— Извините, что не разделяю ваш энтузиазм, — язвительно сказал я. — Обычно такого рода загадки начинают мне нравиться только после того, как я их разгадал.
— Я знаю, — кивнул Джуффин. — И это одно из ваших величайших достоинств. Бескорыстная любовь к загадкам — роскошь, при нашей с вами профессии совершенно непозволительная. В этом смысле я скверный пример для подражания. Ладно, оставайтесь тут, я скоро вернусь.
«Скоро» — понятие растяжимое, но в тот вечер Джуффину Халли удалось растянуть его почти на полтора часа — серьезное достижение. Так что я успел вдоволь наглядеться на неподвижных детей за окном. Ничего «нечеловеческого» я в них, увы, так и не обнаружил. Разве что дурацкое поведение. С другой стороны, люди порой еще и не такое вытворяют, дети — тем более.
Заскучав, я принялся штудировать отчет сэра Шурфа. Читать его мне было, чего греха таить, не слишком приятно. Документальное свидетельство моей некомпетентности — вот что представлял собой этот подробный список имен и адресов. Потому что моя работа как раз и состоит в том, чтобы все обо всех знать. А я прошляпил не одну, не две — двадцать три смерти за семнадцать дней. Эпидемию, по меткому выражению дотошного Шурфа. И если бы не захворал муж моей подружки Брины, я бы, пожалуй, до сих пор не спохватился. Хорош Мастер Слышащий, нечего сказать.
Впрочем, любую ситуацию следует оценивать объективно, не прислушиваясь к виноватому бормотанию совести. Всегда нужно четко понимать, где ты сам совершил ошибку, а где вмешались обстоятельства, над которыми ты не властен, — это полезно и для душевного равновесия, и, что еще более важно, для дела. Я совершенно точно знал, что в последние семнадцать дней работал точно так же, как все предыдущие годы. Не валялся в постели, манкируя своими обязанностями, не уезжал из города, не рассиживался подолгу в одном и том же месте, не витал в облаках, пропуская мимо ушей чужие разговоры. И призрак отца появился в моей спальне всего два дня назад, даром что мне кажется, будто с тех пор прошла вечность. Так что на Хумху мои промахи тоже не спишешь.
Что ж, следовательно, никаких промахов и не было. Я не слышал пересудов о внезапной кончине двадцати трех горожан только потому, что их никто не вел. Что же это за люди такие удивительные, что об их смерти все молчали как заколдованные? И ладно бы просто никому не рассказывали, но ведь не думали даже — выходит, просто не знали? Похоже на то.
Я еще раз перечитал список, вдумчиво, неторопливо. Первой жертвой стал некий Алаис Кинн. Двести семьдесят шесть лет, отставной сержант Королевской Гвардии, проживал на улице Фонарей. Жена, леди Амита Кинн, детей и других родственников нет, прислуги в доме тоже нет — что ж, выходит, и правда некому было рассказывать в городе об этом несчастье. Ладно, хорошо, предположим. Пошли дальше.
Мина Шлюйис, триста девяносто лет — весьма солидный возраст! — бывшая оперная певица. Ну как же, конечно, помню такую. Однажды, еще в бытность придворным Его Величества, я попал на ее выступление. Крошечная, хрупкая женщина с копной белокурых волос чуть ли не до пят и упоительным голосом. Даже меня, помню, проняло, хотя я не ахти какой любитель оперы. Потом оказалось, я попал на один из ее последних концертов. То ли Мине наскучила артистическая жизнь, то ли просто голос пропал, но она внезапно оставила сцену и тут же вышла замуж, причем не за одного из своих влиятельных поклонников, а за скромного чиновника Канцелярии Забот о Делах Мира; он был младше ее чуть ли не на сотню лет, только-только из Высокой Школы, совсем мальчишка. Это скоропалительное решение, принятое, как я понимаю, по велению сердца, оказалось стратегически верным. Почти все Смутные Времена эта парочка провела в Куманском Халифате, где муженек Мины и его старшие коллеги в неспешном, как заведено у куманцев, темпе налаживали нежную дружбу между Его Величеством Гуригом Седьмым и молодым халифом Цуан Афией, а в свободное от этих занятий время, то есть примерно триста дней в году, проедали казенные денежки в лучших кумонских кабаках. Ничего не скажешь, повезло ребятам. Брак их, судя по всему, оказался счастливым, по крайней мере, крепким, вот и в отчете написано: жила в семнадцатом доме по улице Злобных Замков, вместе с мужем. Сэр Бета Шух, точно, именно так его звали. Отставной младший помощник Начальника Канцелярии Забот о Делах Мира — прямо скажем, не самая блестящая карьера. Взрослые сын, дочь и внуки живут отдельно, их адреса… Кумон, Капутта? Ничего себе. Прижились, значит, в Куманском Халифате, как же я их понимаю! Хорошо, кто там у нас следующий?
