Мне вообще повезло, что он там оказался. Эти шуты гороховые, Мелифаро с Нумминорихом, до вечера могли бы водить меня за нос. Ради такого удовольствия можно и интересами дела пренебречь, знаю я их позицию. Студенты-первокурсники из Королевского Университета по сравнению с ними — рассудительные пожилые люди. Это, конечно, очень мило, но иногда, мягко говоря, утомляет.
— Ага, значит, коллега, — повторила я. — А сэр Мелифаро сказал: «подозревается в убийстве». Да, теперь я понимаю, что это была шутка. Но в каком месте следовало смеяться?
— Это была не шутка, — терпеливо сказал сэр Шурф. — Этот человек — профессиональный подозреваемый. Ты, как я понимаю, не знакома с туланской системой судопроизводства? Для выпускницы Королевской Высокой Школы ты не слишком эрудированна.
Я очень, очень люблю сэра Шурфа Лонли-Локли. Он мне практически как брат. Или даже больше чем брат. Сэр Шурф безупречен, серьезен и чрезвычайно начитан. И, как следствие, совершенно невыносим. Поэтому желание придушить этого зануду собственными руками посещает меня не меньше дюжины раз на дню. К счастью, придушить его совершенно невозможно — по техническим причинам. Даже снимая свои смертоносные перчатки (прикосновение правой парализует жертву, зато левая быстро и качественно испепеляет кого угодно), он остается одним из самых сильных людей в Соединенном Королевстве. Потому, думаю, и жив до сих пор: желающих избавиться от гнета его эрудиции великое множество, не я одна мучаюсь.
Я тихонько скрипнула зубами и вежливо (ну, не то чтобы действительно вежливо, но все-таки не очень грубо) сказала:
— Я что, похожа на идиотку, у которой в голове каша из чужих слов и мыслей? Неужели ты думаешь, будто я с утра до ночи ходила на все эти дурацкие лекции? Вместо занятий я бегала на свидания, как все нормальные люди. Поэтому, будь любезен, расскажи мне о туланском судопроизводстве. Тебя я согласна слушать целых три минуты. Потом затоскую и выпрыгну в окно, но это, пожалуй, и неплохо.
Шурф укоризненно покачал головой, но тут в нашу беседу вмешался незнакомец.
— Я, пожалуй, сам расскажу, — сказал он. — Еще раз и по порядку. А то перескакиваю с пятого на десятое, самому стыдно, да еще и вас всех, наверное, запутал. Мне нельзя так мало спать. Полчаса в сутки явно недостаточно. Надо хотя бы два.
Мы изумленно переглянулись. Два часа — это, по моим меркам, вообще не сон. И не только по моим. Двух-трех часов отдыха хватает только сэру Кофе Йоху, и именно по этой причине все мы почитали его великим чудотворцем. А этот парень о двух часах сна мечтает как о роскоши. Ну и порядки у них там, в Тулане!
Впрочем, туланские порядки оказались куда более причудливыми, чем я могла вообразить. Хорошо все же тем, кто в юности прогуливает лекции: сколько ни живи, а реальность нет-нет да находит, чем тебя удивить. Даже в такие моменты, когда тебе это даром не нужно.
— Меня зовут Трикки Лай, — представился незнакомец. — Как вы уже знаете, я приехал из Тулана. Сюда пришел, поскольку понял, что без вашей помощи не справлюсь со своей задачей. То есть, может быть, исправлюсь, но нескоро. Тут хотя бы год надо прожить, чтобы разобраться, что к чему.
— Но все-таки кто вы? Подозреваемый или сыщик? — спросила я. — Хотелось бы все же какой-то определенности.
— И то, и другое. Как уже сказал ваш коллега, я — профессиональный подозреваемый. Для того чтобы разобраться с моей профессией, необходимо иметь хотя бы общие представления о нашей законодательной системе. Меня немного тревожит ваше обещание выпрыгнуть в окно, но, поскольку здесь первый этаж, я, пожалуй, рискну.
