самого начала, чтобы в дальнейшем избежать ненужных разочарований.
Но вернемся к моей истории.
— Объясни еще раз, — сказал я, когда дела мои более-менее поправились. — Я все-таки не понимаю, каков твой настоящий интерес? Ну, выучишь ты меня всему, что умеешь, и что дальше? Чего ты от меня потребуешь взамен?
— Только твою жизнь, — он пожал плечами и демонстративно, как мне показалось, зевнул, словно я заставлял его пересказывать азбучные истины. — Постарайся, пожалуйста, не понять меня превратно. Я не попрошу тебя лечь и умереть, когда придет время. Так просто ты не отделаешься. Мне от тебя нужно гораздо больше. В частности, чтобы ты жил, как тебе подобает, а не бродягой беспутным, как сейчас.
— Но это выгодно мне, а не тебе, — заметил я.
— Выгодно? — Чиффа почти удивился. — Прости, я тебя не понял. Как-то не сообразил, что может быть и такая постановка вопроса. Ладно, давай поговорим о выгоде. Если я скажу, что тебе придется взять на себя часть моей работы, это будет удовлетворительный ответ?
— Не думаю. Если хотя бы половина того, что о тебе рассказывают, правда, ты и сам неплохо справляешься.
— Пока справляюсь. Но дел с каждым годом становится все больше, это тоже надо учитывать.
— То есть я должен буду на тебя работать? Нет, так не пойдет. Прислугой я не стану.
— О грешные магистры! — вздохнул Чиффа. — Невозможный ты все-таки человек. Никто не собирается делать из тебя прислугу. Это было бы просто глупо, поскольку ты совершенно не подходишь для такой роли. Работать будешь сам на себя и больше ни на кого. Считай, что мы просто договоримся и поделим заказы. Такая постановка вопроса не кажется тебе оскорбительной?
Я подумал и решил, что, пожалуй, не кажется. У Кеттарийского Охотника была прекрасная репутация. Его боялись, ему завидовали, с ним никто не хотел связываться. Работать с ним уж всяко почетней, чем быть младшим магистром какого-нибудь ордена. Или даже старшим. Да и моя собственная нынешняя участь, как бы я ни пыжился, была куда менее привлекательной.
— Только не вздумай никому рассказывать, что я твой ученик, — наконец решил я. — Я не для того из ордена уходил. В мои годы у кого-то учиться — стыдно.
— Что действительно стыдно, так это не учиться, и годы тут совершенно ни при чем, — туманно сказал Чиффа. — Впрочем, могу дать тебе честное слово, что никогда, ни при каких обстоятельствах не назову тебя учеником. Могу даже время от времени прилюдно называть тебя своим учителем, если это сделает тебя счастливым.
— Нет, это не нужно, — отказался я. — Такая ложь унизительна для нас обоих.
— Договорились. Поскольку скоро рассвет и трава понемногу становится мокрой, предлагаю продолжить беседу у меня дома. Окажи мне честь, сэр Рыбник, будь моим гостем.
— Гостем? — уточнил я. — Не пленником?
— Моим пленником ты уже был, — отмахнулся он. — И нам обоим это не слишком понравилось, так незачем повторять.
— Ты надо мной смеешься?
— Скорее над собой. И над ситуацией в целом. А в тебе нет ничего смешного, к моему величайшему сожалению.
Почему «к сожалению», я так и не понял, но его признание мне понравилось. Быть смешным я совсем не хотел.
— А где твой дом? — спросил я. Просто так спросил, чтобы не молчать. Какая мне разница, что он ответит, если скоро сам все увижу.
— О, вот это хороший вопрос! — обрадовался Чиффа. — Мой дом очень далеко. Бесконечно далеко отсюда. Тем не менее вход всегда где-нибудь рядом, надо только внимательно глядеть по сторонам. Пойдем поищем его вместе. И не смотри на меня так, я просто стараюсь быть честным. Не моя вина, что твои скудные познания в магии не позволяют понять, о чем я толкую. Сейчас сам увидишь — ну, вставай же, пошли!