Леди Атисса Каларнис, двести двадцать восемь лет, владелица обувной лавки, Тихая улица, муж Брета Каларнис, детей нет… Стоп. Лавка на Тихой улице. Как же, прекрасно помню обоих. Красивая пара. Рыжая, черноглазая женщина и совершенно седой мужчина, загорелый, как пират, с укумбийской серьгой в ухе, а все равно сразу видно, что умник, тихоня и книгочей. С магазинчиком своим носились как с любимой игрушкой, у таких торговцев и деньги оставлять приятно. И все время говорили хором — не перебивали друг друга, а именно хором, одно и то же, одновременно. Смеялись, объясняли: с нами такое вечно случается, слишком долго живем вместе. Вот рыжая-то, выходит, и умерла. Ох, как же жалко ее. Вернее, его. Ну то есть обоих.
Ага, а вот эту леди я точно не знаю. Каора Тёрли, триста один год, улица Маленьких Генералов, пятый дом. Жила с сестрой-близнецом Шаорой, мужа, детей, других родственников нет. Ну да, с близнецами так часто случается, им, если спелись, вообще никто больше не нужен. Бедная леди Шаора, в таком почтенном возрасте потерять сестру-близнеца — суровое испытание. Как сама-то жива осталась? Впрочем, ответ на этот вопрос мне, пожалуй, известен: пришел знахарь, смуглый и зеленоглазый, дал сладкое лекарство… Дырку в небе над этим пройдохой Габой Гро, во что он все-таки вляпался?
Еще один старый знакомый, сэр Брима Кроббис, улица Сизых Туч, пятьсот двадцать два года. Возраст, что и говорить, солидный, но только не для бывшего Младшего Магистра Ордена Семилистника. Все-таки чему-чему, а основам искусства долголетия у нас учили даже послушников. С Бримой вышла совершенно дурацкая история, в духе старинных поэм. Сперва закрутил легкомысленный, ни к чему не обязывающий роман с юной послушницей из Ордена Колючих Ягод, благо лютой вражды между нашими Орденами в ту пору еще не было. Напоил девчонку приворотным зельем, а она в тот же вечер — его, так что влипли оба, к обоюдному, надо понимать, удовольствию. А когда действие отравы закончилось, оказалось, что можно было не хлопотать, не в приворотном зелье тут дело, все гораздо хуже, в смысле, серьезнее. Несколько лет эти двое бегали друг к другу на свидания, пользуясь всякой возможностью, а потом решили махнуть рукой на орденскую карьеру и поженились. «Разрушить свою жизнь» — так это тогда называлось. Поскольку семейный человек не может состоять в магическом братстве, брак был — собственно, и остается по сей день — самым простым и надежным способом вылететь из любого Ордена в считанные минуты; в то же время намерение поступить в Орден всегда считалось достаточно веской причиной для немедленного развода. Я знавал людей, которые заключали фиктивные браки, чтобы беспрепятственно развязаться с Орденом, из которого иначе так просто не выйдешь, но тут был другой случай. И Брима, и его молодая жена весьма неохотно отказались от своих планов и надежд на будущее: настигшая их взаимная страсть казалась обоим скорее несчастьем, чем благословением, чем-то вроде душевной болезни, которая сделала их непригодными для настоящей жизни, но они сочли это велением судьбы, с которой не поспоришь, и решили покориться. Впрочем, несколько лет спустя эти двое наперебой твердили, что все оказалось к лучшему, и вообще производили впечатление очень счастливой пары, а я редко ошибаюсь в таких вещах. А теперь, значит, Брима умер, и его вдова осталась доживать свой век в одиночестве. Не позавидуешь. Ладно, поехали дальше.
Сэр Трайши Брай, отставной профессор литературы, двести двадцать шесть лет. Знакомое имя, только вот откуда? Особняк на улице Гномов — грешные Магистры, а это еще где? Небось в Новом Городе, в Старом-то я каждый миллиметр знаю. И жил он там вдвоем со старшим братом, очевидно, таким же закоренелым холостяком, как сам профессор… Стоп, так это же братья Брай! Ну как же, помню их историю. Когда они осиротели, Трайши был еще младенцем, а старший мальчик, Хайта, только- только начал учиться в Королевской Высокой Школе. Так он год добивался опеки над братом, не соглашался отдавать его родственникам, кажется, даже Королю писал — и получил-таки особое разрешение. Учебу забросил, конечно; его еще в Орден Потаенной Травы звали и, подозреваю, не только туда, мальчик-то был очень способный, — вежливо отказывался. Тогда всем казалось, парень губит свою жизнь; позже, когда началась война Орденов, говорили — что за мудрый выбор, какая сила предвидения! Но, я думаю, ничего
