесяти пяти на вид, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами. Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство. Никто лучше его не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за ногу, забраться в ледник или украсть у мужика курицу. Ему уж не раз отбивали задние ноги, раза два его вешали, каждую неделю пороли до полусмерти, но он всегда оживал.
Василиса вздохнула, умакнула перо и продолжала писать:
'А вчерась мне была выволочка. Ванька выволок меня за волосья на двор и отчесал шпандырем за то, что цветы по ковру выткала красные заместо розовых. Не любит он меня, Кащеюшка. Какая там любовь, если увидел меня только перед свадьбой, а у него уже Парашка боярская была! Это все старый царь-батюшка ему велел жениться, а Ванька назло стрелу в болото послал, а царь у нас с придурью, все одно сказал, женись. А зачем я ему нужна, когда у него своя Парашка. А давеча Ванька велел для царя пирог испечь с яблоками, а я испекла с капустой, а он стал этим пирогом мне в харю тыкать. И кожу мою лягушечью, твой подарок памятный, в печке спалил.'
'Приезжай, милый Кащеюшка, — продолжала Василиса, — Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня, сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, все плачу. А старших царевичей жены надо мной надсмехаются, говорят, что я зеленая и рот большой. А сами дуры набитые, и рожи у нех рябые. А что я скажу, мой Ванька младший сын, а у этой муж наследный принц. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой… Забери меня отседа, я тебе последней служанкой буду, девкой половой, а только сил моих нет уже. А еще передай привет бабке моей, и чтоб у нее нога не болела. Остаюсь твоя Василиса, милый Кащеюшка, приезжай'.
Василиса свернула вчетверо исписанный лист и вложила его в конверт, купленный накануне за копейку… Подумав немного, она умакнула перо и написала адрес: Тридевятое царство, Тридесятое государство.
Потом почесалась, подумала и прибавила: 'Кащею Бессмертному'. Довольная тем, что не помешали писать, она надела шапку и, не набрасывая на себя шубейки, прямо в рубахе выбежала на улицу…
Сказка о многих китайских знаниях
В одной китайской провинции, на вершине горы жил ученый отшельник, посвятивший свою жизнь врачеванию. Со всех сторон к нему приходили страждущие, и отшельник их лечил как мог, а вернее, как позволял ему тогдашний уровень развития китайской медицины. Посредственно лечил. Одного вылечит, другого угробит. Обидно это стало китайскому отшельнику. Взял он свой посох, взял мисочку риса (куда же без нее!) и пошел искать тайный китайский монастырь, чтобы тамошние китайские монахи как-то повысили его уровень врачевания.
Как ни странно, но однажды он набрел на этот совершенно тайный китайский монастырь. И тамошний главный настоятель, выслушав отшельника, сказал ему: 'О пытливый китаец! Мы не можем обучить тебя ничему в нашем китайском монастыре, потому что это очень секретный, совершенно закрытый монастырь. Но если ты прослужишь у нас простым водоносом всего десять лет и два месяца, то в награду за прилежание получишь удивительную способность проникать взглядом в самую суть вещей. Это должно помочь тебе при диагностике болезней.'
Китайский Отшельник с радостью согласился, и всего через 10 лет и 2 месяца вышел из ворот монастыря, озирая окрестности глазами, более зоркими, чем у орла, ибо они видели не только крошечную муху на расстоянии трех полетов стрелы, но и истинную суть этой мухи (не время и не место сейчас рассказывать о ней).
И своим новым зрением он узрел вдали другой тайный китайский храм. И всего через неделю уже стучал в его ворота.
А еще через 10 лет и 2 месяца вышел оттуда, наделенный небывалым интеллектом — что тоже должно было помочь ему для назначения нужного, безошибочного курса лечения. Привычно оглядев горизонт орлиным оком, китайский отшельник пошел к третьему храму, видневшемуся вдалеке.
И так он обошел целых 7 храмов — все, что были на тот момент в Китае, и приобрел 6 новых способностей (он бы и 7 приобрел, но 4-й храм, к сожалению, был заброшен, и оттуда китайский отшельник смог вынести только спрятаные сокровища, а не знания).
Из третьего храма китайский отшельник сумел выйти всего через 8 месяцев — обладая могучим разумом, он без труда сторговался с настоятелем. И приобрел за это время нечеловеческую силу и ловкость. Из пятого он уже не вышел, а вылетел — отслужив положенный срок, сумел вытребовать впридачу к неуязвимости для ядов и инфекций способность летать. В шестом храме его научили произвольно менять свой размер и внешний вид — ведь это все частности, главное — душа. А в седьмом он пробыл целых 19 лет вместо 10-ти — то невыразимое словами учение, которое он приобрел там, котировалось слишком высоко. Правда, неизвестно, что именно это было и как оно могло помочь китайскому отшельнику в его врачевании.
На прощание настоятель седьмого монастыря сказал отшельнику: 'Теперь ты обладаешь достаточной силой и способностями, чтобы принести избавление от любых болезней. Лети к себе на гору и жди. Страждущие сами к тебе придут.'
И китайский отшельник, преображенный посещением семи китайских храмов, полетел на свою гору и стал ждать.
Ждал он недолго. Не прошло и трех суток, как посланное китайским Императором войско напало на него и забило до смерти. После чего ученые лекари извлекли из груди отшельника его сердце, выкололи всевидящие глаза и достали великомудрый мозг. А также собрали до капли всю кровь, и перемололи в мелкий порошок кости, и даже внутренности сохранили и бережно доставили в столицу. Ибо нет ничего на свете более целительного, чем должным образом обработанная плоть дракона.
Иван и лягушка
Идет по болоту Иванушка, ищет свою стрелу каленую. Смотрит — да вот она, в кочку воткнулась. А рядом, естественно, лягушка сидит и смотрит на него оценивающе.
Иванушка обрадовался, хвать ее — и целоваться лезет. А лягушка вдруг как завопит человеческим голосом: 'Помогите! Зоофилы!' Вырвалась и ускакала.
Иванушка ей: 'Погоди, куда же ты? Давай хоть поговорим!'
Лягушка голову из промоины высунула, посмотрела подозрительно:
— Ну говори. А я тут посижу.
— Лягушка, — говорит Иван, — ты не подумай чего плохого. Я ведь с серьезными намерениями!
— Да уж куда серьезнее… — проворчала Лягушка.
— Да нет, ты не поняла! Я жениться хочу.
— А я тут при чем?
— А ты должна стать моей женой!