Соблазн убить этого заносчивого кеттарийского шута был велик неописуемо. Но я подумал, что, во-первых, оговоренные два часа и четыре минуты еще не вышли, а я дал обещание не нападать, пока не истечет время, теперь это — вопрос чести. К тому же Кеттариец так и не научил меня прятаться от мертвецов. Еще недавно эти разумные соображения были бы отметены бурей, в которую я то и дело превращался, но размеренное дыхание сделало свое дело. Вместо того чтобы позволить блаженному бешенству захватить меня целиком, я молча поднялся и последовал за Чиффой.
Мы прошли по узкой кладбищенской аллее и свернули к приземистому строению, распахнутые настежь окна и двери которого уныло поскрипывали на ветру.
— Еще недавно здесь жил сторож, — сказал мой проводник. — Года полтора назад его растерзали мертвецы, воскрешенные, если мне не изменяет память, старшим магистром ордена Решеток и Зеркал Тханну Вайкари. На кой он это сделал, ума не приложу, толку от его покойников не было никакого, они несколько часов зачем-то слонялись по Левобережью, вяло потрошили местных жителей, а потом сами рассыпались в прах. Вот уж воистину великое деяние, достойное легенд… Сторожу, бедняге, не повезло, зато помещение освободилось. Очень может быть, что теперь здесь живу я. Давай-ка проверим.
Я собирался сказать, что худшей шутки в жизни не слышал, но не успел. Чиффа слегка подтолкнул меня в спину — дескать, давай, заходи, хватит топтаться на пороге. Я чуть было не потерял равновесие, сделал шаг, другой и остановился как вкопанный. Это помещение могло быть чем угодно, но только не сторожкой, в которую мы только что вошли.
Ноги мои утопали в драгоценном ворсе желтого кеттарийского ковра. Вокруг один за другим загорались газовые светильники. Обычно их подвешивают или ставят на специальную полку, но эти парили в воздухе, как огромные сияющие насекомые. Стены были такой высоты, что потолок казался чуть ли не небесным сводом; в его центре располагалось небольшое окно, других окон в комнате не было. Не было тут и мебели — вообще ничего, кроме ковров и светильников. Зато имелось множество дверей. Чиффа открыл одну, за ней обнаружилась сравнительно небольшая комната, тоже устланная коврами и обставленная низкими удобными креслами. Несколько светильников тут же влетели в помещение, некоторое время кружили под потолком, потом спустились пониже и засияли еще ярче. Они вели себя не как предметы обстановки, а как сообразительные домашние зверьки. Такого я никогда прежде не видел.
— Ну вот, пришли, — приветливо сказал Чиффа, — а ты мне не верил. Заходи в гостиную, садись куда хочешь, все кресла удобные. Я вот думаю, надо бы тебя сперва покормить, что скажешь?
Я отрицательно помотал головой. Есть мне не хотелось. Зато снова захотелось спать — особенно после того, как я сел в кресло. Тело мое тут же самовольно расслабилось, оно, в отличие от беспокойного разума, чувствовало себя в этом месте как дома.
— Ну и жилье у тебя, — восхищенно сказал я. — Оно невидимое, да? А сторожка — обман для тех, кто ходит мимо?
— Не совсем так. Сторожка — самая настоящая. Просто я сделал ее входом. Почти любую открытую дверь я могу на несколько секунд превратить во вход в мой дом. Это, сам понимаешь, очень удобно… Зря ты, между прочим, от еды отказываешься. На тебе лица нет.
— Сам знаешь, что мне нужна не еда, — огрызнулся я.
— Да, поспать тебе не помешало бы, — легко согласился он.
Вот эта его интонация была много хуже открытого издевательства. Можно подумать, речь шла о сущих пустяках.
— Думаю, я смогу это устроить, — добавил Чиффа. — В смысле, поспишь несколько часов без кошмаров.