— Рискуйте, — мрачно согласилась я.
— У нас в Тулане, — начал он, — есть суды и тюрьмы, но нет ни одной государственной организации, которая занималась бы расследованием преступлений и поиском виновных.
— Хорошенькое дело! Если так, зачем нужны суды и тюрьмы? Кого наказывать-то, когда виноватых не ищут?
— Дайте мне договорить, — почти сердито сказал господин Трикки Лай. — Виноватых ищут, конечно. И ловят, причем весьма успешно. Но не чиновники, а подозреваемые.
Он вроде бы обращался только ко мне, но мои коллеги слушали затаив дыхание. Видимо, все в свое время умудрились прогулять лекции, посвященные особенностям туланского законодательства, даже сэр Нумминорих Кута, который, прежде чем поступить на службу в Тайный Сыск, умудрился побывать студентом всех высших учебных заведений столицы; еще и несколько провинциальных университетов закончил между делом. Очень уж ему нравился процесс.
— Все происходит следующим образом, — говорил туланец. — Когда наши полицейские узнают об очередном загадочном преступлении, они прибывают на место и хватают первого встречного. Просто любого прохожего, который случайно оказался рядом. Если дело происходит не на улице, а, скажем, в доме или другом закрытом помещении, где нет ни одной живой души, подозреваемым будет объявлен ближайший родственник или супруг жертвы — если речь идет об убийстве или нанесении увечий. Если родственников нет, обвинят любого соседа, да и дело с концом…
— Ну, если речь идет всего лишь о нанесении увечий, тогда, наверное, никаких подозреваемых не надо? — перебила его я. — Пострадавший скажет, кто на него напал, и…
— Что скажет пострадавший, это наших полицейских совершенно не интересует. Они с ним и разговаривать не станут, разве что спросят, нужна ли помощь. Их дело — сцапать подозреваемого и отвести его в суд. В зависимости от тяжести и сложности преступления, суд определит срок, в течение которого подозреваемый обязан оправдаться, то есть найти и поймать настоящего преступника и более-менее убедительно доказать на очередном суде его виновность. Подозреваемому в убийстве обычно дают много времени на поиски: полгода или даже год. Если же речь идет, скажем, о карманной краже, больше полудюжины дней не допросишься. Кроме того, суд определяет сумму, которая будет выдана подозреваемому на связанные со следствием расходы. Скупиться, в общем, не принято: государство и без того неплохо экономит на жалованье тысяч бездельников… Если подозреваемый не сумеет найти преступника, накажут его самого, по всей строгости закона. Впрочем, когда дело совсем плохо, можно просто быстренько собраться и уехать из Тулана: пока срок, отпущенный на оправдание, не истек, никто не имеет права помешать вашему передвижению. Некоторым приходится удирать — если, скажем, речь идет об убийстве. Добровольное изгнание — не сахар, но все лучше, чем девяносто лет каторжных работ…
Мелифаро толкнул меня локтем в бок.
— Здорово, да? Какая, должно быть, у людей жизнь интересная!
— По мне, так просто чудовищно.
Ситуация, описанная нашим гостем, казалась мне вершиной человеческого идиотизма. Так глупо, что даже смеяться над этим не хочется. Разве только плакать.
— Понимаю ваши чувства, — вежливо сказал туланец. — На первый взгляд действительно кошмар и беззаконие. Но вы не представляете, чем это оборачивается на практике!
— И чем же? Половина населения в изгнании, другая — в тюрьме, и только преступники ходят по улицам с гордо поднятыми головами?
— По моим сведениям — а это отнюдь не парадная официальная статистика, — только одно преступление из дюжины остается нераскрытым, — торжественно объявил он. — Да и это происходит за счет мелких, пустяковых преступлений, где проще заплатить штраф, чем хлопотать.
— Как такое может быть? — изумилась я.
— Ага-а-а-а, то-то же! — хором сказали Мелифаро с Нумминорихом. — Вот и нам интересно!
